Планида Сергея Капустина
Шрифт:
Серега в отца пошел. Однозначно. Игорь – в мать. Однозначно. Анна Максимовна, она такая невысокая была, и «Пузо» тоже невысокий. А Серега в отца – рассудительный такой, чуть вальяжный, и Алексей Иванович тоже таким был. Серега – сто процентов папин сын».
Александр Лубянецкий:
«Вообще он был такой вот необычный, он у меня в памяти даже с детских тех времен остался – такой рассудительный. Он не был каким-то взрывным человеком, нет, он такой серьезный. С чувством собственного достоинства – это сразу видно было. Может, это вообще черта, свойственная северянам, –
Сережа Капустин жил на вольном хоккейном воздухе в городе-труженике; в городе, которому это зимнее зрелище дарило радость и отдых до или после нефтегазовых вахт.
Сережа Капустин рос хоккеистом и никем иным себя не видел. О запасных вариантах и не помышлял, не готовил себя к тому, что станет предпринимать, если не попадет в команду мастеров, в которой можно зарабатывать себе и близким на хлеб. Вообще с юношества не строил гигантских планов и не витал в облаках; просто жил хоккеем, проживая с удовольствием каждый день, ведь и дня не проводил без хоккея.
Александр Лубянецкий:
«Хоккей тогда был в таких городах, как наша Ухта, на первом месте. Хоккеисты всегда как пижоны ходили: спортивные шерстяные штанишки, эти ботиночки «прощай, молодость», войлочные, на молнии – хоккеист идет. И его знали. У людей телевизоров тогда не было, центральное телевидение в Ухте только в конце 60-х появилось, народ жил своей жизнью. Днем отработали, вечером вся Ухта шла на улицы, и все гуляли, посещали все спортивные мероприятия. Когда был хоккей, город был пустой практически, тишина, зато вся чаша стадионной хоккейной коробки была забита. Рядом дома стоят, из окошечка видно совсем близко эту коробочку, с крыш люди смотрели, с балконов. А на улице – минус тридцать-сорок градусов…»
Игорь Капустин:
«Наш отец считался в городе заядлым болельщиком. Хоккейным. Матчи «Нефтяника» вообще не пропускал. Свое место имел на стадионе! На первом ряду, кажется. Там у таких болельщиков, как отец, были закреплены места в первых рядах. Но никто же не сидел – в ухтинский-то мороз! Все стояли, одетые по максимуму тепло. Отец надевал куртку со штанами – специальные для летчиков, а на ноги – унты. При желании мог в Ухте все что угодно достать. Не простужался на хоккее, не болел после этого.
Болел за «Нефтяник» как-то спокойно, без перепадов в настроении – и когда команда выигрывала, и когда проигрывала. За успехами Сергея, за тем, как он все лучше и лучше играл, следил, конечно, но тоже обходился без похвал и назиданий. Та же история и с мной повторилась… Повторюсь: нас никто никуда за ручку не водил.
Как брат в 71-м переехал в Москву и попал в «Крылья Советов», отец старался не пропустить трансляцию их матчей по радио. Слушал внимательно и не отвлекался. Может быть, внутренне и гордился старшим сыном, но внешне этого не проявлял. Сохранял обычные для него спокойствие и выдержку. В те годы в Ухте не показывали спортивные телетрансляции, и вся надежда была на радио.
Когда мы с родителями в 75-м переехали в Москву, отца пригласили на работу – строился дворец для «Крыльев»… Домашние игры Серегины вообще не пропускал. Но когда он в ЦСКА, в «Спартаке» выступал, отец не ездил туда».
То, что Алексей Иванович слыл заядлым болельщиком «Нефтяника», напрямую не влияло на его старшего отрока, который сызмальства, еще не вполне осознавая, выбрал прямую
линию, направленную только в одну сторону – в хоккей. Но, конечно же, отцовская любовь к суровой и увлекательной мужской зимней игре являлась благоприятным фоном для сознания Сережки Капустина.Александр Лубянецкий:
«Родился я в Ухте в 1955 году. Жили мы в старой части города, там же, где семья Капустиных, по соседству. Учились с Сергеем в одной школе № 2. Стадион «Нефтяник» стал нашим вторым домом родным. Занимались мы в ДЮСШ-1 при гороно, в детском парке. Я был в команде 1954–55 годов, Сергей – в группе 1952–53 годов, а его брат Игорь – в 1956–57.
Случалось, что Игорь с тремя возрастными группами занимался: потренировался, чуть передохнул – и уже с другими ребятами упражнения выполняет. Шустрый такой. Поведением отличался от старшего брата, тот поспокойней был.
Зимы в Ухте настоящие. И длинные. И каждый день у нас был хоккей. А летом вместе со старшим Капустиным в футбол играли, в баскетбол… Серега вообще по жизни был игровик. И везде здорово смотрелся. Выделялся на общем фоне».
Капустинское поколение отличалось игровой культурой. В любом коллективном виде спорта были хороши. Одни получше, другие похуже, однако никто, что называется, из игры не выпадал. Не выпадал – ни по координации движений, ни, главное, по чтению игры. Капустин являлся тому ярким примером.
Александр Лубянецкий:
«У Сереги, кстати, тяжелый характер был – в отличие от Игоря. Может, в чем-то это был плюс, что у него было какое-то абсолютно свое мнение, и переубедить его было невозможно… Вот он как решил – так оно и будет! По крайней мере, так мне тогда казалось.
Он не был душкой, сложный характер имел. Сказать, что он был весь со всех сторон положительный, нельзя. Были, наверное, какие-то свои недостатки, но сейчас даже как-то трудно судить о том. Обычно по истечении времени начинаешь идеализировать человека…
На игре его характер тоже отражался. Бывало, жадничал, конечно. Как оно всегда бывает с индивидуально одаренными ребятами. Тем более понятно, у него были лидерские качества, не то чтобы явно выраженные, такие, что сразу человека можно поставить – вот это капитан, но он абсолютно не боялся, например, брать игру на себя. Хотя где-то, как обычно бывает у индивидуально способных парней, перебирал в этом плане. Например, получив плохой пас в хорошей позиции, сразу мог отвесить: «Что ты там, руки-крюки!» или что-то в этом роде. Ведь он сам всегда старался идеальный пас выдать и требовал от других того же, чтобы ему конфету выложили. Особенно младшему брату доставалось от него по этому поводу, он его все время душил за всякие такие промахи в игре: пас не туда дал, это невпопад сделал…»
Игорь Капустин:
«Отношения у нас с братом всегда нормальными были. Хорошими. Добрыми. Какими и должны быть. Как мне вообще кажется.
Разница в возрасте была не очень маленькая и не очень большая – четыре года.
Каких-то раздоров, каких-то мелких стычек или ссор между нами вообще не припомню. Характерами, наверное, различались, но главное – по манере игры мы совсем разные. Брат – рослый и атлетичный, а я – совсем невысокий и худощавый.