Племена Гора
Шрифт:
Мы тоже ничего не говорили.
Наконец он поднял палец.
— Можете еще раз проявить уважение, — произнес голос за нашими спинами.
Мы снова опустились на колени, приложились к полу.
— Не думал, что женщина сможет вас удержать, — улыбнулся человек на помосте.
Мы промолчали.
— Считал вас более везучими. — Лицо говорящего, как и лица его сподвижников, покрывала повязка, которую он приподнимал, когда откусывал крупные виноградины с грозди.
Я осмотрел комнату.
Это было роскошное, просторное и высокое помещение с колоннами. Полы были выложены
— Она великолепно справилась с ролью, — произнес человек на помосте, закончил есть виноград и сполоснул правую руку в небольшой чашке с веминиевой водой. — Но она всего лишь женщина. Не думал, что ей удастся вас задержать. Вы пробыли в ее плену чуть более двадцати анов.
— Мы попали в твою ловушку, — сказал Хассан. Человек пожал плечами — легкое, едва заметное движение, как принято на Тахари.
— Мне не совсем понятно, — произнес Хассан, — как вышло, что простой торговец финиками, мой друг Хаким из Тора, и я, мелкий бандит, привлекли внимание такого великого человека, как ты?
Соляной убар уперся взглядом в Хассана:
— Однажды ты похитил нужную мне вещь.
— Я же бандит! — жизнерадостно откликнулся Хассан. — Этим и живу. Если тебе так нужна эта вещь, я постараюсь ее вернуть.
— Я уже вернул ее, — ответил человек.
— Тогда у меня мало оснований для торга, — признался Хассан. — Что же это было?
— Так, пустяки.
— А может, — предположил Хассан, — это был другой бандит? Попробуй узнай человека в маске!
— Я присутствовал при краже. Ты не скрывал своего лица.
— Полагаю, я погорячился, — не сдавался Хассан. Между тем ему стало искренне любопытно узнать, о чем же идет речь. — Не помню, чтобы мне приходилось что-нибудь присвоить в твоем присутствии. К тому же я впервые в твоем касбахе.
— Ты все еще не узнал меня, — сказал соляной убар.
— Только не сочти это за невежливость.
— Впрочем, тогда ты торопился.
— Моя работа во многом зависит от быстроты ухода, — признался Хассан. — Что я у тебя взял?
— Ерунду, — улыбнулся человек.
— Надеюсь, ты простил меня, — произнес Хассан. — Более того, возместив потерю, ты не станешь ворошить прошлое и позволишь мне и моему другу удалиться. Вернешь нам кайилов, одежду и оружие, а также дашь на дорогу немного воды. Тогда на всем пути у ночных костров мы станем прославлять твое благородство и гостеприимство и никогда больше не потревожим твоего покоя.
— Боюсь, что это невозможно, — ответил человек.
— Я и не надеялся, — пожал плечами Хассан.
— Ты — бандит, — произнес человек на помосте.
— У каждого из нас свое дело, — заметил Хассан. — Я — бандит. Не станешь же ты преследовать человека только за то, что он — бандит?
— Как сказать, — возразил восседающий на помосте человек. — В какой-то степени мое дело — выявлять и наказывать бандитов. Не станешь же ты меня за это преследовать?
— Ну, конечно нет! — воскликнул Хассан. — Это было бы как неразумно, так и невежливо. — Кивнув в мою сторону, он добавил: — Я путешествую со своим приятелем. Это неуклюжий, но добродушный
и честный малый, зовут его Хаким из Тора. Парень недалекий, но и не злой. Нас свел случай. Освободи хотя бы его, и люди будут говорить у походных костров о твоем благородстве и гостеприимстве.Я не обиделся на характеристику Хассана. Я знал, что неуклюжим меня никак не назовешь.
— Придется им поговорить у костров о чем-нибудь другом, — процедил человек на помосте и огляделся.
Вокруг помоста стояли низкие столики со всяческой снедью: фруктами, муссами, подносами с жареным мясом верра, разными сортами хлеба. Лица всех участников трапезы скрывали повязки. Рядом со столиками стояли на коленях рабыни, некоторые из них носили высокие ошейники, некоторые кутались в горианские шелка. Рабыни лиц не прикрывали. В высших кругах Тахари считается исключительно эротичным, когда женщина не прячет свой рот. Женские губы и зубы — вызывающее зрелище. Прикоснуться зубами к зубам девушки означает прелюдию к овладению ее телом, причем если она пошла на такое, значит, тебе досталась бесстыжая и похотливая партнерша. Или готовая на все рабыня, с которой можно вытворять что угодно.
— Я долго ждал, пока вы окажетесь у моих ног, — произнес человек и поднял палец. Четыре девушки тут же сорвались с места и, оглашая комнату перезвоном колокольчиков, подбежали к нам. В последний момент они замерли, вопросительно уставившись на сидящего на помосте человека.
— Доставьте им удовольствие, — кивнул он.
Мы задергались. Девушки вовсю старались ублажить нас языками и губками. Стягивающие руки ремни глубоко врезались в мое тело. Веревки на шеях не позволяли нам сойти с места. Мы не могли освободиться. Человек в маске снова поднял палец. К нам тут же подбежала невольница с подносом и принялась вкладывать в рот разные деликатесы. Одна из девушек придерживала поочередно меня и Хассана за голову, а другая вливала в рот сладкое и густое торианское вино из знаменитого винограда та, растущего на террасах Коса. Затем нас угостили древним вином калана, которое можно найти исключительно в Аре. Голова у меня закрухдыась. В комнату вошли музыканты.
— Пир! — хлопнул в ладоши человек на помосте.
Мы отчаянно мотали головами, стараясь увернуться от струй вина. Одна из рабынь вцепилась мне в шею, стараясь поцеловать в губы. Я из последних сил пытался вырваться.
— Тафа любит тебя, — шептала девушка, впиваясь мне в рот.
Стражник держал меня за волосы, не давая вывернуться. Веревки едва не перерезали шею. Она укусила меня за ухо и поцеловала в шею.
— Тафа очень любит тебя, господин. Разреши ей доставить тебе удовольствие.
Я вздрогнул. Неожиданно до меня дошло, что это одна из двух девушек, которых захватил Хассан в пустыне при нашем первом знакомстве. Та самая гордая свободная женщина, которую продали вместе с предательницей Зиной в Двух Ятаганах. Теперь в распущенной и сладострастной рабыне, которая словно родилась в ошейнике, было трудно узнать гордую свободолюбивую красавицу. На Горе многие полагают, что женщина рождена для ошейника, надо только, чтобы попался достаточно сильный мужчина, чтобы ее окольцевать.