Платон, сын Аполлона

— Но я уже сказал, что есть. Они угрожали, — захныкал привратник. — Если я скажу теперь, что гостя нет, они не поверят и побьют меня.

— Ты сказала: псы Крития? — спросил Платон.

— Конечно! Чьи же ещё могут быть псы в этом городе?! — ответила, не переставая злиться, Тимандра. И это ей было очень к лицу: маленькая, быстрая, изящная и злая, как потревоженная пчёлка. Как золотая пчёлка...

— Критий — мой дядя, — сказал Платон. — Это не значит, что ты не можешь бранить его, — поторопился он добавить, — но это значит, что мне не опасны его псы.

Тимандра сначала удивилась, затем вздохнула и замолчала, успокаиваясь.

— Что сказать скифам? — спросил привратник, умоляюще глядя на гостя.

— Скажи, что я уже иду, — ответил Платон и так посмотрел на Тимандру, будто расставался с нею навек.

Она подошла к нему и, привстав на цыпочки, поцеловала в губы.

Скифы привели Платона к Толосу, где теперь заседали новые правители Афин во главе с Критием. Его завели в помещение, предназначенное для охранников. На скамьях вдоль стен сидели несколько вооружённых мечами скифов. На свободной скамье у дальней стены Платон увидел Сократа.

— О! — воскликнул тот радостно, едва Платон переступил порог. — А я уж думал, что не дождусь тебя. Эти угрюмые церберы молчат, словно в рот воды набрали. Можно умереть от скуки. А Критий не торопится принимать: занят важными государственными делами.

— Передайте Критию, что привели Сократа и Платона, — потребовал Платон, обращаясь к скифам. — Я — племянник Крития, а Сократ — его учитель.

Скифы переглянулись, один из них встал и вышел.

Платон сел рядом с Сократом.

— Что скажем Критию? — спросил Сократ. — Зачем ходили к Тимандре? Ты влюблён в неё, это ясно. А я?— Сократ почесал в затылке. — Впрочем, я тоже влюблён, как же иначе! Она такая красивая. Ты согласен?

— Она прекрасна, — ответил Платон. — Об одном хочу попросить тебя, Сократ, — сказал он серьёзно, — не зли Крития. Со мной он ничего худого не сделает, а тебя, если ты разозлишь его, может бросить в тюрьму или ещё хуже.

— Хуже смерти ничего не может быть — так думают многие. Я же думаю, что позор хуже, — так же серьёзно ответил Платону Сократ.

Критий был один в комнате, предназначавшейся для полимарха, командующего всеми войсками Афин. В нишах её стен стояли изваяния мифических героев, длинная мраморная полка была завалена свитками-приказами полимархов и военными решениями Народного собрания. Критий встретил вошедших стоя посреди комнаты — в пурпурном, подшитом золотой лентой плаще, со свитком в руке. Он был серьёзен и даже величествен — держал голову высоко, смотрел чуть искоса из-под полуопущенных век.

— Хайре, Критий, — поприветствовал его Сократ, на что Критий ответил едва заметным кивком головы. — Презренные скифы арестовали нас у дома красавицы Тимандры. Теперь это преступление — навещать молодых и красивых гетер? Кстати, эта женщина не только красива, но и умна. Такой, наверное, была в её годы Аспасия, жена твоего дяди Перикла и тётка твоего двоюродного брата Алкивиада.

— Вот! — остановил Сократа Критий. — Ты вспомнил об Алкивиаде. Не из-за него ли ты навещал Тимандру?

— Да, чтобы выразить ей моё соболезнование.

— Алкивиад был твоим любимчиком.

— Да, я скорблю о его смерти.

— Ты расспросил Тимандру о том, как погиб Алкивиад?

— Его убили какие-то варвары за то, что он соблазнил их сестру.

— Так тебе сказала Тимандра? — усмехнулся Критий.

— Так она сказала, — подтвердил Сократ.

— И тебе тоже? — обратился Критий к Платону.

— И мне, — ответил Платон.

— Но ты, наверное, тайно радуешься тому, что Алкивиад погиб? Ведь теперь Тимандра свободна, ты можешь занять его место, не правда ли?

— Это дурно, Критий, когда один человек приписывает свои пороки другому, — вступился за Платона Сократ.

— Ты хочешь сказать, что я тайно радуюсь смерти Алкивиада?

— Да, — ответил Сократ. — Но не потому, что рассчитываешь занимать эту комнату полимарха, которая, как ты знаешь, не для тебя предназначена.

— А для кого? Для Алкивиада?

— Возможно. Но не для тебя, Критий.

— Почему же не для меня? — Критий похлопал свитком по колену. — Разве я хуже Алкивиада? Он позволил себе надругаться над отеческими святынями, он повёл флот на Сицилию, где был разгромлен, он бежал в Спарту, предав Афины, он бежал к персам, предав Спарту, он изменил персидскому царю, по его вине погиб наш флот при Эгоспотамах...

— Ты мог бы перечислить ещё несколько порочащих Алкивиада поступков, — сказал Сократ, — но от этого он не стал бы хуже тебя, Критий.

— Почему же?

— Он совершал дурные поступки в силу внешних обстоятельств. Ты — из-за злого умысла.

— Я?! — возмутился Критий.

— Злой умысел, Критий, говорит о подлости души, уступка обстоятельствам — только о её слабости. И то и другое — порок, разумеется. Но слабость души можно одолеть, подлость же непременно заведёт её в бездны Тартара. Да и не Алкивиад убил тебя, Критий, — сказал Сократ, опустив голову, — а ты его.

— Так тебе сказала эта сука Тимандра? Вот зачем ты бегал к ней! — Голос Крития зазвучал так громко, будто он взобрался на трибуну Пникса.

Платон успел подумать, что Сократ погубил и себя и Тимандру, но старик поднял голову и, глядя Критию в глаза, ответил:

— Смиренная Тимандра сказала, что Алкивиада убили братья его фригийской любовницы.

Ожесточившееся лицо олигарха расслабилось, он даже усмехнулся и сказал, снова постукивая себя свитком по колену:

— Стало быть, это только твоё предположение. Глупая Тимандра могла придумать такое, но ты... Вспомни, где Фригия и где Афины, где был Алкивиад, когда его настигла смерть, и где был я. Чтобы совершить убийство, надо быть на месте преступления, Сократ. Или ты забыл этот важнейший принцип доказательства?

— Это не принцип, — возразил Сократ. — Чтобы стать преступником, надо быть участником злодеяния. А содействовать преступлению можно по-разному: не только делом, но и словом, приказом, наущением, деньгами. Колдуны помогают тайным наговором.

— Ты хочешь, наверное, сказать, что я колдун? — засмеялся Критий.

— Нет. Ты оратор, ты поэт, ты политик, Критий, но ты не колдун.

— Тогда как же я мог участвовать в этом убийстве?

— Как политик, которому Алкивиад мог помешать.