Пленница Гора

Один из охранников отвязал ремни, удерживающие босков в стойлах, и вывел животных на пристань. Фургоны на вращающихся деревянных помостах развернули передом к берегу. После этого к повозкам одного за другим подвели храпящих, упирающихся босков и надели на животных кожаную упряжь.

На пристани собралось довольно много людей, наблюдающих за тем, как идет наша выгрузка с баржи. Некоторые даже оставили работу, чтобы на нас посмотреть.

На людях были грубые рабочие туники. Выглядели они уставшими.

Воздух был пропитан сильными запахами дерева и рыбы.

Рынки Лауриса не изобиловали тонкими и изысканными товарами. Здесь редко отыщешь мотки горианской золотой нити для вышивания, массивные, с крышкой, серебряные кубки из Тарны, доставленных из Шенди резных миниатюрных пантер с глазами из крохотных, горящих на солнце рубинов, мускатный орех и корицу, гвоздику и горький перец, привозимые из Бази, благовония с Тироса или темные, выдержанные вина и тончайшие прозрачные шелка, которыми так славится избалованный роскошью Ар. Жизнь в Лаурисе и в землях, лежащих к северу от него, даже по горианским меркам отличается своей скудностью.

И конечно, выводимые на берег с баржи обнаженные невольницы вызвали всеобщее любопытство.

— Тал, кейджеры! — крикнул нам какой-то молодой парень.

Юта сквозь металлические прутья клети помахала ему в ответ.

Мужчины в толпе приветствовали ее жест радостными восклицаниями.

— Поменьше улыбайся, — предупредила ее Лана. — Мало приятного быть проданной в Лаурисе.

— А мне все равно, где меня продадут, — беспечно ответила Юта.

— В демонстрационной шеренге ты стоишь ближе к концу, — успокоила ее Инга. — Тарго не захочет тебя продать прежде, чем мы достигнем Ара. Если он и выставит кого-нибудь здесь на продажу, так это тебя, Эли-нор. Ты ведь всего лишь необученная дикарка!

Меня захлестнула волна ненависти к этой глупой болтливой вороне.

Однако в глубине души я опасалась, что она совершенно права. Я внезапно почувствовала страх, что меня могут продать здесь, в этом затерявшемся среди бескрайних северных лесов небольшом речном городишке, и мне до конца дней суждено будет оставаться рабыней у какого-нибудь полунищего рыбака или дровосека, проводя свою жизнь в приготовлении ему пищи и убирая его утлую лачугу. Нечего сказать, прекрасная перспектива для Элеоноры Бринтон! Нет, я не должна быть выставлена здесь на продажу! Ни в коем случае не должна!

Один из помощников капитана подошел и тяжелым ключом отпер замок на запорах невольничьей клетки.

— Рабыням — выйти из клетки! — скомандовал старший охранник. — Построиться в один ряд!

Боски были уже запряжены в фургоны.

Нам по очереди выдали наши рубахи и набросили на шею петли длинного ремня для построения невольничьего каравана. Руки и ноги нам оставили несвязанными: куда убежишь в Лаурисе? Куда здесь вообще можно убежать?

Шагая у левого борта своих фургонов, мы сошли с баржи на берег.

Я увидела длинные мостки из бревен, ведущие с пристани к дощатым переходам между складскими помещениями — настоящую вымощенную досками улицу, петляющую между бесчисленных строений.

Построенные в цепь, мы пошли по этой улице.

Мне понравился воздух Лауриса, насыщенный свежестью полей, запахом реки и свежеструганой древесины. Откуда-то доносился аромат жареного мяса.

Следуя за своими фургонами, мы прошли мимо вереницы широких, прочных повозок, на которые рабочие укладывали тяжелые гранитные блоки, добытые и обтесанные в каменоломнях Лауриса; миновали целые горы огромных бочек, заполненных солью и рыбой; обошли приготовленные под погрузку тюки со шкурами слипов и пантер, в великом множестве поставляемые в город местными охотниками-промысловиками. Проходя мимо, я потрогала рукой одну слиновую шкуру. Мех на ней показался мне приятным на ощупь.

Повсюду вдоль дороги нас провожали взглядом работавшие мужчины. Такой товар, как невольницы, не мог пройти мимо их внимания. Я старалась держаться очень прямо и не смотреть в их сторону. Когда мы поравнялись с одним из молодых рабочих, он схватил меня за ногу. Я вскрикнула от неожиданности и испуганно отскочила в сторону. Мужчины рассмеялись. К парню подошел шагавший рядом со мной охранник и сердитым голосом потребовал:

— Покупай ее!

Парень состроил печальную мину и в полупоклоне развел руки в стороны, всем своим видом показывая — рад бы, да денег нет. Охранник в ответ недовольно поморщился, зрители рассмеялись, и мы продолжали свой путь дальше. Еще несколько минут я чувствовала на своей ноге прикосновение парня. Мне было неловко и в то же время приятно: ни один из рабочих не протянул руку, чтобы прикоснуться к Лане!

Запах жареного мяса стал сильнее, и фургоны, к нашей несказанной радости, остановились у длинного приземистого здания, по всей видимости большого склада. Когда мы зашли внутрь, двери за нами закрыли. Здесь нас накормили свежим хлебом, жареным мясом и дали напиться теплого боскского молока.

Тут я заметила, что Тарго за мной наблюдает. Потом он поманил меня к себе.

— Почему тот портовый рабочий решил к тебе прикоснуться? — спросил он. Я опустила голову.

— Не знаю, хозяин, — ответила я.

— Она стала держаться лучше, чем прежде, — заметил подошедший одноглазый охранник.

— Ты думаешь, она может стать красивой? — поинтересовался Тарго.

Его вопрос показался мне странным. По-моему, девушка может либо быть красивой, либо нет. Но вот стать красивой — мне это было непонятно.

— Возможно, — ответил охранник. — Она уже стала немного красивее с тех пор, как мы ее подобрали.

Его слова были мне приятны, хотя я все равно ничего не поняла.

— Рабыне белого шелка трудно быть по-настоящему красивой, — покачал головой Тарго.

— Конечно, — согласился охранник. — Но зато бело-шелковицы пользуются хорошим спросом.

Я совсем перестала что-либо понимать и подняла на Тарго умоляющий взгляд.

— Поставь ее шестой в демонстрационной шеренге, — отдал он распоряжение одноглазому охраннику.

Покраснев от удовольствия, я опустила глаза. Когда я снова подняла голову, Тарго с охранником уже ушли. Я принялась за прерванный обед. Девушкам, бывшим прежде в демонстрационной шеренге пятой и шестой, сообщили, что они теперь стали четвертой и пятой. Выглядели они удрученными и подавленными.

— Дикарка, — недовольно проворчала шестая девушка.

— А ты — девушка номер пять, — ответила я ей.

Тарго, к моей великой радости, в Лаурисе своих невольниц на продажу не выставлял. Он ждал более высоких цен.

Покончив с обедом, мы продолжили свой путь по дощатым улицам города, связанные кожаными ремнями в один невольничий караван. В одном месте мы прошли мимо пага-таверны, и через открытую дверь я заметила там девушку, на которой из всего одеяния были лишь надетые на шею украшения и привязанные к щиколотке левой ноги колокольчики. Девушка танцевала на посыпанной песком арене между столами под звуки каких-то примитивных музыкальных инструментов. На секунду я ошеломленно замерла перед распахнутыми дверьми. Затем наброшенный мне на шею кожаный ремень натянулся, и я вынуждена была идти дальше в своей связке. Я была поражена. Никогда еще мне не приходилось видеть столь соблазнительной женщины и столь чувственного исполнения танца.