Планета Багровых Туч (Собрание сочинений: В 11 т. Т. 1: 1955–1959 гг.)

– А ведь земля под ногами… дрожит.

Быков не ощущал ничего, но Ермаков отозвался тихо:

– Это Голконда…- и, обернувшись к Быкову, спросил: - Пройдем?

– Рискнем, Анатолий Борисович,- бодро ответил Алексей Петрович.- А если встретим завал или тупик, вернемся и еще поищем, только и всего. Или взорвем…

«Мальчик» двинулся дальше. Часы тянулись за часами, кило метры за километрами, ничего похожего на тупик или завал не появлялось, и Алексей Петрович успокоился.

Ровно гудит двигатель, поскрипывают и трещат ящики и упа ковочные ремни. Все уснули, даже неугомонный Юрковский. В зеркале над экраном инфракрасного проектора Быков видит внутренность кабины. Спит Богдан, уронив голову на крышку рации. Спит, лежа ничком на тюках, Юрковский. Спит, прислонившись к нему, Иоганыч и морщит во сне свое хорошее лукавое лицо. Рядом кивает серебристым шлемом Ермаков. А мимо смотрового люка, покачиваясь и кренясь, ползут черные блестящие стены - справа стена и слева стена. Свет фар пляшет по изрытой поверхности неподвижных дюн черного праха. Дальше - сумерки, тьма. Где—то там стены раздвинутся, и «Мальчик» выйдет в пустыню. Если впереди нет тупика.

…Кренятся и опрокидываются черные стены, в смотровой люк заглядывает раскаленное небо. Транспортер выбирается из глубокой рытвины, и снова пятна света плывут по волнам черной слежавшейся пыли. Еще ухаб, еще трещина, и еще…

Пройдено двадцать километров по болоту и почти столько же по ущелью. Быков уже пять часов за пультом управления. Одеревенели ноги, ноет затылок, от напряжения или от непривычного сочетания красного с черным слезятся глаза. Но доверить транспортер на такой дороге кому—нибудь, даже командиру, нельзя. С транспортером, конечно, ничего не случится, но скорость… Сам Быков не может позволить себе роскошь дать больше шести—восьми километров в час. Хоть бы скорее кончились эти проклятые скалы!

Ермаков выпрямился и откинул шлем на затылок.

— Как дорога, Алексей Петрович?

— Без изменений.

— Устали?

Быков пожал плечами.

– Может быть, передадите мне управление и поспите?

— Дорога очень сложная.

— Да, дорога скверная. Ничего, скоро выйдем в пустыню.

— Хорошо бы…

Юрковский поднялся и сел, потирая ладонями лицо:

— Ух, славно поспал! Дауге!

— М—м…

— Вставай.

— Что случилось? Фу… А мне, друзья, такой сон снился!..

Иоганыч хриплым голосом принялся рассказывать свой сон, но Быков не слушал его. Что—то случилось снаружи, за прочным панцирем «Мальчика». Стало значительно темнее. Небо приняло грязно—коричневый оттенок, и вдруг в лучах фар закружились, оседая на дно расселины, мириады черных точек. Черный порошок сыпался откуда—то сверху, густо, как снег в хороший снегопад, и скоро не стало видно ни дороги, ни скал. Сигнальные лампочки от наружных дозиметров налились малиновым светом, стрелки на циферблатах альфа—бета—радиометра беспокойно запрыгали. Быков круто затормозил. Транспортер скользнул правой гусеницей в рытвину, развернулся и встал поперек расселины. Тусклый от наполнившей атмосферу пыли свет фар уперся в гладкую базальтовую поверхность.

– В чем дело?
– спросил Ермаков.

Быков молча открыл перед ним смотровой люк. Ермаков помолчал минуту, вглядываясь, затем сказал:

— Черная буря. Я уже видел это.

— Что там такое?
– встревоженно спросил Дауге. Спицын проворчал, глядя через плечо Быкова:

— Карнавал трубочистов.

— Что это, Анатолий Борисович?

– Черная буря. Еще одно свидетельство того, что мы недалеко от Голконды. Выключайте двигатель, Алексей Петрович.

Водитель повиновался, но «Мальчик» продолжал дрожать мелкой неприятной дрожью, от которой тряслось все тело и постукивали зубы. Дробно позвякивал какой—то неплотно закрепленный металлический предмет.

— Голконда близко,- повторил Ермаков.

— Выйдем?
– предложил Юрковский.

— Зачем? Пыль радиоактивна, разве вы не видите? Потом придется тратить много времени на дезактивацию.

— Хорошо бы взять пробу этой пакости…

— Можно взять манипуляторами,- предложил Быков.- Разрешите, Анатолий Борисович?

— Он повернулся к Дауге.

— Выбрасывай контейнер.

Юрковский и Дауге скрылись в кессонной камере, ведущей к верхнему люку, и через минуту в черную пыль перед «Мальчиком» скатился свинцовый цилиндр с винтовой крышкой. Быков положил ладони на рычаги манипуляторов. Длинные коленчатые «руки» выдвинулись из—под днища транспортера, медленно, словно с опаской пошарили в воздухе и опустились на цилиндр. Быков нелепо задрал правое плечо, резко дернул локтями. Клешни манипуляторов вцепились в контейнер.

— Ну—ка!
– сказал весело Спицын.

— Не говори под руку,- процедил сквозь зубы Быков.

Цепкие клешни отвинтили крышку, подержали открытый контейнер под черным снегопадом, снова закрыли крышку и точным движением отправили контейнер в верхний люк.

– Есть!
– крикнул из кессона Дауге.

Быков втянул манипуляторы в гнезда и вытер пот со лба. Ермаков сказал тихо:

— Мне приходилось два раза наблюдать черный буран. Каж дый раз перед этим были сильные подземные толчки.

— Но ведь сейчас, по—моему, никаких толчков не было,- заметил Быков.

— На ходу мы могли не заметить.

— А земля дрожит все сильнее…- Спицын прислушался.- В устье ущелья тряска была едва заметна, а теперь…

— Ближе к Голконде…

Юрковский и Дауге вернулись из кессона, оживленно обмени ваясь впечатлениями, и Ермаков приказал двигаться дальше. Быков включил инфракрасный проектор. Снова поплыли, покачиваясь, стены расселины. Через полчаса «черный снегопад» прекратился, и полоса неба приобрела прежнюю оранжево—красную окраску. Напряженно манипулируя клавишами управления, Быков краем уха прислушивался к разнобою голосов у себя за спиной.

— …вулканический пепел, ясно даже и ежу…

— Расскажи своей бабушке! Радиоактивный вулканический пепел! Ты долго думал? Геолог!..

— Хорошо, а твое мнение?

— Ясно одно, что эта дрянь ничем не отличается от той, что у нас под ногами… под гусеницами.

— Вполне определенное мнение, ничего не скажешь.

— Заметь, между прочим…

— Она нагрета до двухсот градусов.

— Вероятно…

— А вы как думаете, Анатолий Борисович?

— Тахмасиб считал, что появление черной бури связано с деятельностью Голконды. Но ничего определенного, конечно, сказать нельзя.

— Скорее бы добраться… Анатолий Борисович, чашку какао?

— Да, нам будет где развернуться…

— Прежде всего - разведка… Погоди, куда ты через край…

— Изумительная все—таки загадка - эта Голконда!

— Богдан, передай бутерброд…

– Алеха, держи…

Быков замедлил ход, наскоро проглотил два куска ветчины с хлебом и выпил целый термос шоколада.

— Спасибо.

— Давай—ка запишем… эх, трясет очень.

— Потом запишешь…

— Иоганыч! Ты что это? Заместитель Мишки по продовольственной части?

— А что такое? Второй бутерброд…

— Положим, четвертый!..

После трапезы Ермаков, Дауге и Юрковский сняли показа ния экспресс—лаборатории. С удалением от болота влажность атмосферы резко понизилась, упала почти до нуля. Увеличилось содержание в атмосфере радиоактивных изотопов инертных газов, окиси углерода и кислорода, температура колебалась в пределах семидесяти пяти - ста градусов. Ко всеобщему изумлению и к восторгу Юрковского, экспресс—лаборатория показала в атмосфере заметные следы живой протоплазмы - какие—то микроорганизмы, бактерии или вирусы, жили даже в этом сухом раскаленном воздухе. Непосредственным результатом открытия явился приказ Ермакова удвоить осторожность при выходах из транспортера и обещание при первом удобном случае сделать всему экипажу инъекции комплекса мощных антибиотиков.