Пленник короны
Шрифт:
На правой странице тоже имелась гравюра, изображавшая прямо противоположные события: несколько солдат, чьи кирасы и шлемы валялись на земле, висели на деревьях головами вниз, а аборигены разводили большой костер и деловито точили ножи. В общем, судя по всему, в том походе доставалось и людям энергичного штабен-йора…
– А теперь посмотрите на это.
Она перевернула страницу. Еще одна гравюра, которая отношения к Бронзовому походу не имела. На деревянной кровати лежит обнаженный мужчина в окружении рыдающих родственников, а чуть в отдалении держится женщина, на ее одежде ясно виден цветок одуванчика в короне с тремя зубцами. Женщина-врач в бессилии опустила руки и потупила взор – больному уже ничем помочь нельзя. Человек на кровати худ,
– Петли – это для того… – медленно проговорил Сварог.
Патронесса кивнула:
– Последняя стадия проходит очень тяжело. Перед… отходом в иной мир человек приходит в сознание. Всегда. Если лихорадка порождена человеческим умыслом, то нельзя было придумать ничего более ужасного и жестокого. Если не пользоваться петлями… больные пытаются покончить с собой, не в силах вытерпеть телесные муки.
Сварог выдавил из себя, деревянно выговаривая слова:
– Вы хотите сказать, что то же самое ждет моего друга?
– Я бы хотела вас утешить, но… ведь вы солдат.
– Как протекает болезнь?
– Всегда одинаково. Переход от нормального состояния к патологическому мгновенный. Человек сразу погружается в состояние беспамятства и, как я уже сказала, выходит из него только в день, когда его настигает смерть. С первых минут его лицо приобретает сиреневый оттенок. На груди тоже появляется сиреневое пятно, оно укрупняется с каждым днем, пока весь кожный покров туловища не становится… ну, вы видели гравюру. У вашего товарища присутствуют все симптомы этой болезни, в том числе и пятно на груди. Потом главное: его кровь в трубке Рокси показала смешение цветов, характерное только для этой болезни. Никакое другое заболевание не дает такое чередование оттенков.
Патронесса закрыла книгу.
– Болезнь длится, как правило, десять – двенадцать дней. Известны случаи, когда больному удавалось прожить девятнадцать дней.
– А случаи выздоровления? Что известно о них? – быстро спросил Сварог.
– Ничего. Ни один случай исцеления в истории медицины точно не описан, – она замялась. – Под точностью я подразумеваю удостоверенный…
– А неточно? – перебил Сварог. Какая сейчас, к дьяволу, вежливость!
– Неточно известны два случая выздоровления. Но вы же понимаете…
– Расскажите о них. Они описаны?
– Да. И довольно подробно. Однако свидетели не вызывают доверия. Моряки. Вы же не верите в рассказы о морских дьяволах и Пенной Женщине?
– Эйлони, – Сварог заглянул ей в глаза, – многое из того, что я считал немыслимым и невообразимым, вдруг превращалось для меня в повседневность.
– Вот. Тогда прочитайте сами.
Патронесса, оказывается, держала пальцем страницы, посвященные каменной лихорадке, словно предчувствуя, что к ним придется вернуться. Сварог схватил книгу.
«Известно, что на всех кораблях, ходящих одним и тем же составом не первый год (смена нескольких человек не в счет), развивались свои традиции – помимо традиций, общих для всего флота. Любой замкнутый мирок рано или поздно начинает порождать свои неписаные законы и установления. Скажем, на «Блэйге», разведывательном корабле, где служил штурманом мой отец, был заведен такой обычай: тех, кто впервые принимал участие в миссии, заставляли, с серьезными лицами убедив в необходимости этого, в тяжелых боевых доспехах выкапывать на берегу котлован якобы под склад продовольствия. Ох, и потели же они на этой работенке! Вот такой на «Блэйге» сложился обряд посвящения новичков в разведчики. Ну да известно – у разведчиков нравы, равно как и шутки, по-солдатски грубоватые»…
Абзац мимо, лирику пропустить. Еще абзац долой, так, читаем дальше…
«У нас, у картографов, не у всех, конечно, а у экипажа «Взрезающего» в традицию превратились пикники на необитаемых островах в последний день перед возвращением домой. На этом острове мы расположились в просторной нише у самой вершины горы из гранита и
песчаника, напоминающей пирамиду, что стоит возле города Олошдоль, разве что менее правильных форм. Укрепленные на вершине и по склону факелы выхватывали из темноты: резцы и коренные зубы скал, на вершинах которых причудливо кривились силуэты крученых-перекрученых ветрами елей, впадины с болотцами, чья поверхность отливала оловом, островки растительности, переплетающейся стволами, стеблями и ветвями, чтобы группой устоять под штормовыми ветрами, крупных хищных птиц, в панике начинавших бить крыльями воздух, когда попадали на свет. Сарк-Дани играл нам на флейте, а мы пили красное вино «Ложель» с виноградников Солнечных долин, хмель от которого держится в голове несколько минут и потом выходит быстро, как воздух из надувного шарика, вызывая в этот момент ощущение сродни тому, что испытываешь на качелях, ухая вниз с большого подъема».Твою мать, где же про лихорадку?! Поэтично, проникновенно, вызывает зависть, но на фиг публиковать весь отчет какого-то грамотного моряка-картографа в справочнике по болезням! А, вот, наконец-то, дошли…
«На следующее утро мы обнаружили двух наших товарищей, юнгу Биан-Гоша и картографа из третьего взвода Ават-Трого без сознания и с посиневшими лицом. Один лежал в своей койке, другого нашли на берегу в полусотне шагов от корабля…»
Далее следует детальное описание симптомов и течения болезни, это нам неинтересно, про это мы уже наслушались. Так, продолжаем отсюда…
«Мы решили похоронить их не по флотскому обычаю, а по сухопутному, то есть предать земле. Для чего капитан распорядился отложить отплытие на шесть – семь дней. Экипаж не роптал, решение капитана не поддержал только верх-помощник Фрег-Олл, ну да он всегда всем был недоволен: достаточно вспомнить шторм в Жемчужном проливе, когда он…» Пропустить. Так, так, где у нас дальше по существу? Вот.
«Фрег вернулся на корабль с берега и показал всем, что он нашел в горах. Минерал, размером с орех, прозрачный, похожий на алмаз. Верх-помощник рассказал, что он нашел возле потухшего вулкана в разломе скалы блестящую, как россыпь брильянтов, жилу. Он попытался сперва отковырять кусок ножом, но только лезвие сломал. Потом пробовал отбить другими камнями, и тоже ничего не вышло. Тогда он подумал, что должен же был хоть кусочек сам по себе отвалиться. Фрег излазил всю округу, все колени истер, но все-таки нашел обломок. Мы подивились находке, никто не смог сказать, что это такое, после чего мы разошлись спать.
На следующее утро весь экипаж проснулся с чудовищной головной болью. Всем без исключения было плохо. Корабельный лекарь истратил без остатка запас семитравного бальзама, и все зря, никому не помогло. А потом все разом забыли про головную боль – когда узрели воскрешение юнги и картографа из третьего взвода.
Бывалый моряк Рон-Часми свалился в обморок, увидев выбирающегося на палубу юнгу Биан-Гоша с совершенно нормальным, не синим лицом. Оба больных каменной лихорадкой полностью выздоровели. Следа болезни не осталось. Подумав, мы приписали их чудесное исцеление небывалым свойствам камня, найденного Фрегом. Камень, видимо, испускает какие-нибудь живодейственные лучи. Мы решили так, что образованные люди в столице разберутся, как и что на самом деле.
Минерал исчез во время плавания, кто-то выкрал его у Фрега из рундука. Ох и бесновался же Фрег! Он заподозрил в краже боцмана Дюга, у них чуть до поножовщины не дошло, да и дошло бы, если бы не вмешательство капитана. Капитан взял расследование в свои руки, обыскали весь корабль, но камня так и не нашли.
Этот рассказ подтверждают собственноручные подписи юнги Биан-Гоша и картографа из третьего взвода Ават-Трого».
И самое главное в самом конце. Одна строчка: «Карта острова (см. приложение 97)». Сварог лихорадочно открыл раздел «Приложения» и отыскал девяносто седьмое. Там была и карта острова, составленная картографами «Взрезающего», где, по рассказам верх-помощника Фрега, отмечено примерное место обнаружения минерала.