Плексус
Шрифт:
В следующую субботу утром я отправился в путь с двумя чемоданами, целиком наполненными пакетами с кофе. Я договорился о заработке в пятьдесят центов за день и небольших комиссионных за каждого нового клиента. Если к тому же мне удавалось взыскать с кого-нибудь считавшийся безнадежным долг, тогда причитались еще премиальные. Кроме чемоданов мне надлежало взять с собой холщовый мешок с затягивающимся верхом, куда предстояло класть выручку.
Проинструктировав относительно подхода к злостным неплательщикам, сосед особо предупредил, чтобы в некоторых
В первую же субботу меня ожидал успех. Мой босс буквально вытаращил глаза, когда я бросил деньги ему на стол. И тут же предложил поднять мою зарплату до семидесяти пяти центов. Я завербовал ему пять новых клиентов и собрал третью часть безнадежных долгов. И он обнял меня, как настоящее драгоценное приобретение.
– А вы обещаете, что не скажете моим родителям, что я на вас работаю? попросил я.
– Ну конечно не скажу, - сказал он.
Нет, обещайте! Дайте мне честное слово!
Он странно взглянул на меня, затем медленно повторил:
– Обещаю. Даю тебе честное слово.
На следующее утро, в воскресенье, я маячил у подъезда моих друзей, чтобы перехватить их на пути, в церковь. Мне без труда удалось уговорить их позволить мне ходить к мессе вместе с ними. Сказать правду, они были в восторге.
Когда мы вышли из церкви Франциска Сальского (ужасное место для богослужения), я объяснил им, чего достиг. Выудил из карманов деньги - почти три доллара - и передал их брату Сэди. К моему изумлению, он их не взял.
– Но я же подрядился на эту работу только ради вас, - увещевал я его.
– Знаю, Генри, но моя мать и слышать об этом не захочет.
– Можешь не говорить ей, что деньги от меня. Скажи, что тебе дали прибавку.
– Она этому не поверит, - сказал он.
– Тогда скажи, что нашел их на улице. Знаешь, я раздобуду где-нибудь старый кошелек. А ты положишь деньга в него и скажешь, что нашел кошелек в канаве как раз за церковью. Этому-то она поверит.
И все-таки он не соглашался.
От отчаяния я чуть не свихнулся. Если он не согласится взять деньги, значит, все мои усилия пойдут прахом. И я ушел, только заставив его пообещать, что он все же подумает над моим предложением.
На помощь мне пришла Сэди. Она была ближе к матери и смотрела на вещи более практично. В любом случае, считала она, мама должна узнать, что я хотел им помочь, и выразить свою благодарность.
До окончания недели мы с Сэди все обсудили. Как-то после полудня она стояла и ждала меня за воротами школы.
– Все устроилось, Генри, - выговорила она с трудом, - мама согласилась взять деньги. Но только на некоторое время - пока мой брат не найдет постоянное место на полный рабочий день. Тогда мы вернем их.
Я запротестовал: не надо ничего возвращать. Сказал, что уступлю, только если ее мать настаивает.
И передал девочке завернутые в лист оберточной бумаги деньги.– Мама говорит: да защитит и благословит тебя за твою доброту непорочная Дева Мария, - сказала Сэди.
Я не знал, что ответить. С такими словами ко мне еще никто не обращался. Кроме того, слова «непорочная Дева» ничего для меня не значили. В подобные бредни я не верил.
– А что, вы в самом деле верите во все это… ну, насчет непорочной Девы Марии?
– спросил я.
Сэди выглядела шокированной - или опечаленной? Она серьезно кивнула головой. Щ что такое непорочная Дева?
– спросил я.
– Ты знаешь это не хуже меня, - ответила она.
– Нет, не знаю. Почему вы называете ее непорочной?
Сэди на миг задумалась, а затем самым невинным образом заявила:
– Потому что она Богородица.
– Да, но что же такое тогда непорочная?
– Есть только одна непорочная Дева, -ответила Сэди, - и она - благословенная Дева Мария.
– Это не ответ, - нанес я встречный удар.
– Я спросил тебя, что значит непорочная?
– Это значит Пресвятая Матерь, - не слишком уверенно отвечала Сэди.
И тут мне в голову пришла блестящая мысль.
– Разве не Господь создал мир?
– спросил я.
– Конечно.
– Тогда нет никакой матери. Господу она не нужна.
– Это богохульство!
– Сэди почти кричала.
– Ты бы лучше поговорил со священником.
– Я не верю священникам.
– Генри, не говори так! Бог тебя накажет.
– Это за что же?
– За то же.
– Хорошо, - сказал я, - тогда спроси у священника ты! Ведь это ты католичка. А не я.
– И что ты болтаешь, - сказала Сэди, глубоко уязвленная.
– Ты еще недостаточно взрослый, чтобы задавать такие вопросы. Мы таких вопросов не задаем. Мы верим. Без веры хорошим католиком стать нельзя.
– Я готов поверить, - возразил я, - если он на мои вопросы ответит.
– Так нельзя, - сказала Сэди.
– Прежде ты должен поверить. А потом молиться. И просить Господа, чтобы Он простил тебе твои прегрешения…
– Прегрешения? Да нет у меня никаких прегрешений. И просить Господа о прощении мне не за что.
– Ах, Генри, Генри, нельзя так говорить, это испорченность. Все грешат. Для того и нужны священники. Вот почему мы молимся благословенной Деве Марии.
– А я не молюсь никому, - вызывающе сказал я, чуть подустав от ее туманных речей.
– Это потому, что ты протестант.
– Я не протестант. Я никто. Я не верю ни во что… такое!
– Лучше возьми свои слова обратно, - вконец встревоженная, сказала Сэди.
– За такие слова Господь может убить на месте.
Мое высказывание, по-видимому, так ее напугало, что ее страх передался мне.
– Я хочу сказать, - сказал я, пытаясь войти в прежние спокойные воды, - что мы тоже молимся. Но только не так, как вы. Мы молимся только в церкви - вместе со священником.