Пленница былой любви
Шрифт:
Мне не оставалось ничего иного, как пойти вместе с ним. Страх обострял мою бдительность. Я волновалась. Не наговорила ли Элен чего-нибудь Муди? Неужели он решил спрятать нас в каком-нибудь другом помещении?
Дважды нам пришлось пересаживаться из одного такси в другое. Я молилась, чтобы Махтаб ничем не обнаружила, что ей знакомы эти улицы. Мы ехали дорогой, которая вела в Отделение США при посольстве Швейцарии.
Оказалось, что клиника, в которую мы наконец прибыли, находилась напротив посольства.
Муди быстро провел нас в приемный покой и спросил номер палаты, в которой лежала Нелюфар. Даже
– Вам с Махтаб нельзя войти в палату. У вас нет чадры.
Я догадалась, какие трудности возникли у него в связи с этим обстоятельством. Чтобы зайти к Нелюфар, ему пришлось бы оставить нас одних без стражи в приемном покое, притом рядом с посольством. Я поняла, что это не ловушка и с Нелюфар действительно что-то случилось. Я тотчас же забыла о своих неприятностях. Мне было искренне жаль малышку и ее родителей.
– Оставайтесь здесь! – приказал он и поспешил узнать что-нибудь о состоянии Нелюфар.
Быть так близко от посольства и не иметь возможности что-нибудь сделать… Это ужасно. Но ради нескольких минут разговора с Хелен не стоило вызывать ярость Муди.
Он очень скоро вернулся.
– Никого здесь нет, – сказал он. – Мортез забрал ее в другую клинику, а Настаран вернулась домой. Пойдем туда.
Мы шли мимо посольства, и я заставляла себя не смотреть в сторону здания. Я боялась, чтобы Муди не заметил, что мы прочли вывеску.
Дом Мортеза и Настаран находился в одном квартале с посольством. Там уже собрались несколько женщин, чтобы выразить сочувствие. Среди них была племянница Муди Ферест, которая занялась приготовлением чая. Настаран, взволнованная, ходила по комнате, время от времени посматривая с балкона, не возвращается ли Мортез с новостями о дочери.
Она упала с этого же балкона, с третьего этажа вниз на тротуар, перегнувшись через тонкий металлический барьер высотой не более восемнадцати дюймов. Такие балконы и такие трагедии не были в Тегеране редкостью.
Два часа прошли в нервозно-успокоительных разговорах. Махтаб с серьезным личиком держалась возле меня. Мы думали о хорошенькой малышке и шепотом молились, чтобы Бог не обошел своим вниманием крошку Нелюфар.
Я пыталась успокоить Настаран. Она знала, что мои чувства были искренними. Из моего сердца исходило материнское сочувствие.
Я и Настаран были на балконе, когда наконец увидели Мортеза. Рядом шли братья. Они несли коробки с гигиеническими платками, которые очень трудно было купить.
Из уст Настаран вырвался страшный душераздирающий крик боли. Она догадалась, что это значило. Платки нужны были, чтобы утирать слезы.
Она подбежала к дверям и встретилась с мужчинами у крыльца.
– Морде! [9] – сказал Мортез сквозь слезы. Настаран осела на пол.
Почти тотчас же в доме собрались погруженные в траур родственники. Женщины били себя в грудь и кричали, как того требовал ритуал.
Муди, Махтаб и я плакали вместе с ними.
Я искренне сочувствовала Настаран и Мортезу, но на исходе ночи слез и отчаяния
задала себе вопрос: а как эта трагедия отразится на моих планах? Был вторник, а в воскресенье я должна была встретиться в парке с Алави. Мне нужно было как-то добраться до телефона, чтобы позвонить Алави, а может быть, и Хелен в посольство. К тому же мне очень хотелось узнать, что произошло с Элен.9
Умерла!
На следующее утро, одетые в траур, мы были готовы сопровождать похоронную процессию на кладбище. Тельце Нелюфар на ночь положили в холодильник, а днем родители в соответствии с традицией должны были совершить ритуальное омовение ее тела, в то время как родственники читали специальные молитвы. Затем Нелюфар, одетую в белый саван, должны были увезти на кладбище.
Когда мы готовились в нашей спальне дома Маммаля к печальному дню, который нас ожидал, я предложила:
– Почему бы мне не остаться дома и присмотреть за детьми, когда все пойдут на кладбище?
– Нет, – решил Муди, – ты должна идти с нами.
– Я не хочу, чтобы Махтаб видела все это. И от меня действительно будет больше пользы, если я останусь и присмотрю за детьми.
– Не может быть и речи!
Но когда мы приехали в дом Настаран и Мортеза и я в присутствии всех высказала свое предложение, его посчитали разумным. Муди быстро уступил.
Я не собиралась выходить из дома, но, как только я осталась одна с ничего не подозревающими детьми, я побежала к телефону и позвонила Хелен.
– Приходите, – сказала она, – нам нужно поговорить.
– Я не могу. Нахожусь на противоположной стороне улицы, но не могу прийти.
Однако я подумала, что, возможно, мне удастся выйти с детьми в парк позднее, когда взрослые уже вернутся. На всякий случай мы договорились с Хелен, что встретимся в три часа дня в парке, возле посольства.
Мне не удалось связаться с Алави, но я дозвонилась в бюро к Элен. Это был ужасный разговор.
– Я решила все рассказать Муди, – заявила Элен. – Я скажу ему, что ты собираешься бежать.
– Не делай этого! – умоляла я. – Я призналась тебе, потому что ты – американка. Я рассказала тебе, потому что ты обещала сохранить тайну. Ты поклялась, что никому не расскажешь.
– Я рассказала обо всем Хормозу, – голос Элен начал дрожать. – Он очень недоволен мной. Он приказал мне не приближаться к посольству и сказал, что я должна сообщить Муди, потому что это мой мусульманский долг. Если я этого не сделаю, а с тобой и Махтаб что-нибудь случится, это будет мой грех, точно я убила вас. Я обязана ему рассказать.
Меня охватила паника. Муди меня убьет! Он точно запрет меня и заберет Махтаб. Раз и навсегда я потеряю желанную свободу, хоть маленькую, но которой я с таким трудом добилась. Он уже никогда мне больше не поверит.
– Прошу тебя, – задыхалась я от волнения и слез, – не говори ему.
Я кричала по телефону на Элен, плакала, просила, взывала к памяти нашего далекого детства в родных краях, но она была неумолима. Она еще раз повторила, что должна исполнить обязанность мусульманки, что она любит меня и заботится о моем и Махтаб благе и поэтому должна рассказать обо всем Муди.