Пленительная страсть

Ван дер Рис, идя сзади, не отставал от Сирены ни на шаг; она слышала его дыхание на своей шее. Наконец она распахнула дверь своей каюты, лихорадочно стараясь вспомнить, в каком состоянии оставила все здесь несколько часов назад: не забыла ли чего-нибудь такого, что могло бы выдать ее... Хотя, конечно, эти мужчины так глупы! Стоит женщине изменить прическу, одежду, манеру поведения, переместиться в новое место или новую обстановку, где ее не ожидают увидеть, — и мужчина не узнает не то что свою жену, но даже собственную мать! Единственное, что помнит мужчина, — была женщина для него желанной или нет!

Войдя в темную каюту и нащупав стол, на котором стояла лампа, Сирена, как бы случайно, сбросила ее на пол. Бормоча невнятные проклятия своей неловкости, она с трудом отыскала в дальнем конце каюты другую лампу, поменьше, а когда зажгла ее, с удовлетворением заметила, что масла в ней совсем на донышке и пламя едва горит. Стараясь держать лицо в тени, Сирена подошла к койке и достала из-под нее сундучок с лекарствами.

— Если вы подойдете сюда, капитан, я перевяжу вам руку.

Риган, казалось, сомневался и, подозревая подвох, подвинул ногой к двери стул таким образом, чтобы вход в каюту оставался открытым. Холодные голубые глаза голландца обшарили комнату в поисках спрятанного оружия, но, так ничего толком и не разглядев, он приблизился к Сирене, которая сидела на койке и разматывала бинт. Когда он прошел по каюте, стекло разбитой лампы заскрипело у него под ногами — это был единственный звук, нарушивший тишину, повисшую в воздухе, влажном и тяжелом.

И в это время чуткое ухо Сирены уловило, что фрегат уже не бьется о борт голландской бригантины. «Отличная работа, братишка!» — подумала она радостно, догадавшись, что Калеб обрезал швартовы, соединявшие два корабля. Фрегат теперь дрейфовал сам по себе, и с каждой волной расстояние между судами увеличивалось.

Она собралась было переодеть блузку, чтобы прикрыть полуобнаженную грудь, но, подумав, решила не делать этого. Может быть, вид женской груди отвлечет голландца, и он не заметит, что борта двух кораблей уже не бьются друг о друга.

Риган сел рядом с ней на койку, и женщина начала медленно втирать мазь в его рану, а затем осторожно перевязала ее. Все это время Сирена ощущала на себе его взгляд, который непонятным образом воздействовал на нее.

Молчание нарушил мужчина.

— Это неслыханно! Ручаюсь жизнью, что во всей истории мореплавания не было такого! — проворчал он. — Два противника сначала ведут бой, а затем перевязывают друг другу раны. Возможно, мы оба являемся более цивилизованными людьми, чем сами предполагали. А этот ужасный шрам у вас на руке? Похоже, вы получили ранение не так давно?

— Да, — проговорила Сирена глухим голосом. — Память об этом негодяе Блэкхарте.

— Однако вы ему неплохо сегодня отплатили. И как? Счастливы ли вы от того, что он мертв? — насмешливо спросил Риган.

Сирена встала и, повернувшись к нему спиной, сжала руками спинку стула, стоявшего рядом со столом.

— Счастлива ли я? Безмерно! — в ее голосе было столько ненависти, что у Ригана волосы зашевелились на голове. — Его смерть — бальзам для моей души, поддержка для моего духа! Жаль только, что я не могу его убить двадцать раз подряд и еще двадцать раз! Я мечтала об этой встрече, жаждала ее, как человек, истосковавшийся по глотку воды. Но этот мерзавец решил умереть как трус и лишил меня радости победы. Я не считаю доблестью убить труса.

Когда она говорила, ее гибкая спина напряглась, а мускулистые длинные ноги налились, напружинились, словно перед прыжком. Ригана обдало жаром, и он вспомнил о своем обещании когда-нибудь овладеть Морской Сиреной. Взгляд мужчины упал на темное пятно крови, запекшееся на ее спине.

— Тебе тоже надо смазать рану мазью, иди сюда! — приказал он.

Его тон рассердил Сирену, и она уже была готова взорваться, но на гневную вспышку уже не было сил: усталость сковала все ее тело, а каждый нерв просил отдыха; и к тому же нужно протянуть время, чтобы Калеб успел осуществить все задуманное. В молчании она опустилась на койку рядом с Риганом, позволив ему промыть раны на тыльной стороне рук и наложить мазь.

Он делал это так серьезно и так заботливо, что она рассмеялась. Риган тоже смутился, представив, что похож в этот миг на сестру милосердия, и грубовато приказал ей повернуться к нему спиной.

Сирена подавила смех и, повинуясь его тону, покорно повернулась. Он грубо толкнул ее на койку и, прежде чем она успела запротестовать, сорвал с нее блузку.

Женщина открывала рот в безмолвном протесте, а тело ее изгибалось в попытках освободиться от хватки мужских рук. Зажмурившись, она уткнулась в покрывало, приглушая рыдания. «Нет, — молча молила она, — только не это! Боже милостивый, пожалуйста, не позволь снова свершиться насилию!»

— Лежи спокойно, Морская Сирена! Я не хотел причинить тебе боль. Блузка присохла к израненной спине. По-другому невозможно было освободить рану.

Прижимая женщину к матрацу, Риган осторожно промыл рану и наложил мазь.

Постепенно Сирена расслабилась. Его пальцы нежно касались ее кожи, отчего она почувствовала тепло и умиротворение. Сквозь полузакрытые веки она видела, как пламя в лампе становится все меньше. Вероятно, этому способствовал густой туман, проникавший в каюту через открытую дверь. Мигающий тусклый огонек гипнотизировал женщину, приводя в расслабленное состояние. Она чувствовала нежные прикосновения мужских пальцев, осторожно втиравших мазь, и расслаблялась еще больше.

Риган, проклиная гаснущую лампу, спешил обработать рану прежде, чем свет совсем погаснет. Наконец он, вытерев жирные пальцы о порванную блузку, встал в полный рост и взглянул на Морскую Сирену, лежавшую на кровати.

Густые темные волосы закрывали ее лицо, и был виден только кончик подбородка. Тело ее было расслаблено, всегдашняя настороженность исчезла, и руки спокойно лежали высоко над головой. Изгиб спины плавно переходил в твердые округлости ягодиц и упругие бедра. Вид ее тела возбуждал его, манил к себе, подобно сладким песням легендарных сирен, в честь которых он и назвал ее.

Осторожно он склонился над женщиной и нежно прикоснулся губами к углублению ее спины.

Сирена почувствовала его прикосновения — нежные, ласковые и теплые, как ночной воздух. С трудом открыв тяжелые веки, она увидела, что лампа вспыхнула в последний раз, погрузив каюту в темноту, в густой, плотный, непроглядный туман.

Она вздохнула, наслаждаясь прикосновениями мужчины и чувствуя, как он наклонился над ней. Он убрал с ее шеи пахнущие морем волосы, и внезапно она поняла, что легкие прикосновения были поцелуями — он покрывал ими ее шею и плечи. Ощущая его дыхание на своей коже, она услышала едва уловимый стон, сорвавшийся с его губ.

Затаив дыхание, Сирена повернулась на спину и обвила его шею руками, подставив ему губы для поцелуев. Его большие ладони погрузились в ее волосы, и горячие губы обжигали ее лицо. Руки женщины прижимали мужскую голову к своей груди. Тело ее извивалось под ним. Она хотела его, он был нужен ей.

Его губы целовали ее шею и грудь. Когда он оторвался от нее, она вновь прильнула к нему в поисках его страстных губ, отбросив всякую сдержанность.

Он с силой вырвался из ее объятий и, быстро сняв сапоги, оценивающе провел руками по ее крепким длинным ногам. Медленно он расстегнул пряжку ее ремня, неторопливо снял с ее бедер короткие штаны. Наконец, не в силах ждать более, принялся за свою одежду, нетерпеливо срывая ее с себя.