Планета Инцефалон

Пробуждаясь среди ночи от ужасных снов, вглядываясь вдаль темноты дрожащими глазами, в поту и разрозненностью мысли, понимал, в какое состояние я себя вогнал.

Потерявшись во времени и терзаясь от неопределённости, я запустил не только себя, но и, то само (уже убогое) жилище. Повсюду были разбросаны бутылки, прозябавшие от пустоты, а стол, залитый каким-то; то ли вином, то ли хулой, выглядел так уныло и безобразно, что крошки и остатки недоеденной пищи, нисколько не портили этот удручающий натюрморт. Запах угара и сигаретного дыма уже въелся в стены, терпящие весь этот воздух, насыщенный не только от токсинов, но и от негатива, который здесь скопился за столь протяжённое время. Грязь вперемежку с пылью виднелась то тут, то там. Короче, стыдно сказать, но факт перевешивал какие-либо доводы.

Этот вечер, ничем не отличался от остальных, своим затворничеством и отчуждённостью. Я очнулся в очередной раз из обычной, в своём состоянии, дневной похмельной сиесты (если «сиеста» – можно сказать подходящее слово в этом смысле). Запах был омерзительный, и мне пришлось открыть окно. На улице стало темнеть. Летний воздух приятной прохладой обдувал забытое и заброшенное запоями тело. Включил телевизор. Но, ничего интересного в нём не обнаружил, потому что меня перестала интересовать жизнь, которая находилась за границами моего, так сказать, «гроба». Тупо всматриваясь в экран, ничего не понимая, так как звук у телевизора отсутствовал, наслаждался тишиной. За окном, на улице, были слышны разговоры случайно заблудших прохожих. Иногда можно было услышать шум проезжающих машин и даже музыку, в стоящем доме, напротив. Раздражающие звуки соседей доносились из глубины: то где-то сбоку, то снизу, то вдруг резко сверху. Житейские голоса людей, живших рядом со мной, со временем приглушались, а потом возрастали с большей интенсивностью. Где-то на кухне капала вода из крана, и периодически возникало журчание канализации. Стемнело, и на чёрном небе появились звёзды. Мне показалось, что их стало больше, пока я был в забытье, но их было столько же, и они горели так же, как и неделю назад. По ту сторону моего убежища мир как-то стал чужим и непонятным, тяжело воспринимаемым в этом однообразии собственного заключения. А здесь, где я был сам с собой, не было никакой человеческой завести враждебного коварства и тем более предательства. Я жил в своём придуманном мире, где мог размышлять, о чём угодно, где мог делать то, что мне хочется. В этом мне никто не мешал. И абсолютно не хотелось возвращаться обратно к людям и не хотелось уходить от них. Я был на пороге, между настоящим и будущим.

Наперегонки со своими страхами, издеваясь над душой крамольными впечатлениями, мне опять пришлось налить в стакан водку. Прикурив сигарету и держа её между пальцами, этой же рукой взял очередную дозу спиртного, и небрежно опрокидывая, выпил. Занюхал полу-чёрствым куском хлеба, сел за стол, подпирая подбородок ладонью, и уставился в пустоту. Свет в комнате тускло разгонял тоску, а включённый телевизор мерцающим пятном освещал, светло-голубым оттенком потолок. Вдруг, неожиданно для меня, раздался стук в дверь. Осознав происходящее, я всё-таки поднялся и подошёл к двери. Сердце тяжело забилось в груди и, оценивая причину для волнения, всё же открывать, не спешил. Посмотрел в глазок – темнота. Раздался ещё один глухой стук, который явно напугал меня, своей конкретной близостью и неожиданностью. Пересилив смятение, дрожащими руками и небольшим замешательством я аккуратно отварил массивную входную дверь и высунулся наружу. На лестничной площадке загорелся свет. Пульсация возросла, и я чувствовал внутреннюю отдачу бьющегося сердца. За дверью никого не оказалось, к моему удивлению. Холодный сквозняк врывался в комнату и обдувал лицо. В коридоре было тихо и безучастно. Выругавшись и с недовольным видом, я громко захлопнул дверь и вернулся на прежнее место. Время подходило к полуночи, когда стук в дверь возобновился. Но открывать дверь я не решился. Ночные визиты всегда были для меня не самым приятным делом. К тому же я никого не ждал. В моём состоянии эти стуки показались, кошмаром среди ночи. Они врывались в мою, и без того уже ослабленную душу и сжирали, врезаясь адскими зубами в мысли, заполненные страхом и беспомощностью. Стуки не прекращались и сильно действовали на нервы. Я пытался пересилить жестокое волнение и начал ходить по комнате взад-вперёд, затыкая уши, чтобы не слышать этих невыносимых звуков. Стало трудно дышать. Всё тело горело, и я почувствовал, что жар, начал охватывать меня с ног до головы. И тёмные потоки испарения поднимались невидимым эфиром, тревожили и отнимали у организма всю жизненную силу. Ещё несколько минут, этого состязания с повелителем зла, и я сорвался бы в нервный шок. Эмоции возросли, мысли раскалывались на мелкие кусочки, и я напряг всё тело, зажмурив глаза, руками обхватил голову и хотел, было закричать.… Но стуки резко прекратились, и наступила тишина. В ушах шумело гулким и противным звоном. Дрожь беспорядочно раскачивала меня, из стороны в сторону и напряжение постепенно сползало. Я машинально посмотрел на часы и, к моему удивлению, увидел на них, как стрелки сомкнулись ровно на двенадцати. Мистическое число на циферблате часов не успокоило меня, а наоборот возбуждало эйфорическое состояние. Я стоял посередине комнаты, когда вдруг краем глаза увидел огромную тень. Она резко начала двигаться, переламываясь в углах, и необычно тёмным оттенком перескочила на потолок. Пятно увеличивалось в размерах и уже практически заполнило всю верхнюю часть вокруг меня, как вдруг, внезапно исчезло и, осветив ярким светом, ослепило меня на несколько секунд. В глазах засверкали разноцветные круги. Ноги подкосились, и я упал без сознания на пол.

Я пролежал в таком состоянии, по крайней мере, около часа. Очнувшись и оглядев по сторонам всю комнату, мне показалось, что обстановка вполне спокойная и поначалу не навевала никаких устрашающих мыслей. Экран телевизора мерцал голубым пятном, было тихо и размеренно, если не считать головной боли и ломки в костях. Когда я осознал о том, что произошло, неопределённость сознания стало тревожить меня. Если это острый психоз на почве длительного злоупотребления алкоголем, то все видения вполне объяснимы. А если это реальность, сопровождаемая мистификацией, то здесь дело обстоит в другом ракурсе. Одиночество и пьянство, может привести человека, склонного к неординарному складу ума, в уязвимое состояние, в котором находился я. И размышления о смерти только усугубило напряжение психики. А если это, в самом деле, приходила смерть в виде ухищрённой истины зла? Но мне, ничто не предвещало быть клиентом смертельного объятия, в силу того, что причины как таковой не было. Хотя ощущения были настолько реалистичны и в то же время расплывчаты в моём воображении, что правдоподобность повергала меня в ужас.

Проводя время в ожидании страха, я начал сходить с ума. Удушливый воздух превратился в атмосферное состояние и весь эфир, гнетущий запахами, медленно тлел вокруг. Волнение тревоги, за собственное ожесточение и переизбыток чувств, нахлынуло острой болью в висках, переходя постепенно к затылочной части головы, а потом разбрасывая волну болевых ощущений, уже на всю поверхность внутреннего напряжения. Но ночная эйфория резко начала притупляться и организм в борьбе со страхами был поражён тяжестью сонного расслабления, и я уснул в нелепой позе, уже не в силах, о чём-либо думать.

После этих ужасных событий, даже человек с железными нервами, вряд ли будет спать спокойно. А что говорить обо мне, у которого нервное напряжение было на пределе. Психика оказалась под воздействием страха и испытала неопровержимое искушение смерти. Или, что-то вроде этого.

У меня всегда сны были впечатлительными и виртуально-реалистичными. Даже друзья восхищались моими снами, когда я им рассказывал очередную историю, увиденную ночью. А после того, что случилось сегодня, будучи ещё бодрствующим, я не думаю, что сновидение меня может впечатлить о чём-то хорошем. Я услышал собственный крик. И когда открыл глаза, проснувшись от кошмара, среди ночи, звуки вопля, как эхо врезались в стены и отдавались по всей комнате. Я плюхнулся опять на подушку. Она была мокрая и неуютная. И стал разминать отлежавшую руку, с брезгливым недовольством вспоминая то, что мне приснилось. Я ощущал приход смерти всеми фибрами своего тела. Многообразны и странны пути, ведущие к ней. И начинал анализировать об этом мгновении, которое подхватывало меня невоодушевлённым потоком энергии, обнимая чёрными руками, с длинными безобразными пальцами и поднимая вверх, не замечая преград, уносила в быстром движении всё выше и выше. А потом резко опрокидывало и под собственным весом, моё тело неслось вниз. И перед соприкосновением с землёй она вдруг разверзлась, выпуская удушливую пыль и серо-жёлтый дым обжигал лицо и грудь. Я в свободном падении летел в бездну адского проклятия, не осознавая всего происходящего процесса, а мысли как бы отставали от меня, были где-то там далеко вместе с душой и вместе со смыслом, цепляясь за время и за стрелки часов.

Бой часового механизма остановился вместе со стуком сердца, хотя недавно, я даже не замечал, как сердечные мышцы, сокращаясь, перегоняли бушующие потоки крови. А сейчас всё остановилось, как секундная стрелка незаведенных часов: как двигатель, внезапно выключенной машины, как мим, играя роль мифологической ситуации.

«Владыка царства мёртвых Аид, вместе с женой Персефоной восседали на троне ада. Вход в это царство охранял треглавый пёс Цербер, у которого из пасти тянулась слюна, перемешанная с кровью. А рядом протекала река Лета. И души мёртвых, испив воды из реки, забывали свою прошлую жизнь».

Но мысли всё равно продолжали поиск парадокса, как спасти тело. Ведь я мог умереть отчего угодно. Если, к примеру, выйду на улицу, меня повсюду могут подстерегать ужасные во всём своём участии, непредсказуемые происшествия.

В гуще мрачного света, на большой скорости собьёт машина. И упадёт моё тело на обочину, под тень густого дерева, где, я буду лежать, разглядывая звёздное небо, и не смогу даже пошевелиться или позвать на помощь, потому что переломанные кости и многочисленные ушибы мне этого не дадут. И промокшего от тёплой крови, меня никто не заметит, а я буду медленно и мучительно умирать…

Улица кипит ночной невежественностью и люди, разгуливая в поисках развлечений в пьяном или наркотическом угаре, способствуют этому, оставляя в своих поступках жестокий цинизм. Убивая толпой одного заблудшего человека, за ранимое слово или горстку небольших денег или даже просто так, от дури, в состоянии глупейшего не уравновешивания, оставляя вариант, быть изрядно исключительным. Если не засадили нож под ребро, то сильные побои ногами и руками, а то и различными предметами смертоносной утвари, по всем частям тела, – отзовутся ужасной болью, после чего синяки на голове, на спине и практически на всей коже начнут опухать. И мне придётся умереть от разрыва селезёнки или кровоизлияния в мозг, в лучшем случае, на больничной койке…

Белый коридор. Врачи в белых халатах. Суета. Все бегают из кабинета в операционную, из операционной в процедурную. Потом опять в кабинет, разглядывая какие-то справочники. Кто-то кричит и машет рукой: «давай быстрей, мы его теряем!». Звонят по телефону (2-34 – электрик) и ругаются в трубку: «почему отключили свет?». А сонный, полупьяный электрик, спокойным голосом отвечает нечленораздельной речью: «всё нормально, будет. Не волнуйтесь, щас сделаем, ага…».

Я, с задумчивым видом опустив голову, плетусь по широкой городской улице. Суетливость мегаполиса абсолютно не волнует меня своей загруженностью. Рой прохожих потоком то обгоняет, то проходит мимо, не замечая моего присутствия. Шум проезжающих автомобилей друг за другом мелькают и поблёскивают от солнца своей полировкой и хромированным металлом. Высокие здания, как мастодонты, своей мощью стояли стеной, удаляясь вдаль. Вокруг гам, от ярко изрекающих диалогов, мужских и женских голосов, детского лепета и лая собак. Всё вперемежку. Я поднимаю взгляд и всматриваюсь в лица людей. Но не вижу ни одного чётко выраженного лица. Все черты, как будто размазаны. И неопределённое пятно на голове кажется размытой краской, как у незадачливого художника или испорченный фокус фотоаппарата у начинающего фотографа, который воспроизвёл нечёткую картину фотографии. Одежда мимо проходящих людей играла цветовой гаммой. Расплывчатые цвета плавно переходили из жёлтого в красный, из белого в чёрный, из голубоватого в зелёный. Человеческое присутствие казалось только лишним. Я не чувствовал прикосновений. Виртуальность определялась во всём. Передо мной у перекрёстка остановилась машина. По виду, довольно элитной марки, но внутри не было водителя. Пассажиров, я тоже не наблюдал. Загорелся зелёный цвет светофора, и она легко тронулась с места. Я проводил её взглядом, пока она не исчезла в движущемся потоке, таких же, никем не управляемых автомобилей. Мне казалось – это всё странным. Но я не придавал всему тому, что видел, огромного значения. И понимал, что смысл не в том, что видишь, а в самой глубине душевного обитания. В самом себе весь смысл происходящего.

«… не хотелось возвращаться обратно к людям и не хотелось уходить от них. Я был на пороге, между настоящим и будущем».

На углу серого дома, среди непрекращающегося потока размазанной толпы, я увидел абсолютно чётко и реально присутствие сидящей на асфальте, у стены женщины. Как это обычно делают нищие или калеки, с вытянутой рукой вперёд. Одежда была чёрного цвета. Подол небрежно изрезан в клочья, и обгорелые концы вокруг раздувались лёгким ветерком. Капюшон был опущен вниз и скрывал истинное лицо. Поравнявшись с ней, я услышал из-под капюшона неприятный голос. Он мерзко басил и срывался. Говор был на непонятном мне языке, и я почему-то, не знаю с какой целью, как будто что-то притягивало меня к этому месту, остановился. Женщина подняла голову вверх, дабы увидеться, что на неё обратили внимание. И мне показалось из темноты тени, ужасное лицо старухи. Но в её взгляде, в её красных глазах, я увидел то, что она именно меня хотела видеть. Лицо жёлто-белого оттенка просто изрублено глубокими морщинами – выглядело мертвецким. Она улыбалась, выставив наружу, тёмно-коричневые десна, и гнилые редко посаженные зубы говорили о том, что эта старуха плохо относится к личной гигиене всей полости рта. Мне было бы проще уйти, но она привлекла своё внимание, каким-то вопросом, который я не сразу понял. Она говорила на языке, которого я не знал. Но по интонации мне показалось, что она о чём-то или что-то просит. Просит то, что ей нужно от меня. Я, соглашаясь, кивнул головой, но она не умолкала. Только неприятный запах из-за рта вырывался в мою сторону. А глаза, зловещим взглядом, не отрываясь, пронзали глубь самого сознания. И тревожили во мне уверенность, настойчиво вопрошая непонятное давление главного, в этом мире назначения. В чём оно состояло? Как выражалось? Где смысл того, что со мной происходит? Я, оглядываясь на старуху, пошёл прочь. Потом, ускоряя шаг, побежал. Прорываясь сквозь толпу, убегал от всего, убегал в никуда – из ниоткуда. Понимая, что если я остановлюсь, то опять начнётся всё сначала. И я бежал, чеканя каблуками тротуар. Бежал вперёд, уже не оглядываясь в прошлое. В ужасное прошлое, из которого должен быть выход или вход, но на самом деле мне нужно сделать только один шаг, чтобы перейти порог в будущее, оставляя всё то, странное и плохое, что происходит сейчас. В настоящий, не придуманный мною мир. И умирать сейчас, здесь в глуши непонятного и неопределённого, чтобы жить там, в реальности, своём обдуманном со всех сторон и до глубины души поистине счастливом мире.