Планеты

Марион был весь во власти своих дум, но не забывал зорко следить за местностью. Он думал об ожидающем их долгом пути. Боялся не успеть застать неизвестных в горах Ялтхари, ведь прошло так много времени или их там не было вообще и все это пустые вымыслы ихлаков, хотя, как говорится, нет дыма без огня. Боялся за империту, что сейчас беспечно улыбается, словно совершает прогулку в парке. Боялся, что она не сможет вынести того бешеного ритма, который он собирался задать. Боялся, что погубит дочь Императора, и боялся не гнева Правителя Деллафии и последующей смертной казни, а своей совести, что сожрет заживо, если империта умрет по его вине. Впервые он так многого боялся и теперь начал жалеть, что согласился взять девушку.

О марганах трайд старался не думать: слишком свежо еще было воспоминание. Но неотвязная мысль, что в случае нападения он, со своими наскоро залеченными ранами, не сможет не только защитить империту, но и себя самого, не давала покоя и сверлила мозг. А, может, стоило взять с собой ихлаков Мира-Лора? Было бы больше шансов добраться до цели. Нет, они не имели никакого права рисковать чужими жизнями, тем более жизнями друзей.

Союз взял ответственность за Камарлен, значит, свою задачу должны выполнять сами, не втягивая ихлаков.

Но как много погибло ни в чем неповинных аборигенов! Снова вспомнились Юл-Кан и Сира-Мадок – старые верные друзья…

Вокруг, насколько хватало глаз, простиралось огромное безбрежное пространство, заросшее невысокой травой. Далеко на востоке можно было увидеть лес, дрожащий в горячем воздухе. На западе – горы, казавшиеся отсюда игрушечными. Жаркое солнце неумолимо катилось к закату, нещадно поливая лучами разгоряченных всадников, касалось каждой травинки, словно смеялось и играло, как шаловливый ребенок.

Марион с тревогой думал о ночлеге: ни деревца, ни оврага, ни ямки – лишь гладкая, как скатерть, равнина, а ночевать без укрытия, среди огромной пустоты под названием Ларгат могло быть небезопасно. Тут ему вспомнилось, что где-то на северо-западе равнины есть древняя каменная россыпь, виденная им однажды несколько лет назад. Нужно было успеть добраться до нее до наступления темноты и он, хлестнув харуба, взял чуть на запад. Остальные последовали за ним. Марион тягался с солнцем – кто быстрее? Они мчались во весь опор так, что ветер свистел в ушах, а светило, дразнясь и хохоча, падало на горизонт. Вот его лучи уже коснулись земли, похожие на ослепительные стрелы, а россыпи все не видно. Уже и краешек его скрылся с глаз, а они все скачут. И, когда остался лишь крохотный кусочек, их взгляду вдруг предстала внушительная темная глыба, на фоне светлого неба казавшаяся черной и зловещей. Это была древняя россыпь Ирронт. Вокруг каменного великана разбросаны множество больших и маленьких камней, груды обломков и осколков.

Привязав харубов, офицеры, с помощью волшебства Джанулории, принялись разжигать неприметный для чужих глаз бездымный костер, вынимать из седельных сумок провизию. Дели весело бухнулась на горячую землю. В руке она держала несколько высоких стеблей с пышными соцветиями. Голубые глаза радостно сияли, аккуратный ротик беспечно улыбался, а долгая дорога, похоже, совсем не утомила ее.

– А где трайд? – спросила она, оглядывая офицеров.

– Он исчез, как исчезают тени, когда садится солнце. – Нараспев произнес Джанулория, хлопоча возле магического костерка. – Но солнце всходит и тени снова тут как тут.

Он так забавно напевал, щуря хитрые глаза, что Дели не удержалась и расхохоталась.

– Спойте еще, энод-арон! – хлопая в ладоши, горячо просила империта. – Ну, спойте, пожалуйста!

– Я не могу вам отказать, – склонив голову, говорил тот, и, картинно вытянув руку, пропел: – Давным-давно, среди пустых планет, пустых, как сердце темной ночи, бродил один, бродил там тот, чье имя нам – запрет…

– Кто там бродил, Джанулория? – спросил неожиданно вышедший из-за камней Марион. В руке он держал свою куртку, завязанную в узелок.

– Я же говорю, бродил там тот, чье имя нам – запрет, – в тон ему ответил энод-арон.

Трайд опустился на землю, скрестив ноги, начал развязывать куртку.

– Ну, раз запрет, так тому и быть! Песни песнями, а кушать хочется всегда, – с этими словами он развернул узелок, внутри которого оказались округлые темно-коричневые плоды, покрытые короткими щетинками, а также крупные ягоды пронзительно-желтого цвета и несколько пучков мясистой красноватой травы.

– Что это? – Дели с интересом рассматривала добычу трайда.

– Это еда, – просто ответил тот. – Сейчас мы бросим эти плоды в огонь, и вы оближете пальчики, – с этими словами он действительно бросил их в костер.

– Я вижу, вы совсем не устали, империта, – сказал Марион, шевеля плоды палочкой.

– Совсем нисколько, – весело отозвалась та.

– Завтра будет труднее.

– Ну и что? – засмеялась Дели.

– Пожалуйста, тише, империта. И выбросьте эти цветы.

– Почему еще?

– Может заболеть голова, резь в глазах, головокружение, галлюцинации, потеря ориентации, в особо тяжелых случаях может наступить полный паралич или отравление. Камарленцы делают из них яд для арбалетных стрел.

Дели изумленно посмотрела на цветы, пробормотала:

– А на вид такие красивые и безобидные. Хотела подарить их энод-арону за пение, – и с сожалением швырнула их подальше.

Трайд выкатил почерневшие плоды из огня, взял один и, ловко очистив от кожуры, надкусил. Другой попробовала Дели.

–Вкусно! – изумилась девушка. – Никогда не пробовала ничего подобного!

Скромно поужинав, начали устраиваться на ночлег. Офицеры долго еще вполголоса разговаривали. Дели долго крутилась, никак не могла пристроиться на жесткой земле и, в конце концов, пожаловалась:

– Земля, как кость, и эти дурацкие камни колются, как иголки.

– К сожалению, мы не захватили с собой перину, империта, – насмешливо отозвался трайд.

– Очень остроумно! – огрызнулась девушка. – Вам, конечно, привычно спать на камнях с вашей задубевшей кожей, а я не могу, когда в спину упираются всякие выступы, и по телу бегают противные букашки.

Офицеры дружно засмеялись, наперекор своим же словам не шуметь, и Дели окончательно обиделась.

– Империта, – снова заговорил трайд, – если вы уж не можете спать, то, может, вы первая подежурите у костра? Если что случится, сразу же будите нас или громко кричите. Я знаю, вы это умеете делать очень хорошо.

Дели приподнялась, посмотрела на офицера подозрительно. Его лицо в свете пламени горело алым цветом, сказала:

– У вас, трайд, очень длинный гадливый язык.

– Разве? Почему же он гадливый?

– Потому что с него соскакивают одни гадости.

– Отродясь не говорил гадости. Вы что-то путаете, империта.

– Это вы путаете, с кем говорите – или с империтой или со своими офицерами. Но, по-моему, вы не видите особой разницы.

– Я стараюсь относиться ко всем одинаково – будь то империта или простой курсант, и не собираюсь унижать одного и целовать ноги другому.