Пленница Зверя

Но я даже кричать не могу. Сжалась вся.

– Терпи, Милана! – Даян меня совсем не успокаивает, но и не двигается внутри. Его член в меня, как по маслу скользнул, а теперь изнутри распирает, давит непривычно. – Терпи... Не смог сдержаться. Три дня о твоей дырочке узкой мечтал, как подросток недотраханный.

Влажные грубые пальцы снова продолжают ласкать меня спереди. То круги вокруг плоти набухшей выписывают, то растирают ее нетерпеливо и жадно. Это пускает по телу яркие токи удовольствия, но их недостаточно, чтобы заглушить жгучую боль.

Зверь немного отстраняется, и выходит из меня, но не до конца, а лишь для того, чтобы снова потом оказаться внутри. Боль не отступает, но он снова и снова проделывает это раз за разом. Рычит и толкается внутрь.

Пальцами продолжает теребить мои складки, отвлекая.

– Ты такая тесная... Я кончу сейчас, – хриплым от возбуждения голосом Даян произносит мне прямо в ухо.

Я больше не сопротивляюсь, и он тоже это понимает. Отпускает мое бедро и тянется вверх, забираясь под какую-то майку, которая невесть как на мне оказалась.

Зажимает один торчащий сосок, и меня прошибает волной острого удовольствия. Внизу живота стреляет мощным спазмом. Крутит горошину в пальцах, тянет. Это больно и сладко одновременно.

Наверное, его руки не привыкли к ласке. Он слишком жестокий и сильный, чтобы быть нежным. Но даже его грубые прикосновения отдаются во мне, приносят удовольствие.

Даян все еще толкается в меня, но боль не исчезает, только притупляется. Еще несколько движений, и он выходит, оставляя после себя саднящие ощущения.

Теплая густая жидкость толчками изливается мне на ягодицы и спину, сопровождаемая животным рычанием и матерными ругательствами, к которым я уже успела привыкнуть за последние пару дней.

Хочется заплакать от обиды, но шершавые пальцы снова тянутся к моей промежности. Вновь играют с клитором, который, кажется, уже готов взорваться искрами грязного удовольствия.

Несколько умелых движений, и меня накрывает оргазмом, рисующим перед глазами цветные круги, ставшие финальным фейерверком в празднике под названием "Потеря девственности".

Даян

Наутро после похищения Миланы, я со здоровенным стояком проснулся. Двое суток у меня секса нормального не было. Сам себе наяривать терпеть не могу, но девка Ворошиловская мне выбора другого не оставила.

Не мог я ей сразу после смерти родителей воспользоваться, и вчера она после всего-то произошло, как кукла пластмассовая была. С пустыми глазами и телом безвольным.

Я когда помог ей принять ванную и спать уложил, сам тоже в душ пошел. Возбудился, блядь, до чертиков, пока ее кожу нежную намыливал. Думал, разорвет меня.

В душе подрочить пришлось в одиночестве. Давно такого не было. Но спустить я был обязан, иначе бы напряжение в паху меня окончательно рассудка лишило.

Только это все для меня – как мертвому припарка.

Уже через пару часов я снова проснулся на все готовый. В бар спустился, накатил пару бокалов виски, но отвлечься это почти не помогло. В шесть утра я уже с торчащим концом новый день встречал.

Черт меня дернул посмотреть на нее.

Лежал бы себе спокойно, отвлечься пытался. Нет же. Мельком голову на сучку повернул – и все, все мысли из башки за секунду испарились.

Милана лежала ко мне попкой в маленьких свободных шортиках от пижамы, что я купил. И почему я, блядь, халат безразмерный не взял, понятия не имею.

Повернулся в ее сторону и руку под ткань снизу запусти. Обхватил сладкую булочку ладонью. Она в ней поместилась целиком, будто под лапу мою и заточена. Теплая. Мягкая. Бархатистая.

Но я кожу нежную под пальцами почти не ощущаю. Они у меня шершавые, и не чувствительные давно. К ласке непривыкшие.

Я баб жестко брать люблю. Резко на себя насаживать. Тело их в ладонях как пластилин сжимать. Без лишних нежностей и прелюдий. Ни к чему они мне.

Я даже дышать боялся. Разбудить недотрогу не хотелось. Насладиться ей не спеша желал, без нервяка, без глаз этих бездонных, что на меня с испугом вселенским смотрят.

Милана не проснулась, пока я задницу ее маленькую в ладонях мял. И я решил дальше пойти. Меня похоть вела грязная. Одержимость ебучая.

Шортики спустил. Оголил белую попку. Она на удар напрашивалась. Захотелось, чтоб раскраснелась под натиском моих ладоней.

Но я очень неуместно след на ее щеке вспомнил. Озверел прямо.

Если бы мразь раньше времени не сдохла, я бы его страдать заставил за то, что мою девочку ударить посмел. Истязал бы до тех пор, пока он не стал бы молить о смерти.

После всего пережитого Милана спала крепко. Фактически карт-бланш мне дала на ласки.

Я пальцы к промежности спустил. Гладить начал. Она прямо светила передо мной маленьким розовым бутоном, устоять невозможно было.

Я дразнил дырочку, кнопку ее погладил. И Милана потекла... Дышать чаще стала, но не проснулась.

Я влагу по складкам разнес, и поднялся к попке. Нажал на тугое колечко влажным пальцем. Девчонка, сладко выдохнув, подалась мне навстречу.

Блядь! Это последним толчком стало к тому, что я снял трусы и членом по складкам ее скользнул.

Двигаться между ними стал, но вскоре всякую сдержанность потерял. Окончательно слетел с катушек.

В этот момент я понял, что меня больше ничто не остановит.

Конечно, получилось все вовсе не так, как я хотел. Милана так и не смогла расслабиться, хотя я приложил к этому максимум усилий.

Правда, когда толкаться в нее начал, не удержался, рывком вошел. Не смог с желанием совладать.

После всего, что случилось, иду в душ. Смываю с себя остатки секса: пот, смазку и кровь.

Вода окрашивается в красный, и меня ебучий стыд обуяет. На секунду буквально совесть просыпается, которую в моей голове уже лет сто видно не было.

Даже мерзко как-то становится, но я эти чувства быстро гоню. Я бы Милану все равно распечатал. Ни сегодня, так завтра. Член на нее стоит, как заведенный. А напряжение снимать надо. И снимать я его только с ней хочу. По крайней мере, пока она мне не надоела.