Пленница

Тила тронула поводья, и через несколько минут они уже подъехали к крепости. В форту Марион царила невероятная суета. Городские жители бродили вдоль стен, глазея на охрану и ожидая возможности еще раз взглянуть на индейских воинов во всем их великолепии.

Джон провел Тилу через толпу в приемную, то и дело объясняя, что они пришли повидать известного белого индейца Джеймса Маккензи, взятого в плен по ошибке.

Седой чиновник с угрюмым выражением длинного, худого лица, покрытого шрамами, выписал пропуск, потом поднял голову и пристально посмотрел на молодых людей.

— Никаких посещений.

— Что?! — изумилась Тила.

— Не думайте, что ваш белый индеец невиновен.

— Как вы смеете…

— Его обвиняют в убийстве и похищении.

— Дьявольская выдумка…

— Тила! — остановил девушку Джон. Да, ей следовало сдержаться. Но она слишком долго жила среди военных в глуши и уже не думала о том, что столь грубые выражения не подобает произносить молодой леди. Этот чиновник сочтет, что она дурно воспитана. Вообще-то ей до смерти хотелось сказать ему, что его место в аду. Тила с удовольствием добавила бы кое-что еще, но вовремя прикусила язык.

— Джеймс Маккензи не виновен, и, если угодно, я готова поклясться на Библии, что ничего подобного он не совершал. Я находилась там во время расправы…

— Значит, вы наблюдали, как он убивал людей?

— Ах ты, напыщенный осел! — закричала Тила.

— Никаких посещений! Индейца Бегущего Медведя оправдают только свидетельства уцелевших солдат. Разговор окончен!

— Это, по-вашему, окончен! Ну погодите! Я подниму такой шум по поводу ваших действий, что вам не поздоровится.

— Тила! — одернул ее Джон.

— Оставь, Джон. Послушайте меня…

— Тила! — Джон схватил девушку за руку, притянул к себе и тихо прошептал:

— Его зовут Кларенс Хиггинс. Он участвовал в кампании с твоим отцом и был атакован отрядом Оцеолы. Хиггинс едва уцелел. Нам нужно сейчас же уйти.

— Я найду того, кто отменит ваш приказ, — холодно заявила Тила, отступая, но не отказываясь от борьбы.

Изуродованный шрамами лейтенант Хиггинс пристально посмотрел на нее.

— Не угодно ли вам, чтобы я послал в глубь территории за вашим отцом?

Тила снова от всей души послала его к дьяволу. Джон потянул ее за собой. У выхода они увидели старого Рили; его конвоировал молодой сержант.

— Рили! — воскликнула девушка. — Я пыталась увидеть Джеймса. Я…

Рили перебил ее, тихо сказав:

— Не надо посещать Джеймса — Но…

— Мисс, не надо этого делать. — Быстро оглядевшись, Рили еще тише добавил:

— Дайте ему время. Он разобьет вам сердце. Держитесь подальше от него.

— Что? Почему?

— Его предали.

— Военные!

— И вы. Пожалуйста, не пытайтесь увидеть его. Это принесет ему еще больше бед.

Рили последовал за сержантом. На глаза Тилы навернулись слезы.

Боже милостивый, о чем это он? Она быстро смахнула слезы. Джеймс — отъявленный мерзавец, вот и все. Он сам сказал, что уже наигрался. И не шутил при этом.

— Тила?.. — начал Джон.

— Пойдем.

Всю дорогу домой девушка молчала. Когда они подъехали к крыльцу, Тила быстро вышла из кареты. Ей хотелось остаться одной.

— Тила, мы непременно увидим Джеймса…

— Мне все равно, даже если он сгниет там заживо! — Она бросилась в свою комнату.

Условия содержания индейцев в плену были вполне сносными. Капитан Моррисон, попечениям которого вверили пленных, разрешил им свободно передвигаться в пределах форта. Однако пленных было много, а камер мало, поэтому лихорадка стремительно распространялась.

Зато всех кормили. Оцеола послал за своими женами и детьми, кое-кто из воинов последовал его примеру. Дети выглядели безнадежно больными, но с жадностью ели все, что им приносили, Джеймс попросил Джаррета не вмешиваться. Он знал, что брата тяготит бездействие, но предпочитал выждать. В форту ему ничто не угрожало. Джеймс повидал многих военных друзей, и они заверили его, что Уоррен все еще занят в кампании и преисполнен решимости довести войну до конца. Больных индейцев начал посещать доктор Уидон. Он проводил в форту много времени и питал к Джеймсу особый интерес. От него Джеймс узнал, что два солдата из отряда, подвергшегося нападению Выдры, находятся в форте Брук и уже выздоравливают. Эрнандес послал за ними, желая, чтобы они подтвердили непричастность Джеймса к нападению.

Джеймс прислонился к стене камеры форта, когда Дикий Кот сел возле него.

— Белый капитан сказал, что нас с тобой пригласили на торжество в Сент-Августине. Нас доставят туда под конвоем. Полагаю, тебя пригласили потому, что ты иногда бываешь у белых, а на меня просто хотят поглазеть.

Джеймс улыбнулся. Дикий Кот прав: белым интересно взглянуть на индейца, чье имя на устах у всех. Шрамы придавали красивому лицу Дикого Кота особую значительность. Его глаза обладали необычайной притягательностью. Поговаривали, будто Дикий Кот бегает так стремительно, что, преследуемый солдатами, порой останавливается, смеется им в лицо, мчится вперед, исчезает, а потом устраивает им засаду. Он вполне отвечал романтическим представлениям публики о семиноле — «дикаре», а вместе с тем властелине леса.

— Они хотят увидеть меня, — повторил Дикий Кот, — а я — их.

— Друг мой, иди. У меня же нет желания встречаться с ними.

— Бегущий Медведь, ты должен пойти. Сомневаюсь, что меня пустят туда без тебя.

— Дикий Кот, половина этих людей хотят поглазеть на нас.

— Ну и пусть пялятся. Мне они тоже любопытны.

— Дикий Кот…

— Может, твоя женщина будет там. Джеймс замер, сразу же вспомнив, что испытал, когда увидел Типу с Харрингтоном.

Она будет там. Ему удастся поговорить с ней, узнать правду. Но Джеймсу хотелось не разговаривать, а кричать и трясти ее. Мысли о Тиле неотступно преследовали его долгими днями и бессонными ночами. И чем больше он думал, тем сильнее одолевали его сомнения. Она, наверное, заметно округлилась за тот месяц, что Джеймс не видел ее.

Нет, он не ошибся. У него было двое детей, и Джеймс понимал, что женщина не меняется так за несколько недель. Значит, Тила зачала ребенка раньше.

Когда?

Этот вопрос терзал его. Он вспомнил, как однажды спросил ее: «Ты когда-нибудь занималась любовью в воде? И она рассердилась: „Ты же знаешь, Джеймс. Знаешь!“

Но до этого они долго не виделись, не говорили много дней, ночей, недель. В мучительной тишине, в плену, уставившись на стены форта, Джеймс переживал заново все перипетии их отношений.

Тила убежала от Уоррена, спряталась в лесу. Но, вернувшись, покинула семью Джаррета и Джона Харрингтона, хотя и сделала вид, будто помолвлена с ним. Потом Джеймс видел Тилу в разгар боя рядом с Джошуа Брэндейсом и провел с ней ночь. Одну ночь. Наутро он снова ушел, а она уехала с военными. Проводила время с Тайлером и Брэндейсом, в своем кругу, с людьми, уничтожавшими семинолов. Тила жила в форту Деливеренс, шутила с офицерами, танцевала с ними, лечила их.

Пока он не встретил ее и не спас. И черт возьми, она не сказала ему о ребенке! И даже не попыталась увидеть его здесь.