Пленница

Сбежав из города, путники добирались до рощи деревьев-падальщиков больше месяца. Почти два месяца они провели в Дельте. Затем, никуда не торопясь, они стали двигаться в Провинцию. Дорога заняла намного больше месяца, плюс несколько недель они отдыхали в замке советника Борка. Пусть будет еще два месяца. Два месяца длился поход в Серые горы. Вместе получается никак не меньше семи месяцев.

— Назия, — окликнул правитель морячку, — сколько времени вы бродили по морям, прежде чем вас встретил советник Шабр?

— Восемь месяцев, Посланник.

Восемь. А затем была подготовка к освобождению города, приведение его в порядок, укрощение Демона Света, поход на Приозерье. Как ни крути, а меньше девяти месяцев не выходит. Остается добавить последний штрих: свой памятный визит в солеварню Найл нанес за месяц до нападения северян! Получается, что по самым минимальным подсчетам, Райя вынашивает ребенка десять месяцев. А может быть — и все одиннадцать.

— Нос налево не торопясь! — звонко скомандовала Назия. — Спустить парус! Причальной команде на нос!

Корабли, постепенно замедляя ход, нацелились точно на прилепившейся к горному склону замок, поставленный на самой вершине идеально полусферического холма. Казалось, они хотели заплыть прямо в двери — но стройное здание и покорителей морей помимо зеленого луга разделял еще и широкий песчаный пляж. Носы с шорохом выползли на берег. Моряки быстро посыпались с бортов, облепляя свои суда и отволакивая их подальше от игривых волн.

Встречать Посланника не вышел никто, и Найла это весьма обеспокоило — не заметить из замка подходящий к берегам флот просто невозможно. Не дожидаясь, пока люди закрепят суда и подвяжут паруса, он почти бегом поднялся по заросшему короткой травой холму и вошел в высокие готические двери. — Эй, есть кто-нибудь? Правитель повернул направо, в коридор и заглянул в ближайшие обширные комнаты. Там всегда обитало хоть несколько человек, ожидающих праздника. На этот раз здесь было пусто. Предназначение помещений выдавали только расставленные вдоль стен топчаны и аккуратно свернутые тюфяки. Единственное утешение — никаких следов разгрома, сражения или панического бегства. Возможно, пришедшая в Провинцию беда хотя бы не очень кровава.

Лестница в конце коридора выводила на хорошо знакомый Найлу балкон — именно здесь он предпочитал ночевать во время пребывания на плодородной полоске земли между горами и морем. Поэтому правитель вернулся в холл и стал подниматься вверх по широкой парадной лестнице из прессованного гранита. Рука невольно легла на рукоять меча, но никаких посторонних звуков пока не слышалось, и обнажать оружие Найл не спешил.

На третьем этаже он постучал в выходящую прямо на лестницу дверь, потом решительно распахнул ее:

— Джарита, ты здесь?

В покоях главной служанки все так же оставалось на своих местах: деревянный полированный диван, два глубоких кресла, два объемных сундука, четыре стула и стоящий посередине стол, застеленный большим белым платком с кисточками по углам. Три высоких готических окна выходили на море, еще одно, чуть в сторонке — на зеленые кроны ближней рощи. В комнате имелся самый настоящий альков: прикрытое плотными занавесками углубление в стене. Найл не поленился заглянуть и туда, но там нашлась только застеленная розовым покрывалом кровать.

— И на мор тоже не похоже, — пробормотал Найл. — Больных-увечных не видно.

Правитель вышел из комнаты и поднялся еще выше этажом. В лицо ударило свежим ветром, щедро сдобренным водяными капельками. Открытая площадка ограничивалась позади мощной скальной стеной, по сторонам — высокими шестиугольными башенками, а впереди — высоким зубчатым парапетом. Стало видно, как далеко внизу, на желтой полоске пляжа, разгораются костры. Моряки занимались приготовлением обеда, а несколько надсмотрщиц, вооружившись старыми копьями с длинными костяными наконечниками, прогуливались по кромке воды, внимательно вглядываясь в заросли крыжовника. Восьмимесячное скитание по морям приучило хозяек кораблей к предельной осторожности.

Найл повернул к правой башенке, вошел в низкую арку двери и стал подниматься по пыльной винтовой лестнице. Именно здесь, в небольшой комнатке под смотровой площадкой выбрал себе место для жилья премудрый советник Борк. Правитель уже никого не рассчитывал встретить, поэтому, увидев сверкающие в полумраке глаза, в первый момент даже немного растерялся.

— Рад видеть тебя, Посланник Богини, — управитель Провинции выдвинулся вперед и встал в пятно света, падающее из окна.

Борк — старый смертоносец, покрытый короткими седыми волосками, росту имел чуть больше собаки, что говорило об очень солидном возрасте. За свою жизнь паук успел обломать коготки на всех лапах и получить длинный шрам на боку. Найл ни чуть не удивился бы, окажись, что этот паук участвовал в легендарных битвах людей и восьмилапых времен Айвара Жестокого и Хеба Могучего. Рад видеть тебя, советник, — с некоторым облегчением кивнул Найл. — Что тут у вас происходит?

— Извини, что не встретил тебя, Посланник Богини, но с недавних пор паукам в Провинции рискованно появляться на виду.

— Только паукам?

— Ты так и не стал смертоносцем, — укорил Посланника советник. Ты все время думаешь о двуногих. Ничего не случилось с твоей Джаритой. Она отправились собирать еду в поселения у болот.

— Откуда тогда такое запустение? — правитель развел руками, словно имел в виду именно эту комнату без мебели и украшений.

— Тебе хочется это знать? Хорошо. Внезапно Найла охватило чувство полной, смертельной безысходности, которую, наверное, испытывает замотанный в кокон человек, когда паук впрыскивает внутрь пищеварительный сок или схваченная цепкими стрекозиными лапами чайка в ожидании безжалостного укуса широко раздвинутых жвал. Невыносимая тоска, осознание совершенной неспособности хоть что-нибудь изменить, предпринять перед лицом накатывающейся неизбежной гибели.

— Они перестали спариваться, они бросили работы, — фразы паука пробивались к сознанию Посланника словно сквозь закрытую дверь. Они рыщут в лесах, ловя смертоносцев, и всеми силами пытаются уговорить их принять себя для «возрождения». Мы начали прятаться от них, мы скрываемся в горах, в густых кронах, пещерах, боимся показываться в собственных землях. Многие сородичи готовы просто убивать своих почитателей и разбрасывать по дорогам в назидание прочим. Смертоносцы Провинции просто не способны поглотить такое количество продовольствия!

— Уж не хочешь ли ты сказать, — не поверил Найл, — что смертоносцы не решаются убивать двуногих?

— Я запрещаю им. И даже не из-за твоих приказов. Советник Борк опять отодвинулся в тень. Всю жизнь я стремился к тому, чтобы сделать людей счастливыми. Не могу теперь позволить публично рвать их в клочья или выгрызать куски тела для большего мучения. Я начинаю страдать их болью, стоит лишь появиться таким мыслям.

— Не надо передергивать, советник, — Найл пересек комнату и уселся на подоконник. Ты стремился сделать людей счастливыми только потому, что мясо спокойных и упитанных, довольных жизнью двуногих куда сытнее, чем у вечно голодных, жилистых дикарей вроде меня.

— Какая разница, Посланник? — хладнокровно парировал Борк. Я хотел сделать людей счастливыми. Ты, я думаю, стремишься к тому же. Какая разница человеку, почему правитель стремиться дать ему жилье и еду, помогает завести жену и вырастить детей? — А почему ты не заботишься о счастье смертоносцев, советник?

— Они разумные существа, они должны добиваться счастья сами.

— Это и был ответ, советник Борк. Люди тоже должны добиваться своего счастья сами.

— Твой аргумент основан на очень зыбком постулате, Посланник Богини, — паук взбежал по стене к ведущему на смотровую площадку люку. Если я, не спрашивая мнения своих двуногих, стремлюсь сделать их счастливыми, то ты отказываешь им в легком и безоблачном счастье, опять же не спрашивая их мнения. Может быть, ты спустишься вниз и поинтересуешься, чего хотят люди?