Планктон и Звездочёт

Когда санитары увезли тело и участковый заполнил все бумаги, Планктон Антонович остался в квартире один. Родителям он уже сообщил – должны послезавтра прилететь из Краснодара, раньше билетов не было. Громко тикали настенные часы. Незаметно стемнело. Вырвавшись из оцепенения грустных мыслей, Бронницкий включил лампу и устроился за столом, чтобы разобрать бумаги покойной Евдокии Никифоровны. Справа складывал фотографии, слева – важные документы, на пол бросал всякий ненужный хлам на выброс: визитки давно забытых людей, древние рекламные проспекты, какие-то квитанции, кулинарные рецепты, чеки. Внезапно в руки Планктону Антоновичу попалась перевязанная голубой лентой стопка ветхих пожелтевших конвертов необычного размера с большими марками и странными печатями. Молодой человек развязал ленту, открыл верхний конверт и аккуратно вынул сложенные втрое листы. Он принялся читать:

Здравствуй, дорогой мой другъ!

Прошу милостиво простить меня за то, что докучаю своими жалобами, однако я дйствительно нуждаюсь въ твоихъ поддержк и совт, а возможно, также и въ справедливой критик, ибо по собственной вин оказался въ положеніи плачевномъ и отчаянномъ, которое порою кажется мн безвыходнымъ.

Суть въ томъ, что однажды я пошёлъ по жизни неврнымъ путёмъ и зашёлъ по нему уже весьма далеко, притомъ добившись на этомъ пути значительныхъ успховъ. Тому уже три года, какъ я осозналъ сей печальный фактъ, но продолжаю идти ложной дорогой, не въ силахъ вырваться изъ порочнаго круга. Возможно, многіе скажутъ, что я счастливчикъ и понапрасну гнвлю судьбу. Что же, если я и вытянулъ счастливый билетъ, то билетъ этотъ былъ чужимъ, и чмъ дальше я иду съ нимъ по жизни, темъ несчастнее становлюсь.

Постараюсь же теперь объяснить, что именно меня терзаетъ, хотя бы даже начать пришлось издалека.

Какъ ты наврняка помнишь, дтство моё прошло въ Швейцарской Конфедераціи, гд отецъ мой служилъ по министерской линіи при дипломатической миссіи Его Императорского Величества. По достиженіи мною четырнадцатилтняго возраста семья наша вернулась въ столицу, гд я окончилъ престижную гимназію. Будущую мою профессію опредлялъ отецъ, который по здравому разсужденію счёлъ, что юриспруденція станетъ для меня хлбнымъ ремесломъ. Самъ же я на счётъ будущей профессіи своей сужденія не имлъ, да если бы имлъ, врядъ ли папенька сталъ бы къ моему мннію прислушиваться.

Отецъ способствовалъ моему зачисленію на факультетъ юриспруденціи и отбылъ съ новой миссіей въ Австро-Венгрію, такъ что дальнйшую свою карьеру я уже строилъ самостоятельно, безъ родительскаго покровительства, притомъ весьма правильно и удачно. Уже на четвёртомъ курс я, паче чаянія, устроился помощникомъ присяжнаго повреннаго при окружномъ суд. Посл окончанія университетскаго курса по удачному стеченію обстоятельствъ я нашёлъ мсто въ представительств британской адвокатской конторы, работалъ до четырнадцати часовъ въ день и за служебное своё рвеніе и упорство былъ направленъ въ Лондонъ для прохожденія шестимсячнаго стажированія.

Въ начал карьеры я имлъ только дв «матеріальныхъ» мечты, казавшихся тогда несбыточными: собственные апартаменты въ столиц и окладъ боле сорока червонцевъ въ мсяцъ. Къ собственному стыду вынужденъ я признать, что не имлъ какихъ-либо другихъ завтныхъ цлей. Спеціализацію свою на юридическомъ поприщ я выбиралъ сообразно, руководствуясь не зовомъ сердца или интересами разума, а стремясь получать максимальный доходъ за единицу времени, что въ итог привело меня въ финансовую сферу.

Въ своё оправданіе призываю тебя, дорогой мой другъ, принять во вниманіе тотъ фактъ, что я ршительно отказываюсь признать себя карьеристомъ: вдь я никого не подсиживалъ, не лебезилъ передъ начальствомъ. Я никогда ни о чёмъ не просилъ, только хорошо и правильно длалъ свое дло, вслдствіе чего меня регулярно повышали въ должностяхъ и въ оклад. Никогда не шёлъ я на сдлки съ совстью. Чудеснымъ образомъ вс пороки, зачастую свойственные этой профессіи, обошли меня стороной. Никогда твой покорный слуга не давалъ взятокъ, не доносилъ жандармскимъ, не участвовалъ въ казнокрадств и знаменитыхъ аферахъ съ паями обществъ взаимнаго кредита, не работалъ на явныхъ злодевъ и кровопійцъ.

Три раза я удачно, съ хорошимъ повышеніемъ смнилъ мсто службы, притомъ всякій разъ именно новый наниматель искалъ и заманивалъ меня, а не наоборотъ. Об моихъ «матеріальныхъ» мечты давно сбылись.

Въ мои тридцать пять лтъ я служу въ одномъ изъ крупнйшихъ столичныхъ банкирскихъ домовъ на очень хорошемъ жалованіи. У меня замчательная жена и сынъ, въ которыхъ души не чаю. Уже къ тридцати годамъ я пріобрёлъ въ собственность небольшіе, но уютные апартаменты, а потомъ построилъ дачу по Московской желзной дорог. Содержу пару рысаковъ хорошихъ кровей, неплохой экипажъ и объектъ особой страсти и увлеченія послднихъ лтъ: мотоциклетъ съ двигателемъ внутренняго сгоранія. Хотя я всегда жилъ въ кредитъ, не откладывая на завтра и не ограничивая себя въ удовольствіяхъ и покупкахъ, съ недавнихъ поръ я даже раздалъ послдніе долги и сдлалъ небольшія сбереженія. Можно сказать, что жизнь сложилась наіудачнйшимъ образомъ.

Въ то же время, я ненавижу свою работу, ненавижу своихъ сослуживцевъ, ненавижу весь этотъ финансовый міръ съ его милліонными сдлками, трансграничными трестами и цнными бумагами, всми этими мыльными пузырями и вымышленными цнностями нашихъ дней. Я ненавижу самодовольныхъ банкировъ, конторскія интриги и показное благополучіе: костюмы по двадцать червонцевъ, часы швейцарскихъ мануфактуръ и всё то, что принято теперь называть идіотскимъ словомъ «престижный». Я ненавижу себя за то, что уже два десятилтія кормлюсь въ этомъ отвратительномъ мн мір, изъ котораго мечтаю сбжать, но не нахожу въ себ для этого силъ. Когда я представляю себ, что оставшіеся до старости годы проживу такъ же, какъ послдніе двадцать лтъ, мн больше всего хочется умереть уже сейчасъ. Съ этой мыслью я просыпаюсь каждое утро и засыпаю каждый вечеръ.

Когда мн задаютъ вопросъ о моей профессіи, я испытываю острое чувство стыда. Мой другъ, открою теб страшную тайну: я профессіональный имитаторъ. Всю свою жизнь я изображаю корифея юриспруденціи, при этомъ считая занятіе своё безсмысленнымъ и неважно разбираясь въ законодательств, спасаясь лишь общей эрудиціей, интуиціей и природной способностью чётко излагать свои и чужія мысли. Я длаю видъ, что слжу за новостями финансоваго міра, котировками облигацій и новыми назначеніями въ правительств, хотя меня тошнитъ при одномъ только вид свежего номера дловыхъ новостей. Я имитирую карьерное рвеніе, хотя презираю своего нанимателя и въ тайн мечтаю свидтельствовать его банкротство.

Въ послдніе годы я достигъ такихъ высотъ въ своёмъ мастерств, что мн уже даже почти ничего не надобно длать. Собственно работой я занимаюсь въ среднемъ не боле часа въ день, оставшееся время читаю газеты и журналы, пишу замтки для Россійскаго мотоциклетнаго общества и обдаю съ пріятелями по два-три часа подъ бутылку хорошаго вина, а то и дв. Я сталъ, какъ юнецъ, бросать систем смшные вызовы: появляться на служб безъ жилета, а то и вовсе въ спортивныхъ брюкахъ и кожаной мотоциклетной куртк, бриться только по понедльникамъ. Я обнагллъ и, словно маніакальный убійца, сталъ заигрывать со слдствіемъ, нарочно оставляя улики и подсказки: уходить домой ровно въ шесть пополудни, когда прочіе служащіе остаются въ контор до начала девятаго, визировать документы не читая, работать по своимъ частнымъ заказамъ въ служебное время и на своемъ рабочемъ стол, не скрываясь.

Для меня остаётся загадкой, почему мой обманъ до сихъ поръ не раскрытъ. По какой причине въ коммерческомъ предпріятіи, якобы нацленномъ на максимальный результатъ въ дл извлеченія прибыли, мн продолжаютъ платить мой огромный окладъ за то, что я ничего не произвожу, занимаю чужое мсто и мъ чужой хлбъ? Почему, наконецъ, за мной оставили должность въ разгаръ послдняго биржевого кризиса, когда добрая треть моихъ сослуживцевъ осталась не у длъ?

На своей работ я теряю остроту ума и разлагаюсь какъ личность. Я продаю дьяволу свою безсмертную душу и свои таланты, отъ которыхъ, признаться, уже почти ничего и не осталось. Каждый вечеръ я больше всего хочу напиться пьянымъ, чтобы забыть позоръ прошедшаго дня, и какъ правило мн это удаётся. Въ пьяномъ вид меня зачастую охватывает міровая скорбь, я рыдаю и делаю истерику, а супруга моя ненаглядная Анна Семёновна меня жалетъ и успокаиваетъ.