Пламя моей души

— Я сделаю всё. Всё для этого.

Любогнева улыбнулась одним уголком рта. А после вдруг поднялась, глянула снова на отрез для рубахи его. Кивнула одобрительно.

— Справная выйдет рубаха. И цвет прямо для него.

Она повернулась и вышла из горницы.

Показалось, на нынешнее вече бояре со своими ближниками собрались ещё скорее, чем в прошлый раз. Хоть и погода вдруг, сохраняя вёдро все те дни, что ездила Елица со спутниками до Полянки и обратно, вдруг решила напустить хорошего дождя. Собрались накануне тучи крутобокие над лесом, поползли к Остёрску, навалились тяжёлыми валунами — и открыли все хляби, что в них хранились. Всю ночь стучал дождь по крышам, по листве лип и берёз в саду. И, кроме голоса его, не слышно было больше ничего.

Утром разбудила Елицу Вея. Ливень стих, только падали его остатки с ветвей и козырьков крыши, расплёскиваясь по мокрой траве. Как вышли они с наперсницей к вечевому полю, так издалека ещё заметили, что народу там собралось немало вовсе. Толпились ещё поболе, чем в тот день, как выбрали Знаслава князем. Уж так им, верно, узнать хотелось вести о Сердце, которых все ждали с каждой седмицей всё сильнее.

Стрый Знаслав уже был там. Не стал он садиться в кресло рядом с тем, что для Любогневы поставили, встал на том же помосте, куда братьям надо было подняться. Кивнул Елице приветственно и вдаль вперился задумчиво, словно гадал, какая нынче судьба его ждёт.

Всё повторялось как будто. Точно утро то первого веча по второму кругу наматывалось на ворот жизни. Но странно, не было ни мига, когда взволнованно зашлось бы сердце, хоть и многое надо было Елице перед людом рассказать. Перед боярами и волхвами. Они тоже были здесь: мужчины и женщины, молодые совсем, только принявшие мудрость Богов, и постигшие многие её глубины.

Елица скользнула взглядом по их лицам. Задержалась только на Ерше, который смотрел и вовсе невозмутимо, устало даже.

Только раз в груди замерло — как пришли братья, и все на них тут же заооборачивались, расступились почтительно, пропуская, переговариваясь тихо о них между собой и провожая любопытными и ожидающими взглядами. Казалось, княжичи не беспокоились ни о чём. Несли в себе решительность твёрдую сделать всё, чтобы нынче выбор оказался правильным.

Леден подошёл к краю помоста, удерживая взгляд Елицы, замечая улыбку лёгкую, что пробежала по губам, только ему предназначенную. Она стиснула пальцами ладонь, которую он ей подал, опёрлась чуть сильнее, чем нужно — чтобы соприкосновение их было теснее в этот миг. И заполыхало всё внутри лишь от того, что видела она его перед собой, такого близкого, открытого — её, всего без остатка. И слов не надо было, чтобы это понять и ощутить.

— Нынче княжна Велеборская говорить желает, прежде чем мы судить будем, кто дальше стол княжеский занимать станет, — заговорил он громко, провожая Елицу в серёдку. — И нам есть, что сказать. А уж верить тому или нет — то народу решать надобно.

Она встала между ними с Чаяном, посмотрела внимательно на Знаслава, который оглядывал её беспрестанно: уж верно, как узнал, что тайна Сердца стала ей известна, так возжелал сильно, чтобы в руки она его попала. То ли просто выведать всё хотел. То ли и вовсе своей делать — то, что моложе его сильно, никогда для мужчин преградой не было. А место меньшицы рядом с ним, кажется, было по-прежнему свободно.

О том только и гадать остаётся.

— Да, я хочу сказать многое, — кивнула Елица и медленно забрала свою руку из пальцев Ледена, хоть и хотелось задержать её. — Перед людом остёрским. И перед боярами почтенными, — она повернулась к ним и поклонилась слегка, как подобает перед старшими. — А прежде всего хочу сказать, что княжичи теперь от проклятия, которое долго над ними довлело, избавлены. И Сердце Лады… Сердце Лады найдено.

Она набрала в грудь воздуха, чтобы продолжить, да прервал её гомон всколыхнувшийся от края до края вечевого поля. Даже бояре загомонили, словно мальчишки: встревоженно и радостно, переглядываясь и хлопая друг друга по плечам, будто победили в какой-то давней битве, которая пила из всех силы год за годом. Да так оно и было, если подумать. Сколько было сражений с войском Светояра. Откатывали друг от друга волны ратников, расходились по весям своим и городам, чтобы раны залечить, перевести дух, а после снова схлёстывались. И не было никому из них покоя. Казалось порой, что не всегда помнят уж, отчего вражда лютая. И что верни вдруг князь Велеборский Сердце, она всё равно не прекратится. А сейчас могла Елица одним словом своим всё оборвать. Всё прекратить, чтобы не случалось больше смертей и не проливалась кровь многих.

— Так говори уже, княжна, где Сердце. Мы отправим людей своих туда, чтобы забрать. А ты вернёшься в свои земли с миром и нашей благодарностью, — зычно проговорил боярин Еримир. — Мы давно уж ждём, что нечего нам станет делить с вами. Не о чем станет враждовать.

Елица покивала, одарила боярина улыбкой тёплой — и тот в ответ улыбнулся невольно. Значит, зла никакого не держит, хоть и говорит строго.

— О том, где оно, сказать не могу. Нет того места ни в ваших землях, ни в Велеборском княжестве, — явно огорошла она всех следующими словами. — Так вышло, что волею Лады и матери моей, жрицы её, а после княгини Велеборской, Сердце я храню. Но узнала о том только недавно.

И тут стало, напротив, тихо. Как будто вымерло всё или камнем вмиг обратилось. Кажется, люди и дышать забыли, застыв в попытке осознать весть, что на них свалилась. Первым Знаслав горло прочистил, будто пересохло в нём. Шагнул даже ближе к Елице, но Чаян качнулся в сторону, загораживая от стрыя. И запястье её ухватил — но она вырвалась. Нечего снова за неё цепляться, будто право имеет.

— Хочешь сказать, княжна, что ты и есть Сердце? — всё ж уточнил Знаслав.

Она покачала головой и легонько коснулась локтя Ледена, который хоть и был удивлён не меньше других, а всё равно, наверное, понимал, что такого ожидать можно было. Ведь, не иначе, он чувствовал силу Елицы, которая согревала его, которую ему и забрать хотелось в моменты тёмные.

— Нет, я не Сердце, — ответила она, чуть помолчав. — Только храню его, чтобы вернуть вам, как придёт срок. И как сумею.

— Тот срок давно уж пришёл! — нетерпеливо выкрикнул кто-то из толпы.

На него шикнули зло — и снова всё стихло.

— Не пришёл, — Елица усмехнулась. — Но я обещаю, как обрету нужные силы, так сразу верну его.

— Какие-такие силы? — нахмурился воевода Забура. — Ты и так волхва. Многое знаешь. Обряды, слова. Верни Сердце, и разойдёмся на том!

— Тяжела она должна быть, — проговорила негромко Любогнева, вставая. — Милислава носила ребёнка, как забрала Сердце. Видно, поэтому Лада, Мать Матерей, её милостью и одарила.

Княгиня подошла к помосту ближе, неподвижно глядя на Елицу. И только удивляться оставалось тому, как она всё угадала. Похоже, только женщинам, ведающим особую мудрость, такое подвластно. А о том, что права она, всем красноречиво сказал румянец, который загорелся тут же на щеках Елицы. Она едва удержалась, чтобы ладонь не приложить

— Велика премудрость, — фыркнул боярин Велизар. — Раз теперь Чаян снова способен дитя без вреда для девицы зачать, так пусть женится на ней. А мы уж примем его князем молодым. Уж не серчай, Знаслав. Ты изгнан теперь будешь за деяния свои скверные: мы о том уже знаем. На годы будешь изгнан вместе с семьёй своей. Радуйся, что голову на плечах сохранишь милостью княжичей. А Чаян — сын старший Светояра — право своё он на стол имеет. А там и дитя случится. У молодух это справно выходит, коли здорова.

Елица отшатнулась, будто слова его в грудь камнем ударили. Застряли в ней, царапая, раня при каждом вдохе.

— Мы с Чаяном решили всё, — попыталась она возразить. — Не стану я его женой! И даже невестой не назовусь. Я...

Но княжич старший вдруг повернулся к ней — и взгляд его снова пыхнул надеждой, оставленной, как Елица ему отказала. Может, и хотел он скрыть, постоянно пряча взор от неё после разговора того памятного, а дум своих не оставил.

— Замужем она, — вдруг проговорил он. — Считала мужа своего мёртвым, а оказался он живым вовсе.