Планета FREEkoв. Зарождение
Шрифт:
— И что?
Гиленсон развел руками.
— Да, но каким образом, ведь отчеты с камер утверждают, что он в тот день вообще не покидал своей квартиры? И таких несовпадений я нашел еще два.
Гвардин нахмурился еще сильнее.
— Так... Я, кажется, понял суть твоего вопроса. Если твой Воронцов связан с делами того самого Воронцова, то у него мог быть королевский рейтинг...
Гиленсон покачал головой.
— Нет, Кирилл. Немного не так. Я не предполагаю, я убежден, что у моего Воронцова был выставлен королевский рейтинг. Вот только причина мне неясна.
—
Он сел за стол, настрочил запрос и, щелкнув пальцами, отправил его в отдел государственной безопасности.
Ответ пришел минут через десять. Пробежав текст глазами, Гвардин с тихой злобой выругался себе под нос.
— Что там? — нетерпеливо спросил Гиленсон.
— Твой Воронцов действительно двоюродный племянник профессора, — проговорил он, — передавая Александру Моисеевичу файл. — Однако сам он ни с одной важной отраслью не связан, и официально ему никто королевский рейтинг не присваивал.
— Как странно, — удивился Гиленсон, опуская глаза в документ. — Тогда я вообще ничего не понимаю...
— Однако, его рейтинговая база не раз вскрывалась для внесения правок. Смотри последний абзац. Там все самое интересное.
Гиленсон удивленно взглянул на Гвардина.
— Другими словами...
— Ему действительно могли пиратским способом присваивать королевский рейтинг на какое-то время, а потом возвращать все, как было. Есть мысли, кто бы мог такое провернуть?..
Но Гиленсон только мягко улыбнулся и покачал головой.
— Хорошая попытка, Кирилл. Но нет. Дальше воюйте уже без меня.
Глава 21
Рэм всегда считал, что знает настоящую боль и умеет ее терпеть.
Как же он ошибался...
Сначала боль лишь время от времени пробивалась острыми всплесками, но сейчас, приходя в себя, Рэм окунулся в нее с головой.
Мутные разводы потолочных светильников, которые он видел сквозь полуопущенные ресницы, казалось, выжигали ему глаза. Плечевые суставы, шея, вся спина, крестец, тазобедренные суставы пылали и плавились, голова раскалывалась. Первые минуты он стискивал зубы, тихо рычал, а потом не выдержал и сорвался на крик.
Испуганный женский голос рядом с ним звал кого-то на помощь, просил обезболивающего...
Рэм вновь сжал зубы и умолк ненадолго. Приоткрыв глаза, он постарался сфокусироваться на окружающем, и различил больничное оборудование рядом с койкой, и Лидочку. К Лиде стремительно подошла Марго и влепила пощечину.
— Перекратить истерику! — приказала она медсестре.
— У вас сердца нет! Разве вы не видите, как ему больно?! — взвизгнула Лида, прикрывая щеку рукой.
— Выйдите из палаты!
Лида расплакалась и убежала.
А Марго наклонилась к Рэму, внимательно вглядываясь ему в лицо.
— Ты меня слышишь? — спросила она.
— Слышу, — проговорил Рэм.
— Это хорошо. Глаза пока лучше долго открытыми не держать, на синхронизацию требуется время.
Он послушно
опустил веки.— Как самочувствие?
Рот Рэма слабо скривился.
— Сама... как думаешь?
— Слушай меня внимательно. Тебя две недели продержали в искусственной коме под стимуляторами клеточного роста. Дольше уже было нельзя. На твое сердце и почки сейчас идет очень сильная нагрузка. Но ты справишься, если сможешь немного потерпеть.
— Немного? — простонал Рэм.
— Терпи, сколько можешь. А если станет совсем невмоготу, я сделаю тебе капельницу, чтобы ты немного отдохнул от боли и смог поспать пару часов. Но не больше двух раз в сутки. Ты меня понимаешь?
— Понял... Мне уже невмоготу...
— Кричи, матерись, рычи — что угодно, Рэм! Но терпи! Ты же мужчина! Скоро должны включиться твои новые резервы, и...
— Ставь капельницу! — просипел Рэм.
— Рэм...
— Ставь, мать твою, капельницу!
— Хочешь сдохнуть от остановки сердца?!
— Убью, когда встану... Что вы со мной сделали?! Ставь свою капельницу!!! — уже через крик требовал Рэм.
Но вместо ответа Марго просто вышла из палаты.
— Сука! — орал ей вслед Рэм. — Твари, мне нужна капельница! Я сейчас сдохну!
Но к нему так никто и не подошел...
Рэм не мог точно сказать, сколько прошло времени. Может, сутки, а может, всего пара часов. Но вдруг он осознал, что между периодами острой боли бывают краткие затишья, когда пытка становилась терпимой.
Потом Рэм провалился в забытье, а проснувшись, понял: что-то изменилось. Он больше не лез на стенку, испепеляемый адским жжением. Было просто больно.
Рядом оказалась Лидочка.
— Ты как? — спросила она с таким несчастным выражением лица, что Рэм даже улыбнулся.
— Ничего... Сколько прошло времени с момента, как я пришел в себя?
— Двое суток, — проговорила девушка, вытирая ему лоб влажной салфеткой. — Ты большой молодец, ты справился. Теперь кризис миновал, и все пойдет быстрей.
— В самом деле? — удивленно хмыкнул он, и попытался пошевелить рукой.
И, к своему изумлению, обнаружил, что владеет своим телом полностью. Шевелились и руки, и ноги, и голова поворачивалась из стороны в сторону. Он поднес к своему лицу руку, и сразу понял, что это больше не его рука. Качественное антропоморфное покрытие скрывало искусственную конструкцию, но, тем не менее, оставалось искусственным. Оно было монохромным и гладким, без единого волоска или родинки. Пошевелив пальцами, Рэм понял, что чувствительность цифрового аналога нейронной сети гораздо ниже обычной.
— Руками и ногами поосторожней, ладно?
— Сейчас...
Рэм протянул руку к металлической стойке под капельницу, стоявшую около койки, и чуть сдавил ее пальцами.
Полая металлическая трубка сломалась, и стойка грохнулась на белый кафель.
— Рэм! — с упреком воскликнула Лида.
Он присвистнул и поднес к лицу свои руки еще раз, чтобы получше рассмотреть.
— Круто, — проговорил Рэм.
И тут в палату вошла Марго. Она, видимо, слышала его последнюю реплику, потому что, остановившись возле валяющейся стойки, прокомментировала: