Планета Хаоса

— Эрих! — рыдающая Ана бросилась мне на грудь. Гратон, направлявшийся в нашу сторону, остановился и деликатно отвернулся. Я, чувствуя, как на мне промокает рубашка, поднял глаза к потолку. Сейчас принцессе все равно, но потом-то она придет в себя…Если я опущу взгляд, она вспомнит об этом и довершит то, что не получилось у черта…Не поддерживаемая более простыня сползла до самых…до самого пояса, в общем.

— Ну зачем ты соглашался на этот жуткий поединок? — всхлипывала Ана, уткнувшись носом в пуговицу на рубашке. — Я так боялась… Тебя могли убить! Ты это понимаешь? Ты бы умер! Обещай мне, что никогда, слышишь, никогда-никогда больше не будешь рисковать жизнью из-за меня… Я не переживу, если с тобой что-нибудь случиться!

Внезапно я почувствовал желание последовать примеру принцессы и разреветься. За меня уже очень давно никто не беспокоился…

Часто моргая все же сухими глазами (и не забывая смотреть вверх), я гладил одной рукой по голове плачущую девушку, горячо желая ее успокоить, другой рукой…хм! Другую руку я убрал с принцессиных лопаток и для верности завел ее за спину.

— Есть предложение, — сенатору наскучило деликатно стоять в стороне и он подошел к нам, — если данная нечисть исчезла навсегда и больше не появиться…почему бы нам не пойти досыпать?

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ В которой наша компания неожиданно увеличивается еще на одного спутника

— Знаете, молодой был, глупый…А в то время…лет восемьдесят назад…как раз стали очень модными татуировки. Ну, мы с друзьями по училищу и стали колоть друг друга. Кто что: один себе драконов на всю спину выколол, другой — любимую девушку…А мне понравилось, я все руки себе и исколол, все, что в голову приходило. Молодой был, глупый…Сейчас мода опять появилась, молодежь вся в татуировках ходит, а мне уже как бы и стыдно, старик ведь уже совсем. Увидит кто, скажет, вот старый пень, уже песок сыпется, а туда же, за молодыми повторяет. Всем ведь не объяснишь, что не я за ними, а они за мной…

Хорошо лежать, глядеть в небо и слушать, как Гратон рассказывает, откуда все же у него на руках такая картинная галерея. Правда, его повествование несколько отличается от того объяснения, которое он дал в проклятом доме. Да к тому же некоторые из рисунков я совершенно точно опознал, как принадлежащие к системе опознавательных картинок местного криминалитета (только не спрашивайте меня, откуда я это знаю). Так что меня терзали сомнения насчет истинности рассказа Гратона.

Вполне возможно, он просто вешает лапшу на уши…или у него очередное обострение маразма…А впрочем, неважно, у меня сейчас хорошее настроение, солнышко светит, лошадка копытами топает, а главное — никого вокруг. Ни чертей, с их извращенными развлечениями, ни террористов, ни полиции…Никого!

В поединке с чертом я конечно же проиграл бы, если бы не очередной выбрык моей родной планеты, благодаря которому нарушилось самое, пожалуй, неприятное из жизненных правил. Почти впервые в жизни нарушение оказалось на пользу.

После исчезновения чертей, которые, то ли во исполнение какого-то старого пророчества, то ли по своим непонятным правилам, убрались из проклятого дома навсегда, мы не долго размышляли. По предложению Гратона мы ушли досыпать остаток ночи (довольно короткий). Сенатор, который, по-моему, готов спать безостановочно, опять захрапел мгновенно. Ана на этот раз успокаивалась долго, а когда заснула, продолжала стискивать мою руку, выпросив у меня твердое обещание ни в коем случае не оставлять ее одну еще раз. Да мне и самому нужен был отдых. Вам бы не понадобился отдых, если бы вас пропороли вилами? По счастью, единственное неприятное последствие этого инцидента — рубашка с четырьмя дырками, слегка испачканная кровью.

Проснулись мы (в смысле, конечно, принцесса и сенатор) настолько поздним утром, что скорее это был полдень. Пока Ана потягивалась, пока одевалась, пока приводила в порядок волосы, по ее словам напоминающие воронье гнездо, прошло около часа. Не знаю, кто такие вороны и как выглядят их гнезда, но если так, как выглядела принцессина прическа, то это очень милые зверьки (или там птички). Наконец сборы закончились и мы вышли из дома.

Первый человек, который нам встретился, а встретился он прямо рядом с крыльцом, был местный священник. Наша троица стояла у входа и недоуменно наблюдала, как он подъезжает к дому. Ехать ему явно не хотелось, судя по тому, как он скорчился на телеге и по недовольному бурчанию. Возмущался он вполголоса, что не мешало нам улавливать смысл. Голос у батюшки был настолько хороший, что включи он его на полную громкость и его услышали бы даже жители недружелюбного городка, места службы приснопамятного Кармела… Священник бубнил, что, знай он о том, что эти бродяги такие идиоты, которым хватило ума заночевать в чертовом доме, он сам бы вытащил их оттуда за шкирку и прогнал бы из деревни пинками. Кажется, он имел в виду нас… А теперь, продолжался бубнеж, этой ночью опять гуляла нечисть, а кому ехать, вывозить трупы? Ему, несчастному попу. Хорошо еще, что померли пришлые. А с другой стороны, вдруг их кто-нибудь искать будет? К кому пойдут? Конечно, к…

Наверное, священник хотел сказать, что пойдут к нему, но как раз на этом месте безадресной жалобы он подъехал к крыльцу, остановил телегу и поднял голову… То, что произнес батюшка (по идее человек, который по определению не способен на богохульства) было таким смачным, что уши свернулись бы в трубочку даже у заядлых матерщинников. Потом он перекрестил нас дрожащей рукой справа налево, а затем, для верности, слева направо. Протер глаза. Ущипнул себя за толстенное (причем без капли жира) бедро. На этом методы борьбы с галлюцинациями у него, видимо, закончились. Священник уяснил, что мы — не нечисть, не сон и не привидения. Через секунду наши жизни оказались в смертельной опасности. Обрадованный тем, что приблудные странники все ж таки живы, батюшка сграбастал нас в охапку, которая при его комплекции смотрелась этаким скромным букетиком, и стиснул нас изо всей силы. Сил у него было немерено, я отчетливо расслышал, как трещат мои многострадальные косточки. Покончив с церемонией встречи чудом выживших священник бросил нас в телегу (напоминаю, мы стояли на крыльце, телега находилась поодаль, а подходить он как-то не удосужился). Говоря без умолку, пытаясь задать три вопроса одновременно, батюшка хлестнул кобылу и мы… Ну, "поскакали" это громкое слово. Лошадка была способна к быстрому передвижению в пору своей молодости, которая примерно совпадала с молодостью Гратона. Поэтому нашу скорость правильнее было бы определить как "шаг чуть быстрее медленного". Таким лихим аллюром мы въехали в село…

Первый человек, который нам встретился в селе, опять-таки имел самое непосредственное отношение к нам. Я — человек не привередливый, однако гробы, которые он вез в нашу сторону, мне не понравились. Не в таком гробу я хотел бы упокоиться после смерти. Косые, неструганные, из каких-то полугнилых досок…Барахло. Увидев своих несостоявшихся клиентов местный гробовщик вскрикнул и внезапно площадь, на которой мы встретились, оказалась полной народу. Можно подумать все жители данного села (за ночными переживаниями название его уже забылось) прятались в засаде, ожидая условного сигнала. Толпа, окружившая нас, мгновенно разбилась на две части: одни спрашивали, что случилось, другие, увлеченно и с красочными подробностями, рассказывали как вон та парочка, старик и молодой, переночевали в проклятом доме, разогнали по углам всю тамошнюю нечистую силу и освободили несчастную девушку (вон она стоит, видишь, дрожит, бедняжка, вся от переживаний), которую та самая нечисть похитила у родителей, намереваясь учинить над ней что-то подлое… Откуда, интересно, в любой толпе всегда находятся люди, которые совершенно точно знают, что произошло?

Услышав от верного человека, от священника, что черти действительно прогнаны и ночная бесовщина больше не будет тревожить по ночам добрых прихожан, чей-то нетрезвый голос (голос, конечно, не может услышать, но его владельца мы так и не увидели) провозгласил, что неплохо было бы и… отметить это дело. Предложение было принято с несколько пугающим энтузиазмом. Столы были вынесены и накрыты в мгновение ока. Видимо в этом селе регулярно проводились тренировки на случай неожиданного праздника…

Я сидел за столом, держал в одной руке кружку с пивом, а вокруг провозглашался тост за спасителей села. Это — мое последнее трезвое воспоминание. В силу особенностей своего организма уснуть я не мог, во что нисколько не хотел верить здешний молотобоец, которого никто до сих пор не мог перепить. До меня, в смысле…Когда я отправлялся к месту ночевки (спать я не мог, а вот полежать очень даже хотелось) во мне плескалось не меньше бочки деревенского пива, крепкого и густого. Если бы вы видели бочки, в которых здесь варят пиво, вы бы мне посочувствовали… Практически все празднование я помню отрывками.

Тосты, тосты, тосты…За спасителей, за освободителей, за спасенную, опять за спасителей, за спасателей, за их родителей, просто за родителей, за прекрасных женщин, за присутствующих здесь дам (мой вклад), за короля, за королеву, за принцессу, за ее брата, за ее мужа, за церковь, за Славию…Все… Дальше не помню… Помню пьяного мужика, который мне же и рассказывал о том, кто мы такие. Оказывается, мы с сенатором — специальная команда этаких охотников на ведьм, которых нанял король, чтобы уничтожить всех чертей, ведьм и колдунов…Помню малосольные огурчики, которые я вытаскивал из собственного гроба…Некоторое разочарование крестьян, когда выяснилось, что от призрака старого барина нам избавить их не удалось. Видимо, многим не терпелось раскатать барский дом по бревнышку…Еще одного мужика (а может быть и того же самого), который дарил мне коня с телегой…Батюшку, который, через слово называя меня сыном, благословил меня на подвиги во имя веры, после чего рухнул на стол, а потом вместе с развалившимся столом — на землю… Гратона, абсолютно трезвым голосом произносящего речь и вместе с кружкой падающего, как дерево в лесу… Помню, наконец, как добирался до предоставленной мне постели, обнимая какую-то нетрезвую девицу, хихикающую и пахнувшую яблоками… Потом я долго лежал, глядя в потолок, без единой мысли в голове. Думать мне было нечем, в голове вместо мозгов булькало все тоже пиво…