Плавучая станица

Голубовцы знали, что председатель ездил в город и пробыл там недели две, но что он делал в городе и почему задержался, почти никто не знал. Между тем как раз в те дни, когда Кузьму Федоровича вызвали в город с отчетом, ему сообщили, что управление моторно-рыболовных станций получило приказ о механизации голубовских тоней и направляет в станицу много машин, два трактора и катер с холодильной установкой.

— Пора вам ставить свое хозяйство на более высокую техническую основу, — сказал Кузьме Федоровичу инженер управления. — Сейчас мы дадим вам новые лебедки, электродвижки, тракторы, пришлем специалистов по монтажу. А вы должны выжать из этих машин все, что можно, и увеличить добычу рыбы.

— Я думаю, что артель свою задачу выполнит, — с достоинством ответил Кузьма Федорович.

Он сам побывал на базе управления, сам отбирал с техниками машины, сам следил за погрузкой на городской пристани.

Уже перед отправкой грузов Кузьме Федоровичу позвонил по телефону начальник Рыбвода Бардин и попросил погрузить вместе с машинами один разборный домик.

— Какой домик? — удивился Мосолов.

— Мы получили недавно пять комплектов разборных домиков для рыболовного надзора, — объяснил Бардин. — Один из них я решил направить в Голубовскую для вашего инспектора. Он ведь до сих пор живет на частной квартире?

— Так точно, на квартире, у нашей колхозницы Марфы Сазоновой.

— Ну вот. Один из домиков мы выделили для голубовского инспектора. Очень прошу вас погрузить весь комплект на баржу. Сейчас мы перебросим его в порт.

— Хорошо, товарищ Бардин, домик будет доставлен в целости, — пообещал Мосолов.

Когда самоходная баржа подошла к голубовскому. причалу, Кузьма Федорович вышел на палубу с таким видом, точно он сам добыл и привез все, что проворные матросы в брезентовых рукавицах, гремя кранами, стали выгружать из трюма.

— Видали? — сказал председатель рыбакам. — К весенней путине у нас тут целый комбинат будет построен. И разве только у нас? Поглядите, что на реке делается! Сотни судов плывут вниз и вверх…

…Паромщик Авдей Талалаев, сидя в своем балагане, тоже смотрел, как шлюзуются у плотины тяжело нагруженные баржи, потирал ладонью запотевшую лысину и говорил лежавшему на прохладных нарах Пимену:

— Вот, Пиша, конец нашей станице приходит. Не станет теперь у нас прибывать по веснам большая вода, а ить станица только этой водой и жила: и рыбка по займищу в воде нерестилась, и огороды наши на заливной земле кохались, и виноградными садами нас бог не обидел… Все это теперь пропадет, сгинет навеки.

Пимен мрачно отмалчивался. Вскоре после приезда Бардина его сняли с бригадирства и отправили ловцом, в сетчиковую бригаду деда Малявочки. Вместо Пимена бригадиром стал Степан Худяков.

Пимена особенно обозлило то, что его, прославленного рыбака, поставили под начало старого деда Малявочки и принудили «крутиться промеж баб». Правда, председатель рыбколхоза Мосолов пытался уговорить нового бригадира Худякова оставить Пимена во второй бригаде, но Степан наотрез отказался и заявил, что талалаевской ноги отныне в бригаде не будет. Так Пимен оказался у деда Малявочки. Он несколько раз съездил с женщинами-рыбачками на озера, а потом стал ссылаться на болезнь и все чаще сидел дома, не выходя на работу.

В те редкие дни, когда Пимен являлся в бригаду, он чувствовал на себе насмешливо-настороженные взгляды женщин и слышал их обидные, нарочито громкие слова:

— Должно быть, у нас сегодня улова не будет, потому что дядя Пиша прибыл…

— Его вся рыба боится…

— Ласкирь и тот от него хоронится…

Иногда Пимен лениво отругивался, а больше молчал, неторопливо исполняя то, что требовалось, или, сидя на берегу озера, неприязненно поглядывал на работающих женщин.

— Ничего, дядя Пиша, — весело утешала его Марфа, — вы не горюйте. Ну, скинули вас с бригадирства, ну, в женскую бригаду направили. Чего ж тут такого? Наши бабы, гляди, из вас еще человека сделают…

— Отстань, Марфушка, — огрызнулся Пимен, — не твоего ума дело.

Но Марфа, подмигивая смеющимся рыбачкам, говорила важно:

— Как же не моего ума? Вы ведь, дядя Пиша, до нас для перевоспитания прибыли, и мы, можно сказать, отвечать за вас будем…

— Чего ты там мелешь? — мрачнел Пимен. — Какое перевоспитание? Я человек больной. Ноги у меня не ходят и в середке мутить стало…

Для того чтобы оправдать свою выдумку о болезни, Пимен, несмотря на жару, надевал огромные валенки, брал в руки тяжелую палку и, изредка показываясь в станице, жаловался, что его мучает ревматизм.

Каждый день он приходил в балаган к брату Авдею, укладывался на земляные, пахнущие погребом нары и молчал, глядя в затянутый паутиной камышовый потолок. Паромщик боязливо посматривал на брата, несколько раз принимался уговаривать Пимена, но тот огрызался с ленивой злобой:

— Отстань, Авдей. Через тебя, старого чертяку, я и погорел…

Он слушал тоскливые причитания Авдея Гавриловича, молча посапывал и, зевая, засыпал. А паромщик, думая, что брат только прикидывается спящим, продолжал бубнить под нос свои бесконечные жалобы:

— Паромишко мой совсем рассыпается, пары телег удержать не могёт, а председатель колхоза и в ус не дует. Потерпи, говорит, Гаврилыч, скоро, дескать, новый паром устроим…

Председатель полеводческого колхоза Захар Петрович Бугров действительно приходил на берег и пообещал деду Авдею построить новый паром. Его давно уже беспокоило положение с перевозом: в степи поспевали хлеба, надвигалась страдная пора хлебопоставок, а элеватор был расположен в районной станице, на левом берегу. Секретарь райкома предупредил Захара Петровича, что район взял обязательство выполнить хлебопоставки в предельно сжатые сроки и что зерно не должно оставаться на токах ни одного лишнего часа.

— Ежели у вас плохо с транспортом, мы подкинем колхозу автомашины, — сказал Назаров, — а вам надо приложить все силы, чтобы выполнить свое обещание.

— С перевозом у нас плоховато, — почесал затылок Захар Петрович, — старый паром почти что вышел из строя, а до нового руки еще не дошли.

— В станице два колхоза, а вы не можете настоящий паром построить? — удивился секретарь. — Да об этом, товарищ Бугров, говорить стыдно!

Захар Петрович попытался повести разговор о пароме с Мосоловым, но скуповатый Кузьма Федорович пожал плечами, отделался шуткой.

— А для чего рыбакам паром? — усмехнулся он. — Мы, брат Петрович, всю жизнь на воде живем, и у нас каюк или баркас за все отдуваются. Это вам, полеводам, паром нужен, потому что телегой через реку не поедешь, а нам он ни к чему.

— Ну как же «ни к чему»? — урезонивал несговорчивого председателя Бугров. — Скотинку там перевезти или же сено с левобережья переправить, разве без парома обойдешься? Вот и давай, Федорыч, средства свои соединим, лесу хорошего купим и двумя артелями такой паром соорудим, чтоб дети наши нас благодарили.