Пленник дуба

Эти грубые, беспощадные слова заставили Гвенвифар съежится. Она медленно потянулась за платьем; пальцы не слушались ее.

— Неужто мне придется одеваться при мужчинах? Моргауза не успела ничего ответить — ее опередил Гвидион.

— Не пытайся нас одурачить, бесстыдная ты женщина! Да как ты смеешь притворяться, будто в тебе сохранилась хоть капля скромности?! Сейчас же надевай платье, или моя мать засунет тебя туда, как в мешок!

«Он зовет ее матерью. Неудивительно, что Гвидион так жесток и безжалостен — ведь его воспитала королева Лотиана!» Но ведь Моргауза всегда казалась Гвенвифар всего лишь безвредной любительницей житейских удовольствий — что заставило ее вмешаться в это дело? Королева наклонилась, чтоб завязать шнурки, да так и застыла.

— Так значит, вам нужен мой меч? — тихо спросил Ланселет.

— Ты сам знаешь, — отозвался Гавейн.

— Ну, тогда… — и почти неуловимым для глаза движением Ланселет метнулся вперед, к Гавейну, а в следующий миг уже отскочил, и в руке у него был меч Гавейна. — … тогда подойдите и возьмите его!

Он сделал выпад, метя в Гвидиона, и Гвидион с воплем перекатился через кровать, зажимая рассеченную ягодицу — из раны обильно хлынула кровь. Тут вперед шагнул Кэй с мечом в руке. Ланселет схватил с кровати подушку и швырнул в Кэя — с такой силой, что тот рухнул на людей, двигавшихся следом, и те тоже попадали, споткнувшись об него. Ланселет же вскочил на кровать и негромко, отрывисто велел Гвенвифар:

— Замри! Будь наготове!

Задохнувшись от страха, королева забилась в угол. Противники тем временем снова двинулись к Ланселету; Ланселет отшвырнул одного из них, с легкостью разделался с другим, а когда тот упал, рубанул наотмашь по смутно виднеющейся фигуре. Великанский силуэт медленно осел на пол. Ланселет уже схватился с кем-то другим, но тут истекающий кровью Гвидион вскричал: «Гарет!» — и бросился к упавшему приемному брату. На миг всех сковало ужасающее оцепенение. И когда Гвидион, рыдая, рухнул на колени рядом с телом Гарета, Ланселет подхватил Гвенвифар, стремительно развернулся, убил человека, стоявшего в дверях — королева так никогда и не узнала, кто же это был, — а потом, когда они оказались в коридоре, поставил Гвенвифар на ноги и с лихорадочной поспешностью помчался вперед, увлекая королеву за собой. Кто-то бросился им наперерез, и Ланселет убил и этого нападавшего.

— В конюшню! — выдохнул он. — Взять коней — и прочь отсюда! Быстро!

— Подожди! — королева ухватила Ланселета за руку. — Если мы сдадимся на милость Артура — или ты скроешься, а я останусь и предстану перед Артуром…

— Гарет проследил бы, чтоб все было по чести. Но теперь всем заправляет Гвидион — неужто ты думаешь, что мы доживем до встречи с королем? Правильно я нарек его Мордредом!

Поспешно втолкнув Гвенвифар в конюшню, Ланселет наскоро оседлал своего коня.

— Искать твою лошадь нет времени. Поедешь у меня за спиной, и держись покрепче… Я собираюсь прорываться мимо стражников на воротах.

Никогда прежде Гвенвифар не видела Ланселета таким: перед королевой предстал не ее возлюбленный, а закаленный в боях воин. Скольких он уже убил сегодня? Но Гвенвифар не успела испугаться: Ланселет подсадил ее на коня и сам вскочил в седло.

— Держись за меня, — приказал он. — Мне некогда будет приглядывать за тобой.

Ланселет повернулся и крепко поцеловал Гвенвифар — один лишь раз.

— Это моя вина. Мне следовало бы заметить, что этот чертов ублюдок шпионит за нами. Ну, что бы теперь ни случилось, по крайней мере, с этим покончено. Нам не придется больше лгать и таиться. Ты — моя навеки… — и он умолк. Гвенвифар почувствовала, что его бьет дрожь; но Ланселет лишь резко развернулся и подхватил поводья. — Поехали!

Моргауза в ужасе смотрела, как Гвидион, рыдая, склонился над ее младшим сыном.

Ей вспомнились слова, произнесенные много лет назад — в тот раз Гвидион отказался выступить против Гарета, даже на турнире. «Я видел… — сказал он тогда. — Я видел тебя умирающим — а сам я стоял рядом с тобой на коленях. Ты не сказал мне ни слова, но я знал, что это из-за моих деяний в тебе погасла искра жизни… Я не стану искушать судьбу».

Это сделал Ланселет. Ланселет, которого Гарет любил превыше всех на свете.

Кто-то из присутствующих шагнул вперед и сказал:

— Они уходят…

— Да какое мне до этого дело?!

Гвидион скривился от боли, и Моргауза поняла, что его рана по-прежнему кровоточит, и кровь, стекая на пол, смешивается с кровью Гарета. Она взяла с кровати льняную простыню, разорвала на полосы и туго перевязала Гвидиону рану.

— Теперь никто во всей Британии не предоставит им убежища, — угрюмо произнес Гавейн. — Ланселет сделался изгоем. Он уличен в измене своему королю, и расплатой будет его жизнь. О Господи! Как бы мне хотелось, чтоб ничего этого не было!

Он подошел и взглянул на рану Гвидиона, потом пожал плечами.

— Кости не затронуты… да вон и кровь уже останавливается. Заживет нормально, Гвидион, только несколько дней тебе сидеть будет неудобно. А Гарет… — голос Гавейна дрогнул; и этот грубоватый здоровяк расплакался, словно мальчишка. — Гарету повезло куда меньше. И за это я убью Ланселета — даже если сам умру от его руки. О Господи, Гарет, братик, малыш…

Гавейн прижал мертвого брата к себе и принялся укачивать.

— Гвидион, скажи, — стоило ли это жизни Гарета? — спросил он сквозь рыдания.

— Пойдем отсюда, мальчик мой, — сказала Моргауза, чувствуя, как у нее перехватывает горло. Гарет, ее малыш, ее последнее дитя… Она давным-давно потеряла Гарета, уступив его Артуру, но в памяти ее до сих пор жил светловолосый мальчик, прижимающий к себе деревянного рыцаря. «Когда-нибудь, сэр Ланселет, мы с тобой непременно отправимся вместе на поиски приключений…» Но теперь Ланселет чересчур зарвался; против него поднимется вся страна. А у нее остался Гвидион, ее любимец, что станет в назначенный день Верховным королем — а она, Моргауза, будет рядом с ним.

— Пойдем, малыш, пойдем. Ты ничем уже не поможешь Гарету. Позволь, я перевяжу твою рану, как следует, а потом мы пойдем к Артуру и расскажем ему обо всем, чтоб он мог отправить своих слуг в погоню за предателями…

Гвидион стряхнул ее руку со своего плеча.

— Прочь от меня, проклятая карга! — произнес он ужасным голосом. — Гарет был лучшим из нас! Даже десяток королей не стоят его жизни! Это все ты меня подзуживала, потому что терпеть не можешь Артура. А какое мне дело, в чьей постели спит королева? Ты сама ничем не лучше Гвенвифар — сколько я себя помню, ты только и делала, что меняла любовников

— Сынок… — прошептала ошеломленная Моргауза. — Как ты можешь так говорить со мной? Гарет был моим сыном…

— Да разве ты когда-нибудь заботилась о Гарете или о любом из нас — да хоть о чем-нибудь, кроме собственного удовольствия и честолюбия? Ты толкала меня на трон не ради меня самого, а лишь затем, чтоб самой дорваться до власти! — Гвидион отстраняется от протянутой руки Моргаузы. — Убирайся к себе в Лотиан — или куда угодно, хоть к черту на рога, — но если я снова увижу тебя, то клянусь, я буду помнить лишь об одном: что ты сделалась убийцей единственного моего брата, которого я любил, единственного родича…