Планируемая история (Сборник)
Шрифт:
Путинский переворот объективно (с социологической точки зрения) и явился конкретно-исторической формой реализации этой потребности.
Кто бы ни были организаторы переворота и какими бы ни были их субъективные намерения, этот переворот объективно, в сложившихся в России и на Западе условиях, так или иначе содержал в себе элемент сопротивления России гибельным для нее последствиям западнизации (американизации и глобализации). Именно этим главным образом объясняется «чудо» путинского рейтинга. Во всяком случае, широкие слои российского населения именно так восприняли путинский переворот и сфокусировали в личности Путина свои потребности и надежды. Этот переворот не был спланирован в Вашингтоне, так я думаю. Путин появился на исторической
Избрание В.В. Путина Президентом России в первом круге есть не просто личный успех конкретной личности. Это – событие большой исторической важности. На мой взгляд, это – самое значительное социальное событие в жизни постсоветской России. Я расцениваю его как третью попытку сопротивления России насильственной западнизации и превращению ее в зону колонизации со стороны глобального западнистского сверхобщества (глобализации). Первой попыткой я считаю «путч» в августе 1991 года, второй – восстание Верховного Совета в конце сентября – начале октября 1993 года. В этом состоит социальная сущность события, независимо от того, какими были и какими являются субъективные намерения активных участников его.
Но не следует забывать о том, что путинский переворот произошел в условиях западнизации России, в условиях зависимости России от Запада, в условиях заинтересованности Запада в том, чтобы Россия и впредь оставалась под контролем Запада и служила его интересам. Вашингтон недвусмысленно заявил, что ельцинский курс должен соблюдаться. И если это требование не будет выполняться, можно со стопроцентной уверенностью предсказать, что Запад (Вашингтон) будет делать все от него зависящее, чтобы ограничить позитивные последствия путинского переворота для России, скомпрометировать их и свести на нет.
Таким образом, третья попытка России высвободиться из пут западнизации и глобализации изначально содержит в себе противоречие: она заключена в рамки самой необходимости западнизации и глобализации.
Одно дело – путь к власти, и другое дело – деятельность по достижении власти. Эта деятельность зависит уже от других факторов, чем те, которые предопределили победу на выборах. Одно дело – желания и надежды масс людей, ставшие основой успеха на пути к власти, и другое дело – конкретный путь их удовлетворения в сложившихся условиях.
Исторический путь Путина начался с курьеза: ставленник «семьи», ненавистной широким слоям населения, стал выразителем интересов этих слоев. И с первых же шагов его деятельности в качестве главы новой власти ему пришлось иметь дело с другим курьезом: с сопротивлением тех, в интересах кого, казалось бы, был совершен политический переворот. Я имею в виду конфликты, связанные с финансовыми олигархами, с Советом Федерации, со средствами массовой информации и др. С социологической точки зрения в этих явлениях, однако, нет ничего курьезного. Они-то как раз закономерны, поскольку они суть проявления закономерностей в конкретной реальности, которых можно избежать на словах, но не на деле.
При всех обстоятельствах президент страны вынужден исполнять свои обязанности главы системы власти, имеющей свои объективные социальные законы, неподвластные воле президента, и должен это делать в рамках совокупности объективно данных факторов. Основные из этих факторов суть природные условия страны, человеческий материал, сложившееся до избрания президента состояние страны (власти, экономики, идеологии, культуры и т. д.), наличная социальная организация, взаимоотношения с внешним миром (с Западом – в первую очередь).
Путинская власть обнаруживает тяготение постсоветской системы власти к советскому образцу, поскольку в российских условиях и в силу объективных социальных законов организации власти сильная государственная власть, способная справиться с нынешними российскими
проблемами, может быть лишь властью такого типа, какая сложилась в советское время в России, причем сложилась независимо от лозунгов марксистского коммунизма и даже вопреки им, сложилась в силу необходимости и по законам власти как таковой.Сказанное выше касается только самоорганизации власти. Но это имеет место не изолированно, а в связи с прочими компонентами социальной организации, и прежде всего в связи с экономической и идейной сферами. Тут действует другой объективный социальный закон – закон взаимного соответствия различных компонентов социальной организации. Не говоря уж о том, что в рамках самой системы власти имеет место несоответствие тенденций советизации и западнизации (демократизации), делающее систему в целом неэффективной, такое несоответствие имеет место также между системой власти и другими сферами социальной организации. При попытке осуществить контроль над экономической и идейной сферами новая власть немедленно ощутила это.
Усиление тенденции к советизации не означает ослабления западнизации. Наоборот, последняя усиливается и будет усиливаться. Не противоречит ли это сказанному выше? Если рассматривать западные страны в привычных понятиях, выработанных применительно к эпохе обществ, противоречие несомненно. Но западный мир уже вступил в эпоху сверхобществ. И в западнистской социальной организации уже сложилась сверхвласть, важнейшим компонентом которой является механизм денежного тоталитаризма. Российский гибрид советизма и западнизма формируется в сфере власти как гибрид на уровне сверхвласти, необходимой частью которой является денежный механизм. В России он пока принимает уродливые формы (как и механизм власти политической!), воспринимаемые как уклонение от неких норм. Но это состояние преходяще. Россиянам придется примириться и с этим «благом» постсоветской эпохи, как они уже примирились с президентской властью.
Нечто подобное происходит и в других сферах России – в идеологии, образовании, культуре и т. д. Российский постсоветский социальный гибрид формируется как сверхобщество в рамках западнизма, но с неистребимым наследием советизма. Это и есть тот особый, третий путь, по которому пошла Россия после антикоммунистической контрреволюции 1991–1993 годов и с которого она вряд ли свернет в обозримом будущем. Историческая роль, которую в силу необходимости придется сыграть Путину, заключается, по всей вероятности, в том, чтобы закрепить результаты горбачевско-ельцинской контрреволюции и несколько нормализовать условия жизни российского населения в этих рамках. В какой мере это удастся на деле, пока судить трудно. Несомненно одно: в России сейчас просто нет сил для того, чтобы выйти за эти рамки решительно и открыто, с вызовом по отношению к Западу.
Хотя социальная организация постсоветской России и представляет собой социальный гибрид, на скорую руку сконструированный российскими реформаторами, он не является неким переходным состоянием к какому-то нормальному, достойному уважения образцу. К какому? Условия в современном мире таковы, что мыслимы только два исторически перспективных и социально нормальных (полноценных) образца – коммунистический и западнистский. Реставрация коммунистической социальной организации в России исключена на 100 процентов. Для этого нет необходимых условий. Возникнув при уникальном стечении обстоятельств, она могла существовать столетия. Но она разрушена. Вернуть Россию в состояние, при котором было бы возможно ее возрождение, не удастся уже никогда. Качественно изменились социальная структура населения страны и его идейное состояние. Отброшена и дискредитирована коммунистическая идеология. Она стала неадекватной современным условиям в мире. Эти условия таковы, что всякая серьезная попытка реставрации коммунизма будет немедленно пресечена военными силами глобального западнистского сверхобщества.