Пленить сердце горца
Шрифт:
Обитатели деревни ощетинились оружием и рвались в бой, страстно желая отплатить за утрату своих близких и любимых, погибших пятнадцать лет назад. Но когда Ронин уже приготовился отдать им приказ идти в наступление, Гримм удержал его, положив руку ему на плечо.
— У них Джиллиан, — промолвил он голосом, прозвучавшим как сама смерть.
— Почему ты в этом уверен? — посмотрел ему в глаза старик.
— Они размахивают пледом. Он был на Джиллиан за завтраком.
Ронин закрыл глаза.
— Только не это, — прошептал он. — Только не это!
Когда он снова открыл
— Мы не потеряем ее, парень. Пропустите лэрда Маккейна, — приказал он стражнику.
Воины Макиллиха излучали враждебность, но расступились, давая дорогу лэрду. Остановившись перед Ронином, Коннор Маккейн нахмурился.
— Я знал, что ты оклемаешься от боевого топора, дьявол, но не думал, что ты так быстро оправишься после того, как я убил твою красивую шлюху-жену, — Коннор осклабился — И твоего еще не рожденного ребенка.
Пальцы Ронина сжались на рукояти клеймора, но меча он не выхватил.
— Отпусти девушку, Маккейн. Она не имеет к нам никакого отношения.
— Она, возможно, носит ребенка.
Гримм окаменел.
— Она никого не носит, — холодно возразил он. «Конечно же, нет, иначе она бы мне сказала!» — мысленно добавил он.
Коннор Маккейн пытливо взглянул на него.
— Вот и она так говорит. Но я не верю ни ей, ни тебе.
— Где она? — спросил Гримм.
— В безопасности.
— Возьми меня, Коннор, возьми меня вместо нее, — предложил Ронин, ошеломив Гримма этими словами.
— Тебя, старик! — сплюнул Коннор. — Ты больше никому не угрожаешь — мы позаботились об этом много лет назад. У тебя больше не будет сыновей. Теперь он, — он указал на Гримма, — стал самой большой нашей проблемой. Наши шпионы донесли, что он последний живой берсерк, и женщина, которая, возможно, беременна — его подруга.
— Чего ты от меня хочешь? — спокойно спросил Гримм.
— Твою жизнь, — просто ответил Маккейн. — Увидеть, как умрет последний Макиллих, — предел моих мечтаний.
— Мы не такие чудовища, за каких вы нас принимаете, — сердито глянул на вождя Маккейнов Ронин.
— Вы — язычники. Богохульники и проклятье для единственной истинной веры…
— Не тебе судить! — воскликнул Ронин.
— И не думай спорить со мной о Слове Божьем, Макиллих. Голос Сатаны не собьет меня с Пути Господнего.
Губа Ронина в злобе втянулась.
— Когда кто-то думает, что знает пути Господни лучше, чем сам Бог, тогда умирают сотни…
— Освободи Джиллиан, и получишь мою жизнь, — перебил его Гримм. — Но она должна уйти свободно. Ты передашь ее, — Гримм посмотрел на Ронина, — моему отцу.
Он попытался поймать взгляд Ронина, которого назвал своим отцом, но не смог этого сделать.
— Я не для того нашел тебя, чтобы снова потерять, — хрипло пробормотал Ронин.
— Какое трогательное воссоединение, — сухо заметил Коннор. — Но ты его потеряешь. И, если ты хочешь получить ее, Гаврэл Макиллих — последний из берсерков — освободи ее сам. Она там, — он кивнул на Вотанов провал. — В пещерах.
В ужасе Гримм окинул взором зазубренный склон утеса.
— Где именно?
При мысли о Джиллиан, бродящей в темноте,
окруженной опасностями, о которых она даже не подозревает, его душу наполнил ужас: там ведь заваленные туннели, каменные осыпи, опасные провалы…— Сам найди ее.
— Откуда мне знать, что это не ловушка? — угрожающе засверкали глаза Гримма.
— Да ниоткуда, — безучастно ответил Маккейн. — Но если она там, там очень темно и много опасных пропастей. Кроме того, что я выигрываю, посылая тебя в пещеры?
— Их можно заминировать и подорвать, — сухо заметил Гримм.
— Тогда тебе лучше поскорее вывести ее оттуда, Макиллих, — провоцировал его Маккейн.
Ронин покачал головой.
— Нам нужны доказательства того, что она там. И что жива.
Коннор подозвал гонца и что-то прошептал ему на ухо.
Спустя некоторое время доказательство было предоставлено. Густой воздух долины прорезался пронзительным криком Джиллиан.
Ронин молча наблюдал, как Гримм взбирается по каменистой тропе к Вотанову провалу.
Бальдур находился в самой гуще воинов, скрываясь под плотным плащом, чтобы Маккейны не поняли, что в живых оставался еще один неженатый берсерк. Ронин настоял, чтобы тот не выдавал себя, пока это не понадобится для спасения их жизней.
С различных позиций оба брата восхищались юношей, взбирающимся на утес. Оставив Оккама внизу, Гримм карабкался по отвесному склону утеса с мастерством и легкостью, свидетельствовавшими о сверхъестественном совершенстве берсерка. После стольких лет утаивания своей истинной природы теперь он щеголял перед врагом своим превосходством. Он был воином-зверем, рожденным, чтобы жить и не погибать. Когда Гримм достиг вершины утеса и исчез за его кромкой, оба клана построили коней в боевые порядки, глядя в разделявшее их пространство с такой осязаемой ненавистью, что та висела в воздухе, густая и угнетающая, как дым, заполнивший эту долину пятнадцать лет назад.
Пока Джиллиан и Гримм — или, не дай Бог, один из Маккейнов — не появятся на краю утеса, ни одна сторона не двинется с места. Маккейны пришли в Тулут не для того, чтобы терять воинов своего клана; они пришли взять Гаврэла и уничтожить последнего из берсерков.
Макиллихи не двигались из-за страха за Джиллиан.
Время тянулось мучительно медленно.
Гримм молча вошел в туннель. Инстинкт подталкивал его громко позвать Джиллиан, но это лишь предупредило бы того, кто удерживает ее, о его присутствии. Воспоминание об ужасном крике холодило его кровь и заставляло ее вскипать, взывая к мщению.
Гримм стал медленно пробираться по туннелю, крадучись, как рысь, и принюхиваясь, как волк. Все его звериные инстинкты пробудились с холодной, хищной остротой. Где-то горели факелы; запах не оставлял никакого сомнения в этом. И Гримм пошел на запах по извилистым коридорам, вытянув руки в темноту. Хотя в пещерах царила кромешная тьма, обостренное зрение позволяло ему различать препятствия. Обходя глубокие ямы и пригибаясь под осыпающимися потолками, он брел по заплесневелым туннелям, следуя на запах.