Плата за красоту

Главным сейчас было дело Джонсов, потому что они богатые и у них личные связи в правительстве. Постоянно держа в голове это дело, Кук попросил Мэри исследовать сходные преступления и составить по ним отчет.

Обычным способом он собирал бы эту информацию не один день. А компьютер взял и выдал: раз – и готово. Кук откинулся на спинку стула и углубился в отчет. О рыбалке он и думать" забыл.

За последние десять лет шесть аналогичных случаев, а совпадающих в некоторых деталях – вдвое больше.

Нью-Йорк, Чикаго, Сан-Франциско, Бостон, Канзас-Сити, Атланта. Во всех этих городах из музеев или галерей были совершены кражи одного экспоната. Их стоимость варьировалась от нескольких сотен тысяч долларов до миллиона. И везде одно и то же: никакого беспорядка, сигнализация не потревожена, все чистенько. Каждая украденная вещь была застрахована, и во всех шести случаях взломщика не нашли.

Ловок, подумал Кук. Очень ловок.

В следующих двенадцати случаях имелись кое-какие вариации. Было украдено две или более вещей; в одном случае в кофе охранника подмешали снотворное, а сигнализацию просто отключили на тридцать минут. По другому делу преступника арестовали: один из охранников попытался стащить камею шестнадцатого века. Он во всем сознался, но утверждал, что взял камею уже после взлома. Украденные портреты Ренуара и Мане так и не нашли.

Интересно, подумал Кук. Образ мошенника, который потихоньку складывался в его голове, как-то не предусматривал неосторожные визиты в магазины, торгующие произведениями искусства. Может, он подкупает кого-то из охраны? Надо будет проверить.

И еще надо будет проверить, где находились Джонсы во время этих краж. Что ж, тоже своего рода рыбалка.

Первое, о чем подумала Миранда, открыв глаза воскресным днем, было: «Смуглая Дама». Она должна снова ее увидеть, еще раз протестировать. Иначе как еще она узнает, почему так чудовищно ошиблась?

По прошествии дней Миранда пришла к печальному выводу: да, она действительно ошиблась. Какие еще могут быть объяснения? Миранда слишком хорошо знала свою мать. Репутация «Станджо» ей дороже всего, так что можно не сомневаться: Элизабет дотошно и въедливо изучила каждую деталь повторного анализа. Уж она бы не пропустила даже малейшей неточности.

Впрочем, она всегда так поступала.

Оставалось лишь принять ситуацию в целом, постараться сохранить остатки гордости, ни о чем не спрашивать и ждать, пока улягутся страсти. Упорствовать бессмысленно.

Решив, что, чем хныкать, лучше провести время с большей пользой, Миранда натянула свитер. Часок-другой в тренажерном зале поможет справиться с депрессией.

Два часа спустя она вернулась домой, где обнаружила мучимого похмельем Эндрю. Она направлялась к лестнице, чтобы подняться к себе наверх, когда позвонили в дверь.

– Давайте я повешу ваше пальто, детектив Кук, – услышала она.

Кук? В воскресенье днем? Миранда пригладила волосы и села.

В комнату вошли Эндрю и Кук. Миранда изобрази на вежливую улыбку:

– У вас новости для нас?

– Ничего такого, доктор Джонс. Так, имеются кое-какие ниточки.

– Садитесь, пожалуйста.

– Замечательный дом. – Серые глаза под кустистыми бровями окинули комнату внимательным взглядом. – Здорово смотрится на скале. – «У старинных, всегда свой собственный запах, – подумал он, – другое пахнет пчелиным воском и лимоном. И еще старые богатые дома отличаются особым шармом: антикварная мебель, слегка выцветшие обои, окна от пола до потолка, пурпурный шелковый водопад портьер. Традиции, отменный вкус – вот что делает дом уютным».

– Чем мы можем вам помочь, детектив?

– Я получил кое-какую информацию, над которой сейчас работаю. Не могли бы вы мне сказать, где находились в ноябре прошлого года. В первой половине ноября.

– Прошлый ноябрь. – Как странно! Эндрю почесал в затылке. – Я был здесь, в Джонс-Пойнте. Я вообще прошлой осенью никуда не уезжал. Так ведь? – обратился он к Миранде.

– Да я не помню толком. Это что, – так важно, детектив?

– Ну, необходимо прояснить некоторые детали. Вы тоже находились здесь, доктор Джонс?

– В начале ноября я на несколько дней летала в Вашингтон. Консультировала в Смитсоновском институте. Я могу для верности посмотреть в своем ежедневнике.

– Будьте так добры, если нетрудно, – с извиняющейся улыбкой попросил Кук. – Так, чтобы уж прояснить до конца.

– Пожалуйста. – Она в этом не видела никакого смысла, но и вреда тоже никакого. – Он у меня в кабинете.

– Да, сэр, – обратился Кук к Эндрю, когда Миранда вышла. – Большой у вас дом. Наверное, протопить непросто.

– Здесь много каминов, – пробормотал Эндрю.

– Вы много путешествуете, доктор Джонс?

– Я редко оставляю институт. А Миранда часто летает. Она много консультирует, читает лекции. – Эндрю постучал пальцами по колену и заметил, что взгляд Кука задержался на бутылке «Джека Дэниелса», стоящей на столике у дивана. Эндрю несколько напрягся. – Какое отношение имеет ноябрь прошлого года к нашему делу?

– Я еще ни в чем не уверен, так, тяну ниточку. Вы рыбак?

– Нет, у меня морская болезнь.

– Жалко.

– Согласно моим записям, – с порога начала Миранда, – я была в Вашингтоне с третьего по седьмое ноября.

А кража в Сан-Франциско была совершена в ночь на пятое, вспомнил Кук.

– Рейс у вас тоже, наверное, записан?

– Да. – Она открыла ежедневник. – Рейс номер 408, вылет из Джонс-Пойнта в 10.50, прибытие в аэропорт Нэшнл в 12.59. Я останавливалась в гостинице «Времена года». Этого достаточно?

– Более чем. Вы настоящий ученый, ведете подробные записи.

– Да. – Она подошла к креслу, в котором сидел Эндрю, и опустилась на подлокотник. Теперь они словно объединились вдвоем против Кука. – А зачем вам это?

– Так, проясняю кое-что для себя. А вы не поглядите в вашей книжечке, что там у вас записано в июне? Скажем, вторая половина месяца.

– Пожалуйста. – Она успокаивающе похлопала брата по колену и перелистнула страницы. – В июне я была здесь. Лабораторные работы, летние занятия. Ты тоже провел пару занятий, помнишь, Эндрю?

– Ага. – Эндрю закрыл глаза, припоминая. – Это было в конце июня. Восточное искусство двенадцатого века. – Он открыл глаза и хмыкнул. – Точную дату мы вам обязательно скажем, детектив. У нас в институте отчеты составляются безукоризненно.