Плавучий город

Сейко снова замолчала, у нее перехватило горло от воспоминаний. С трудом сглотнув, она протянула руку к чашке с чаем, но на полпути остановилась.

— Понимаешь, он позвонил мне в тот вечер. Я не виделась с этим парнем два месяца, он уезжал в Сайгон по делам. И как только вернулся, сразу позвонил мне. Я... я собиралась только на минуточку отойти от Мацуро, снять трубку телефона. Но это оказался он, а я так тосковала по нему все это время, и ему хотелось так много сказать мне... я застряла у телефона...

Ее голова склонилась, и слезы закапали на руки, теперь уже неподвижно лежавшие на коленях.

— Мне нет прощения... за мою оплошность. Прошло семь или восемь минут, точно не знаю, когда я спохватилась, что брат лежит один в ванне, полной воды. Я уронила трубку телефона и вбежала в ванную комнату.

Ей снова пришлось остановиться. Подобно скалолазу, взобравшемуся на высоту, где воздух сильно разрежен, ей приходилось приспосабливаться к страшной реальности.

— Это зрелище до сих пор стоит у меня перед глазами: Мацуро лежал в ванне лицом вниз. Струя воды из крана шевелила его волосы, как завитки прекрасного морского анемона. Но сам он был неподвижен.

Слезы капали одна за другой на колени Сейко.

— Я помню это. И воспоминание невозможно стереть или разрушить — оно твердое и холодное, как алмаз. Все остальное было как в бреду. Я вытащила его из ванны, перевернула на спину и стала делать искусственное дыхание, изо рта в рот. Потом я вызвала скорую медицинскую помощь, и когда врачи приехали, все еще прижимала к себе Мацуро. Мы помчались в больницу... А потом были крики и вопли матери, ее гнев... Понимаешь, когда я вбежала в ванную комнату, он уже был мертв, и я не могла — не могу — примириться с тем, что сделала.

Николас не сказал ни слова. Он просто не находил слов, видя глубокое горе Сейко. В этот момент он понял очень много — какой оторванной от родителей она себя чувствовала, почему попала в теневой мир, полный лжи, предательства и страшной опасности. Сейко прекрасно знала, что ждет ее, если она зайдет слишком далеко и сделает слишком много ошибок: упадет топор, и ее голова скатится вниз, и вина ее будет наконец искуплена.

Ее горе было подлинным. Воспоминания мучили молодую женщину, в этом он был уверен. Но что побудило ее признаться? Старалась ли она искренно доказать свою невиновность или, как умелый актер, разыграла перед ним личную трагедию, чтобы заставить верить ей?

Она любила его и всерьёз беспокоилась за него. В этом Николас был абсолютно уверен. Но этого было недостаточно, чтобы правильно оценить ситуацию. Ему как-то надо было расставить все по своим местам.

Николас встал и подошел к окну. Торговцы рыбой уже разошлись, и от них остался лишь запах потрошеной рыбы. Да, теперь воспоминания о Коуи долго будут преследовать его. Каждая клеточка его тела кричала об опасности. Он знал не понаслышке, что бывает, когда человек начинает принимать участие в делах якудзы. И все же он был связан клятвой защищать главу всех оябунов якудзы. И делает это теперь вместе с Сейко — полувьетнамкой, полуяпонкой, которая, возможно, участвовала в шпионаже против его компании, и с Тати Сидаре — молодым честолюбивым оябуном якудзы, с головой ушедшим в науку тандзянов. Мог ли он верить еще кому-либо, кроме Лью и Тандзана Нанги?

— Раз уж ты сейчас так откровенна со мной, — начал Николас, — скажи, у тебя есть какие-нибудь сомнения насчет Тати Сидаре?

Сейко ответила не сразу. Он слышал, как она ходила по комнате, но не повернулся, чтобы взглянуть на нее. Наконец она подошла к нему сбоку, одетая, но еще не накрашенная.

— Тати не такой, как все оябуны.

— Ты хочешь сказать, что жизнь вне закона не вскружила ему голову? Что он не одержим идеей власти и влияния?

Сейко стояла рядом с ним, но он знал, что она почувствовала, какая глубокая пропасть пролегла между ними. Он сделал ей больно, высказав свои подозрения в столь резкой форме и не поверив ее объяснениям. Но это уже нельзя было исправить. Положение, в котором они находились, — необходимость найти Оками прежде, чем его враги приведут в исполнение свой убийственный замысел, и необходимость раскрыть секрет «Факела-315» до того, как он будет введен в действие в мартовские иды, — это положение перечеркивало любые личные переживания.

— Нет. Я не это имела в виду... В этом смысле он, конечно, такой же, как все вы. Но... позволь мне рассказать тебе одну историю. Когда мы с ним познакомились, я обслуживала столики в акачочине моей матери. Он устроил меня на работу в Токио, где я смогла оттачивать свое мастерство.

Она протянула руку, чтобы коснуться Николаса, но на полпути остановилась, как бы передумав.

— Я расскажу тебе об этом именно сейчас, потому что знаю, что должна сделать это. Твоя отчужденность невыносима для меня, твое недоверие — как нож в моем сердце. Под утро, ворочаясь во сне, ты произнес ее имя — Коуи, и душа моя задрожала, как осенний лист.

— Забудь о Коуи.

— Потому что она из твоего прошлого? Но этой ночью ты мечтал именно о ней, хотя рядом с тобой была я.

— Это был всего лишь сон, и ничего более.

— Нет, не только сон! Ты обнимал меня, а произносил ее имя!

Он взглянул на Сейко, и лицо его стало мертвенно бледным. До каких пор Коуи будет преследовать его? До тех пор, наверное, пока он не порвет с якудзой? Нет, нет, это невозможно. Воспоминания об этой девушке должны сгинуть.

В глазах Сейко стояли слезы. Она прикусила нижнюю губу, чтобы не разрыдаться. И продолжала рассказывать:

— Именно Тати помог мне устроиться к тебе на работу. Это было превосходное место для меня, и я была ему очень благодарна. Потом он попросил меня стать посредником между Масамото Гоэй и Винсентом Тинем.

— Значит, эта история о том, как ты увидела меня в клубе Нанги, ложь?

— Нет, не ложь, просто... просто не совсем правда.

Она перевела дыхание.

— Я сама хотела подойти к тебе, но страх парализовал меня. Что, если ты отвергнешь меня? Я была уверена, что не вынесу этого. Поэтому я не стала ничего предпринимать, но рассказала Тати о тебе. Через несколько месяцев он сообщил мне, что место твоего помощника свободно и предложил попробовать поступить к тебе на работу. Он же подготовил меня к собеседованию.

— Значит, к этому времени Тати уже перебрался из Кумамото в Токио и работал на Томоо Кодзо?

Сейко кивнула.

— Он ведь умница, все так считают, поэтому быстро поднимался по иерархической лестнице Ямаути. Вскоре о нем прослышал Кодзо. Мне кажется, он понравился Кодзо тем, что хорошо знал Юго-Восточную Азию. И очень скоро Тати стал ответственным за этот сектор перед кланом.

По ее щекам катились слезы, несмотря на все усилия сдержать их.

— Тати одержим идеей проникнуть в Плавучий город. Не спрашивай, почему. Я сама не знаю этого. Но теперь я рассказала тебе абсолютно все. Во мне ничего не осталось, кроме вины за гибель брата и любви к тебе.

— Получается, ты почти ничего не знаешь о Тати. Ты видишь в нем доброту, а может, это только хитрость?

В дверь осторожно постучали, но Николас не обратил на стук никакого внимания.

— А что, если он подучил тебя и намеренно внедрил в мою компанию?

Раздвижные двери раскрылись — на пороге стоял Тати.

— Время завтракать, — сказал он весело.

* * *

— Эй, да ты просто здорово выглядишь в этой форме! Тебе об этом говорили?

Кроукер, быстро шагавший к выходу 19 в зале международных рейсов аэропорта Даллеса, резко остановился.