Платон, сын Аполлона

Ему никто не ответил. Лишь рядом с ним вдруг зажглась крохотная лампадка. Платон взял её и осторожно ступил на лестницу. Вскоре нога его не нащупала ступеньки. Лестница кончилась, но дна у ямы не было. Он опустил лампадку пониже. Колодец казался бездонным. «Забавы почище элевсинских», — подумал Платон, не зная, как быть дальше: прыгать вниз, в бездну, или вернуться. Но на обратном пути, как сказал голос, ждала только смерть. Стало быть, решил он, надо прыгать. И в этот миг заметил нишу в стене колодца. Протянув в ту сторону руку с лампадкой, он различил ступеньки, ведущие вверх, в темноту. Несомненно, это был спасительный выход. Раскачавшись, Платон прыгнул в нишу, уронив лампадку. Он так и не услышал, как она достигла дна.

Винтовая лестница, по которой он поднимался на ощупь, привела к запертой решётке. Платон подёргал её, но та не поддалась. И когда отчаяние уже готово было одолеть его, за решёткой вдруг вспыхнул свет, загремел запор и чьи-то руки подняли её.

— Я пастофор, хранитель священных символов, — сказал избавитель. — Поднимайся.

Пастофор встретил Платона с улыбкой и поздравил с тем, что тот благополучно выдержал первое испытание.

— Твоё желание света и знания оказалось сильнее тьмы и неведения, — сказал хранитель. — Это похвально.

Они стояли в просторном зале, стены которого были украшены фресками и иероглифами, обозначавшими не только слова, но и цифры.

– Здесь двадцать два символа, — сказал Платону пастофор, — в них зашифровано столько же тайн, ключей, которые составляют азбуку мудрости и силы. В каждом символе — троичный закон, охватывающий три мира: божественный, мир разума и мир материи. Созерцая эти символы, ты проникаешь в тайны миров и управляешь ими. Символы многозначны и глубоки. Посвящённый проникает в них, сосредоточенно созерцая фигуру, величину, цвет, изучая значение каждой части, ощущая внутри себя звучание знака, последовательность чувств и мыслей, им возбуждаемых, достигая созвучия своей души с символом и обнаруживая истину в этой гармонии. Так человеческая воля соединяется с волей божественной и вступает в круг силы и власти над всем сущим ещё в этом мире. Нет высшей награды для освобождённого духа...

Трудно сказать, сколько времени провёл Платон в этом зале, слушая речь пастофора. Он старался запомнить толкование каждого символа и понимал, что сделать это невозможно, что к этим толкованиям надо будет вернуться, а теперь хотя бы насладиться прикосновением к великой и древней тайне, обещающий бессмертие, власть и силу.

Эта часть — беседа с пастофором — показалась Платону самой значительной из всего, что он увидел и услышал на пути первых испытаний. Дальше начались «забавы»: испытание огнём, что пугал, но не жёг, водой, что оказалась не так глубока, как казалось поначалу, испытание женщиной...

Последнее искушение его по-настоящему позабавило. В гроте, где неокоры оставили его отдыхать и ждать иерофанта, вдруг появилась прекрасная нубийка в прозрачном пурпуровом одеянии, соблазнительная в своей красоте, манящая и зовущая: «Найди во мне забвение, чужестранец!» Она приблизилась к Платону и обдала своим горячим дыханием, обещая огненные объятия, опьяняя тяжёлым пряным ароматом... Но он устоял перед чувственным соблазном, и вовсе не по причине бесчувственности к женским прелестям. Пришедший затем Птанефер похвалил Платона за эту исключительную стойкость.

— Лишь один из десяти не погибает в сладких объятиях нубийки, — сказал он, улыбаясь. — Это спасло тебя от наказания худшего, чем смерть: ты стал бы рабом при храме до скончания дней своих.

После этих слов Птанефер повёл философа в святилище Исиды. Перед огромной статуей богини, отлитой из сверкающей бронзы, глава иерофантов принял посвящённого и потребовал произнести обет молчания под страхом проклятия и смерти в этом мире, под страхом вечного исчезновения в тёмных безднах мира загробного.

— Ты превратишься в ничто без продолжения мысли и рода, — сказал иерофант. — Произнеси обет молчания и подчинения! — потребовал он.

— С сомкнутыми навечно устами преклоняюсь, — сказал Платон.

Так он ступил на порог истины, за которым начинался путь к небесной Исиде. Этот путь оказался долгим и трудным: медитации в келье, изучение иероглифов на храмовых стенах и колоннах, изучение минералов, растений, человека и его истории, медицины, архитектуры, священной музыки. Так, говорил ему Птанефер, он познает земную Исиду в мире и в себе. Правила жизни в святилище богини были строги и едва переносимы. Кроме того, жрецы-учителя требовали от него беспрекословного послушания. Однажды он осмелился пожаловаться на трудную жизнь Птанеферу, на что тот ответил:

— Работай и жди.

— Чего ждать? — возмутился он. — Я и прежде знал всё, чему меня здесь учат.

— Теперь ты знаешь и это, — сказал Птанефер и ушёл.

— Пусть мне разрешат выходить в город! — крикнул вслед ему Платон.

Птанефер не ответил и не оглянулся. Иногда Платону казалось, что он стал жертвой обманщиков. Тогда он начинал обдумывать план побега из святилища, которое стало для него тюрьмой. Но всякий раз уныние, возмущение и отчаяние сменялось состоянием радостного предчувствия, тогда он проводил время в Зале Символов, созерцая священные знаки и изображения и повторяя про себя слова, произнесённые однажды Птанефером: «Лотос долго растёт под водою, прежде чем раскроется над водою его цветок».

Он потерял счёт не только дням, но и месяцам. И только ночные звёзды, заглядывая к нему за высокие стены храма, да ветры, гудящие в вышине, говорили, что есть иной мир, с которым он давно расстался. Мир желанный и нежеланный. Мир, который ничего не стоит без истины.

Однажды ночью, а может днём — заточенному в каменные объятья было трудно понять, — долгожданный миг настал. Посвящение резко продвинулось к своему завершению. Пришёл Птанефер и объявил, что теперь Платон отправится вместе с ним в склеп, в гробницу, скрытую во чреве Великой Пирамиды.

— Зачем? — спросил Платон.

— Ничто не может приблизиться к божеству, не пройдя через смерть и воскрешение. Последний твой шаг к посвящению — через могилу. Через Страх — к Самообладанию.

Они долго шли по каменистым лабиринтам, спускались и поднимались, сгибались и распрямлялись, чувствуя, как мир становится всё глуше, мрачнее, безысходнее. И наконец оказались в низком склепе, в углу которого стоял открытый гранитный саркофаг. К нему была прислонена тяжёлая крышка. В нише над саркофагом не мигая светила лампа.

— Ты ляжешь в гробницу и дождёшься появления света. Увидев его, ты поймёшь, что это... Там, — Птанефер указал рукой в потолок, — большой кристалл надежды. Когда качнётся земля по воле божества, кристалл родит свет, он проткнёт твою душу и обнимет её. Одним концом свет соединится с тобой, а другим — с Осирисом. Ты узнаешь Его, и Он узнает тебя. Вы соединитесь в Луче Истины.

Платон лёг в саркофаг, и неокоры задвинули крышку. Наступила абсолютная тьма и тишина.

— Размышляй, борись и жди, — сказал Птанефер.