План битвы

Это Скударнов. Сообщает, что они с Жорой прилетают послезавтра. И, как я и предлагал, в Новосибирск. Хорошо, хоть не сегодня… Мог бы чуть раньше предупредить, вообще-то.

— Ты как там, готов? Не слишком мы на тебя насели? Если что-то не получается, ты скажи, мы переиграем, без проблем.

— Что вы, Даниил Григорьевич. Жду вас с нетерпением и распростёртыми объятиями. Всё готово. У меня всё схвачено, не беспокойтесь. Конфиденциально, чётко, слаженно. Посмотрите на что я гожусь в деле.

— Да, я уж тебя и так раскусил, — посмеивается он. — Молодой ты, да ранний. Вот в такие руки не страшно страну передавать. Если мы настолько самостоятельную и правильную молодёжь воспитали, значит наш путь самый верный, я так думаю.

Ну, за всемирную революцию и торжество коммунизма, товарищи!

— Не перехвалите, — улыбаюсь я. — А то вдруг ни кабана, ни медведя не встретим.

— Не встретим и не надо, значит. Я в тебе не сомневаюсь, Егор, и Жору тоже настраиваю.

— А он, значит, сомневается?

— Ну, он же тебя не знает, да и возраст смущает немного. Но, как говорится, молодым везде у нас дорога. Если что пойдёт не так, всё на месте решить можно. С его-то возможностями. Ты же понял, кто он такой?

Кем бы он ни был, хоть своим отцом, в глухой тайге на имени далеко не уедешь.

— Понял, Даниил Григорьевич.

— Ну и молодец. И что виду не подал тоже молодец. Он всё это чинопочитание и подхалимаж жуть как не любит. Поэтому и маячить лишний раз не хочет.

— Всё хорошо будет, не сомневайтесь.

Мы прощаемся.

— Кто это тебе всё по межгороду названивает? — интересуется мама.

— Да, приедут из Москвы товарищи, нужно будет им организовать тут всё… — неопределённо отвечаю я и тут же набираю номер Платоныча.

Сообщив Большаку о приезде гостей, быстро ужинаю и иду гулять с Раджом. А после ноги сами несут, ясно куда. К Рыбкиным.

Дядя Гена в столь поздний час, что называется, ни в одном глазу, выглядит отдохнувшим и даже свежим.

— А, Егорка, проходи, я как раз кино смотрю про ментов.

— В деревню не поехали что ли? — спрашиваю я.

— Поехали, но только на выходные. Отгулы не дали. Сначала пообещали, а потом — хрен. Вот такое начальство понимаешь ли.

— Дочь как?

— Нормально. В платье твоём поехала, кстати. Воображает, коза. Там осталась, завтра утром вернётся. Свояк повезёт в город огурцы на овощебазу и её подхватит. А чё, ей там хорошо, воздух, речка. Чё ещё надо? Говорю, побудь ещё неделю. Нет, отвечает, надо собираться уже, в университет ехать. Общагу получать, отрабатывать там, ну, и всё вот это… Так что скоро умотает.

— Ясно. Приедет когда, скажи, что мы завтра к Андрюхе собираемся.

— Лады, скажу. Во сколько?

— Часов в двенадцать от Дворца. И вот ещё что, дядь Ген…

— Чего? — настораживается он.

— Дело есть…

— Хрен сварился, будешь есть?

— Мне паспорт нужен, — говорю я, не обращая внимания на прибаутки.

— Потерял что ли?

— Нет, чужой. Бомжа какого-нибудь, лучше всего такого, которого уже и в живых нету.

— Во как, — делается серьёзным Рыбкин. — Так-то поискать можно, но это… недёшево.

— Ну, как недёшево? Сколько?

— Тыща, — не задумываясь отвечает он.

— Дядя Гена, — говорю я с укоризной в голосе. — Предлагаю пять сотен и то по большой дружбе.

— Торгаш, — кривится он. — Прирождённый. Не зря ты в коммерческий учиться пошёл. Мне мать-то твоя сказала.

— Так что?

— Приноси завтра бабки. Шестьсот, понял?

— И кто здесь торгаш?

К двенадцати прихожу во Дворец пионеров. Пацаны уже там и Юля Бондаренко тоже. Скачков беседует с двумя хмурыми мужиками лет тридцати.

— О, вот и он! — восклицает тренер, увидев меня. — Егор, подойди. Вот смотри кандидаты на должность моих помощников по воспитательной части.

— Товарищи офицеры, — говорю я, — категорически приветствую.

Мы пожимаем руки.

— Зырянов.

— Круглов.

— Брагин. Сейчас времени на разговоры нет, нам ехать надо и потом меня пару дней не будет. Давайте в конце недели спокойно поговорим. С Виталием Тимуровичем договаривайтесь по времени на пятницу-субботу, и я подойду. Всё обсудим, на всё ответим, всё проясним. Лады?

Им деваться некуда, они соглашаются, но смотрят на меня с сомнением, мол шкет какой-то тут ещё командовать будет. Это ничего, это мы разберёмся. Потом.

Грузимся в Пазик и едем. В детдоме идём сразу в спортзал, пацаны уже ждут. Форма, конечно, у них никакущая — трикушки и майки, да и босиком все. Ну да ладно, не это главное конечно, можно обойтись на первых порах.

Все здесь, но только Трыню я не вижу.

— А где Андрюха? — спрашиваю я у Атрёма Ипатова, местного воспитателя.

— Так это… — мнётся он. — Переводят его…

— Куда?

— Ну, я-то не знаю…

— Как это, не знаешь?

— Ну, не положено…

— Бля, чё ты нукаешь! — взрывается Скачков. — Сейчас он где?

— Ну… здесь пока ещё…

— Веди его сюда! — требует тренер, пока все наши стоят и ошарашенно хлопают глазами.

— Так это… нельзя сказали…

— Чего?!

— Подождите, Виталий Тимурович, — снова вступаю я и, взяв Ипатова под руку, вывожу из зала.

— Артём, — говорю я и достаю из кармана полтос. — Как друга прошу, приведи. Или меня к нему.

— Егор, правда нельзя.

— Очень надо, Артём. Очень…

— Нет, ты не понимаешь…

Я запихиваю полтинник ему в карман рубашки и повторяю:

— Очень надо, Артём…

Он достаёт из кармана пятидесятирублёвку и пытается вернуть мне.

— Ты не понимаешь, Егор. Причём здесь деньги? Я что, по-твоему, совсем чмо что ли? Мне Грабовская башку оторвёт. Сказала, нельзя и точка.

— Это ты не понимаешь. Он как брат мне. Я знаю, что ты не из-за денег, просто мне тебе больше нечего предложить.