Пленник дуба

— … что он тебе сделал? Ты выставил его в дурацком виде при таком скоплении народа…

Гвидион рассмеялся.

— Если наш кузен нуждается в защите при таком скоплении его друзей, то да поможет ему Бог, если он потерпит поражение среди саксов или норманнов. Послушай, приемный брат, я совершенно уверен, что Ланселет вполне способен сам защитить свое доброе имя! Мы с тобой столько лет не виделись, брат, а ты только и знаешь, что бранить меня, потому что я обидел человека, которого ты так любишь. Неужто тебе больше нечего мне сказать?

Гарет расхохотался и сгреб Гвидиона в охапку.

— Экий же ты отчаянный! — сказал он. — И как тебе только в голову взбрело такое? Артур же и так посвятил бы тебя в рыцари — тебе стоило только попросить!

Моргауза вспомнила, что Гарет не знает всей правды о происхождении Гвидиона. Несомненно, Гарет просто хотел сказать, что Артур не отказал бы сыну своей сестры.

— Я в этом ничуть не сомневаюсь, — отозвался Гвидион. — Король всегда был добр к своим родичам. Он и тебя бы посвятил — ради Гавейна, — но ты ведь выбрал другой путь, приемный брат. — Он коротко рассмеялся. — И думается мне, раз я столько лет страдал из-за этого сходства с Ланселетом, он мне кое-что задолжал!

Гарет сочувственно пожал плечами.

— Ну, похоже, он не держит на тебя зла, так что, пожалуй, мне тоже придется тебя простить. Зато теперь ты сам убедился, как он великодушен.

— Воистину, — тихо отозвался Гвидион, — он таков… Тут он поднял голову и заметил Моргаузу.

— Матушка! Что ты тут делаешь? Я могу тебе чем-нибудь помочь?

— Я просто подошла поздороваться с Гаретом — мы с ним сегодня еще не разговаривали, — пояснила Моргауза. Здоровяк Гарет поцеловал матери руку. — Ну, что ты решил насчет общей схватки?

— То же, что и всегда, — отозвался Гарет. — Я буду сражаться на стороне Гавейна. среди людей короля. У тебя есть боевой конь, Гвидион? Хочешь сражаться на стороне короля? У нас найдется для тебя место.

— Раз Ланселет посвятил меня в рыцари, — с мрачноватой загадочной улыбкой произнес Гвидион, — думаю, мне следовало бы сражаться в отряде сэра Ланселета Озерного и бок о бок с Акколоном, за Авалон. Но я сегодня больше не выйду на поле, Гарет.

— Почему? — удивился Гарет. Он положил руку на плечо Гвидиону и улыбнулся, глядя на младшего брата снизу вверх — в точности как когда-то в детстве. — Те, кого только что посвятили, всегда участвуют в общей схватке. Вот и Галахад будет участвовать.

— И чью же сторону он примет? — поинтересовался Гвидион. — Своего отца, Ланселета, — или короля, сделавшего его своим наследником? Стоит ли подвергать его верность столь жестокому испытанию?

— Но как же еще делиться для общей схватки, если не собирать отряды вокруг двух лучших наших рыцарей?! — вышел из себя Гарет. — Или ты вправду думаешь, что Ланселет или Артур считают это испытанием верности? Сам Артур не может выйти на поле — ведь ни один рыцарь не посмеет поднять руку на своего короля, но Гавейн — его поборник с тех самых пор, как Артур взошел на престол! Или ты собрался разворошить старые сплетни? Гвидион пожал плечами.

— Поскольку я не намереваюсь присоединяться ни к одной, ни к другой стороне…

— Но что о тебе подумают? Что ты трус, и уклоняешься от боя…

— Я достаточно сражался за Артура на войне, чтоб меня не волновало, что там болтают досужие сплетники, — сказал Гвидион. — Но если хочешь, можешь сказать им, что у меня захромал конь и я боюсь, как бы ему не сделалось хуже. Это вполне пристойная отговорка.

— Я бы мог взять для тебя коня у Гавейна, — озадаченно произнес Гарет. — Но раз тебе нужна пристойная отговорка, пусть будет так. Но почему, Гвидион? Или мне теперь следует звать тебя Мордредом?

— Ты всегда можешь звать меня, как тебе больше нравится, приемный брат.

— Но ты так и не ответил, — почему ты боишься боя, Гвидион?

— Никому, кроме тебя, я не спустил бы этих слов безнаказанно, — сказал Гвидион. — Но тебе я отвечу. Я делаю это ради тебя, брат.

Гарет хмуро уставился на него.

— Ради Бога, объясни, что ты этим хочешь сказать?

— Я мало что знаю о Боге — да не очень-то и рвусь узнать, — сказал Гвидион и принялся разглядывать землю у себя под ногами. — Но раз ты спрашиваешь… Ты давно об этом знаешь… Я наделен Зрением…

— Ну, и что с того? — нетерпеливо перебил его Гарет. — Тебе что, привиделось в скверном сне, что я паду от твоего копья?

— Не надо шутить над этим, — отозвался Гвидион. Он взглянул на Гарета, и от этого взгляда у Моргаузы кровь застыла в жилах. — Я видел… — Гвидион судорожно сглотнул, словно не в силах выдавить из себя эти слова. — Я видел тебя умирающим — а сам я стоял рядом с тобой на коленях. Ты не сказал мне ни слова, но я знал, что это из-за моих деяний в тебе погасла искра жизни.

Гарет поджал губы и тихо присвистнул.

— Оно конечно… Но знаешь, малыш, я мало верю снам и видениям. А от судьбы все равно не убежишь. Разве тебе на Авалоне не сказали об этом?

— Верно, — все так же тихо отозвался Гвидион. — И если ты и вправду падешь когда-то от моей руки, так только волею судьбы… Но я не стану искушать судьбу ради пустой забавы, брат. Вдруг рука моя дрогнет, и я, по злосчастной случайности, нанесу роковой удар?.. Нет, Гарет, я не выйду сегодня на поле — и пусть остальные говорят что хотят.

— Ну, делай как знаешь, парень, — отозвался Гарет. Вид у него был обеспокоенный. — Тогда посиди рядом с нашей матерью — Ламорак ведь собирается выйти на поле на стороне Ланселета.

Он еще раз поцеловал матери руку и ушел. Моргауза, нахмурившись, попыталась было расспросить Гвидиона, но тот молча уставился в землю, и Моргауза отступилась, сказав лишь:

— Ну что ж, раз я получила молодого придворного, который будет сидеть рядом со мной, может, ты принесешь мне глоток воды, пока я еще не вернулась на свое место?

— Конечно, матушка, — согласился Гвидион и ушел туда, где стояли бочки с водой.

Финальная схватка всегда казалась Моргаузе свалкой, в которой ничего невозможно разобрать. Теперь же у нее еще и разболелась голова — из-за солнцепека, — и Моргаузе очень захотелось оказаться подальше отсюда. Кроме того, она проголодалась, а запах жареных бычьих туш доносился даже до турнирного поля.

Гвидион сидел рядом с Моргаузой и объяснял ей, что происходит на поле, но Моргауза мало разбиралась в тонкостях рыцарской схватки, да и не особенно этим интересовалась. Но она все-таки заметила, что юный Галахад хорошо себя показал — выбил из седла двух рыцарей. Моргауза удивилась: он казался таким кротким мальчиком. Впрочем, Гарет тоже казался ей ребенком, а на поле не было бойца яростнее и ужаснее его. В конце концов именно он был признан лучшим со стороны короля, в отряде Гавейна. В отряде Ланселета приз получил Галахад, и это никого не удивило; для юноши, лишь накануне посвященного в рыцари, в том не было ничего необычного. Моргауза так и сказала.