Пленник мечты

Слезы навернулись на глаза, и боль, такая же острая, как та, которую она чувствовала, покидая свой дом, снова наполнила ее сердце. Соленые капли обожгли лицо, она вспомнила тот день, когда отправилась ко двору.

Она не просилась остаться. Дара сидела на краешке ее кровати и тихим спокойным голосом рассказывала о тех вещах, которые Риа стремилась узнать, но никогда о них не спрашивала. Дара рассказала ей о Руоде Макамлейде и заключенном в нем зле, о своих братьях, о смерти старшего брата и о своем собственном предательстве младшего. Риа услышала также о красоте и вероломстве Лесли Макамлейд и о том, что пришлось вынести родителям Риа, когда они защищали Галлхиел.

Риа не останавливала свою мать, когда та рассказывала о том, что Риа уже знала от своей тети, Анны Макамлейд, ведь Дара говорила обо всем этом по-другому - Дара жила этим, чувствовала боль и радость.

— Я люблю тебя, мама, — сказала Риа, когда все было рассказано, — и когда я вернусь в Галлхиел, никто не заставит меня снова покинуть его.

Лицо Дары стало грустным, когда она увидела выражение лица своей дочери.

— Я тоже люблю тебя, милая. — Дара не попросила у нее прощения за то, что отсылала ее из Галлхиела.

Риа содрогнулась от холодного порыва соленого ветра, и ее мысли вернулись к настоящему.

— Вам холодно, моя госпожа?

Риа посмотрела на грума и поняла, что не имеет ни малейшего представления о том, сколько они уже едут верхом и как далеко находятся от дворца, хотя залив уже сделался широким, словно впадал в море.

— Немного, — неопределенно ответила она. — Мы должны возвращаться назад.

— Да, — грум прекрасно знал, что они сильно удалились вдоль побережья от дворца.

Берег сделался неприветливым, крики птиц казались хриплыми. Риа очнулась от задумчивого настроения, наслаждаясь соленым морским воздухом и сильным ветром. Ее взор обратился к замку, горделиво возвышавшемуся над невысокими холмами. Издалека он казался необыкновенно красивым, и Риа желала, чтобы она ничего не знала о дворцовых интригах, зависти и самодовольстве тех, кто там находится.

— Моя госпожа, — предупредил грум, — мы подъезжаем.

Несмотря на то что в его голосе чувствовалось волнение, Риа спокойно рассматривала расстилающуюся перед ними землю. Невдалеке показался всадник, легко одетый для такого холодного дня, скорее всего, он тоже наслаждался холодом или просто не обращал на него внимания. Губы Риа медленно раздвинулись в улыбке. Это был Гавин.

Ее взгляд задержался на широких плечах, черных волосах, она еще не могла различить черты его лица. Но она была уверена, что это Гавин, как по черному плащу, отделанному серебром, так и по решительному контуру подбородка. Она запомнила каждую его черточку за то короткое мгновение, когда узнала его на лестнице, оказавшись в его объятиях. Сердце у нее учащенно забилось при этом воспоминании и в предвкушении снова поговорить с ним.

Он подъехал ближе, и она увидела, что он улыбается, — легкая, немного циничная улыбка, которая расстроила ее, но она не могла сказать почему. Возможно, потому, что она все еще помнила его мальчиком, и сейчас где-то в глубине ее души царили воспоминания того солнечного утра.

Она пытливо вглядывалась в его черты. Его глаза были голубыми, как запомнилось ей тогда, но теперь в них не было прежней доверчивости, в них не отражались его мысли и чувства. Черные волосы были открыты ветру и туману. И он был также потрясающе красив, как тогда. Ее сердце затосковало о том времени, когда они были детьми.

Он подъехал ближе к ней и ждал, пока она беззастенчиво разглядывала его. Она оставалась такой же, как он запомнил ее — открытой, простой и откровенной. На его взгляд, в ней не было ничего от ее отца, и он был рад этому.

Она улыбнулась в ответ и обрадовалась, когда циничное выражение исчезло с его лица.

— Здравствуй, Гавин.

— Здравствуй.

— Ты искал меня?

Гавин громко рассмеялся. Большинство молодых девушек обычно лицемерили и притворялись, что не догадывались о его интересе. Очевидно, светское притворство и обман были чужды Риа. Он посмотрел на грума, а затем перестал обращать на него внимания.

— Да, девушка, искал.

— Я рада, что нашел, — просто ответила она.

Он улыбнулся:

— Ты уже долго катаешься верхом?

Она обернулась и неуверенно посмотрела на грума:

— Час или два?

Гавин тоже взглянул на мальчика, который совершенно смутился от обращенного на него внимания.

— Сейчас полдень, моя госпожа. А мы выехали вскоре после рассвета. — Он был рад остаться позади, когда рыцарь и его госпожа повернули своих коней к замку.

— Мое наказание окажется хуже, чем я думала, — со вздохом произнесла Риа.

— Наказание? — Темные брови Гавина изумленно приподнялись. — Кто будет наказывать тебя?

— Леди Ардит. Я всегда делаю то, чего не должна. А я не должна кататься верхом одна, и особенно, если не спросила вначале разрешения.

— Но ты же не одна, — заметил Гавин.

— Ты имеешь в виду грума? В глазах леди Ардит его недостаточно. — В улыбке Риа проскользнула покорность. — Меня всегда должна сопровождать моя горничная или одна или несколько воспитанниц леди Ардит и не менее двух грумов, один из которых должен быть полностью вооружен.

— Здесь, — недоверчиво переспросил Гавин, — вблизи стен дворца?

— Везде, — твердо повторила Риа.

— А я могу быть твоей охраной? Грум бы сказал, что я был возле тебя с самого начала.

Риа рассмеялась:

— Ты, Гавин Макамлейд, совершенно запрещен. Я должна быть вежливой, но держаться сдержанно и сухо, — повторила она предупреждение леди Ардит.

Гавин наблюдал за ее выражением, восхищаясь, как от смеха у нее в глазах вспыхнули серебристые искорки, он любовался ее волосами цвета полночной тьмы, которые показались из-под капюшона, когда она повернулась к нему. Его нисколько не удивило то, что ее предупредили быть осторожной с ним.

— Не надо держаться со мной сдержанно, милая. — В его голосе чувствовались и мольба и предупреждение.

Риа затрепетала от его тона.

— Я и не могу, — признала она. — Ты слишком много значишь для меня, ты - часть Галлхиела, ты напоминаешь мне о нем.

Кровь закипела у него в жилах при этих словах, давая ему надежду, которую она, он знал, не намеревалась подавить. Но это была надежда, которую он не мог подавить. Если она придет к нему сама и без каких-то ухищрений с его стороны, то он не будет сожалеть об этом.

Прошло немало времени, когда он снова заговорил.

— Они увезли тебя в Атдаир.

Она с удивлением посмотрела на него:

— Как ты узнал?

— Мой отец, он мне сказал. Когда забрал меня из Аирдсганна.

— Тебе было очень плохо? — тихо спросила она, ощущая в его словах боль за прошедшие годы.

Но он не стал говорить об этом.

— Я добился успеха. Расскажи мне об Атдаире.

Она задумалась, в памяти промелькнуло болезненное воспоминание о Лиссе Макичерн, о том, как ее дядя предал ее тетю, предав тем самым и веру Риа в самых близких ей мужчин. Вместо этого она рассказала о самом замке, его роскоши и красоте окружающих холмов, где ей было разрешено бродить вместе с ее кузенами. За ними хорошо смотрели, это верно, но со стороны, — охранники никогда не нарушали их ощущения свободы.