Пламенные эвкалипты

Вернон собрался с духом.

— Да, Хит. Как я и подозревал, у вашего отца не выдержало сердце.

Хит вздрогнул, потому как и в самом деле ожидал, что Вернон сумеет выискать что-нибудь подозрительное.

— Вы уверены, что только это его и погубило?

— Одного этого уже было довольно. И если это вас утешит, скончался он довольно быстро.

То была правда, но тяжкий груз вины нестерпимо давил на Вернона.

Уинстон остановился в дверях на кухню, чтобы принять у экономки чайник со свежезаваренным чаем и подать его к столу. Он слышал, что сказал Вернон, и они с доктором обменялись многозначительными взглядами.

— Я долго не задержусь, Уинстон, — сказал Вернон, когда дворецкий собрался было налить чаю и ему.

Хит отодвинул стул и, покачиваясь, встал.

— Я был уверен, что та девка, что спала с отцом, так или иначе причастна к его внезапной смерти. Может, она и дала ему что-нибудь такое, что вызвало у него сердечный приступ?

— Нет, Хит, — возразил Вернон, подумав, что, вероятно, он же сам это и сделал.

Ему отчаянно хотелось бежать из Холла, пока чувство вины, возобладав в нем, не вынудило его открыть всю правду.

Хит опустился обратно на стул.

— Я сказал Сэмюэлу Макдугалу, что вы навестите его сегодня, чтобы уладить все с похоронами. На такой жаре нельзя долго держать тело.

Хит кивнул.

— Я заеду к нему… по дороге в Берру нынче же утром, — рассеянно проговорил он. Потому что уже лихорадочно соображал, как теперь быть с Эбби.

Вернон вышел из столовой в сопровождении Уинстона. В передней они снова переглянулись.

— Позвольте полюбопытствовать, неужели хозяин действительно умер от того снадобья? — спросил Уинстон мягким тоном, в котором не было ни намека на обвинение. — Можете быть спокойны, я буду нем как рыба.

— Думаю, он переусердствовал с дозой, это и вызвало аневризму, — сочувственно ответил Вернон. — А ведь я предупреждал его, что это не игрушки, да только он и слышать ничего не хотел.

Уинстон легко мог себе представить, сколь глубоко переживал Вернон свою вину.

— Это не ваша оплошность, — сказал он. Несмотря на преданность Эбенезеру, он знал все его слабости. — Хозяин всегда делал то, что хотел. Не слушал ничьих советов, хотя ему желали только добра.

— А не заметили, Уинстон, может, он принимал еще какие-нибудь лекарства, от другого врача? Дело в том, что его печень и почки были в ужасном состоянии.

Это было маловероятно, поскольку Вернон точно знал, что Эбенезер не обращался к доктору Форбсу, другому врачу в Берре.

— Нет, доктор Мид, не заметил.

— Вы уверены?

— Принимай он что-нибудь еще, я бы непременно знал. — Он не стал говорить, что Эбенезер, если бы ему приспичило, мог проделать все втайне.

— Он много пил, будучи дома?

— Да, почти каждый день, но, как правило, умеренно.

— Он говорил мне, что принимал опиат, который я дал ему для успокоения после всех этих передряг на руднике. Так вот, мне хотелось бы знать, правда это или, может… — Вернон с трудом выговорил свой вопрос. — Или, может, он дал опиат той девице, которую собирался завлечь к себе в постель. — Он не мог избавиться от столь тягостной мысли. Ибо, по его разумению, это было безнравственно.

Уинстону не хотелось выкладывать все начистоту, но он видел, как подавлен Вернон, чувствуя себя виноватым в смерти Эбенезера.

— Насколько мне известно, сам он опиат не принимал, — наконец признался дворецкий. Он не стал говорить, что Эбенезер мог подсыпать его той девице, хотя был в том почти уверен, но, с другой стороны, он отлично понимал, что врач наверняка придет к правильному заключению.

Вернон прекрасно понял, что имел в виду Уинстон, и ему стало по-настоящему больно при мысли, что Эбенезер действительно мог подсыпать опиат девушке. Вместе с тем, однако, он почувствовал и некоторое облегчение, потому как осознал, что причиной его смерти был не опиат. Но мужское снадобье тот принимал по меньшей мере два года подряд. Так неужели содержимое препарата и нанесло столь сильный вред его печени, почкам и глотке? Врач снова принялся перебирать в уме ингредиенты. Это снадобье он приготовлял уже не раз и за пять лет прописывал его только троим пациентам. Вдруг у него кольнуло сердце, и ему опять стало нехорошо. Двое из тех пациентов скончались! Фрэнсис Бидл умер от заражения крови, вызванного осложнениями после аппендицита, но неужели действие снадобья повлекло за собой омертвление тканей и как следствие привело к заражению крови? Фрэнсис умолял его о помощи, после того как женился на молодке. Впрочем, Вернон проверял действие снадобья сперва на себе. А вдруг он случайно напутал с ингредиентами, когда готовил две последние порции? Тогда накануне он здорово намучился со своими пациентами, так неужели причиной роковой ошибки была усталость? Вернон собрался вернуться к себе в кабинет и еще раз все как следует проверить. Он хотел знать правду.

Хит, шатаясь, вышел из дома через заднюю дверь и упал на колени посреди лужайки; его тошнило и от боли в желудке он едва дышал.

— Вам плохо, мастер Хит? — в тревоге подойдя к нему, спросила миссис Хенди. Она подумала, уж не ее ли стряпня сделала с ним такое. — Может, врача вызвать?

— Нет, — злобно бросил Хит.

Он поверить не мог, что Вернон Мид не обнаружил ничего подозрительного во время вскрытия. Он был вконец опустошен. Стоная от отчаяния, поднялся на ноги и пошел обратно в дом. Выпив маленькими глотками воду, которую дала ему миссис Хенди, он направился в курительную с отчетом о вскрытии. И, велев слугам его не беспокоить, захлопнул за собой дверь.

Хит несколько раз просмотрел отчет вдоль и поперек, но, даже невзирая на содержавшиеся в нем премудрости, не нашел ничего, что хотя бы мало-мальски указывало на злой умысел. В отчете было черным по белому написано, что отец его умер от сердечного паралича, вызванного разрывом аорты, которая, как выяснилось, была ослаблена. И обвинять в этом кого бы то ни было не представлялось возможным.

«Как же повезло этой девке!» — снова и снова восклицал Хит. Но главное — как помешать ей вступить в наследство и владение Мартиндейл-Холлом со всеми его сокровищами, сотнями акров фермерских угодий, овцами и крупной рогатой скотиной, ланями, а также домами для работников и прислуги?

Хит откупорил бутылку лучшего виски из запасов Эбенезера, махнул целый стакан и почувствовал, как огненная жидкость растекается по его телу, хотя душевную боль она не уняла. Когда час спустя Уинстон пришел проверить, как там хозяин, он нашел его уже в гостиной совершенно пьяным. Хит прихватил из курительной еще одну бутылку и уже осушил ее почти до дна. Он стоял перед портретом отца, висевшим над камином — главным украшением комнаты.

— Мастер Хит, может, я могу чем-нибудь помочь? — остановившись в дверях, встревоженно спросил Уинстон.

Хит не удостоил его ответом. В одной руке он держал стакан, а в другой бутылку. Ноги у него были широко расставлены, поэтому ему удавалось стоять прямо, не сводя глаз с портрета. Хиту чудилось, будто Эбенезер взирает на него свысока.

— Ну что, смешно тебе, эгоист… скотина? — с презрением пролепетал Хит, вперившись в портрет отца, который, как ему казалось, насмехался над ним.

Уинстон, не знавший о волеизъявлении Эбенезера, не мог взять в толк, отчего Хит так зол.

Вдруг Хит с силой швырнул стаканом в портрет. Стекло разлетелось вдребезги, повредив полотно, и часть осколков отскочили в Хита. Он вскрикнул и, закрыв лицо руками, повалился на пол. Уинстон кинулся к нему.

— Мастер Хит! — с беспокойством проговорил он, увидев, как у Хита между пальцами течет кровь. — Позвольте, я осмотрю ваше лицо! — Он опасался худшего.

Несколько мгновений Хит не шевелился, потом медленно, постанывая, встал. Уинстон разглядел у него на скуле глубокий кровоточащий порез. Лоб его тоже был порезан, но не так сильно — как будто вскользь. Дворецкий вздохнул с облегчением: слава Богу, глаза у Хита остались целы.

Хит, давя ногами осколки, направился к дивану из честерфилдской кожи и, обхватив голову, со стоном рухнул на него.