Пленники дорог

— Что?

— Что слышала! Разоралась, как оглашенная! Заняться больше нечем?

— Я сказала, что сын этой женщины умер… И в том, что произошло с ребенком, есть немалая доля вашей вины! — я чувствовала, что до этих людей не доходят мои слова, и злость начинает потихоньку разгораться во мне пока еще тихим огоньком… Вон, и Кисс, хотя не произнес ни слова, а начинает тревожно поглядывать на меня.

— Тоже мне, беда великая! Этот щенок на меня все время волчонком глядел, по папаше слезы проливал, да жрал в три горла!

— Прежде всего это человек, а не щенок!

— Конечно, не щенок — согласился парень, обсасывая оторванный рыбий плавник. — Из щенка можно собаку выкормить, на цепь посадить, и она дом сторожить будет. А от этого дармоеда какой прок? Один убыток. Только скулил постоянно, да соседям на меня жаловался, плел невесть что, а те и рады насчет меня свои языки почесать! Это что, ничего не значит? Интересуешься, с чего я его за ворота выставил? Да на кой он, шкет мелкий, мне нужен? Это даже его мамаша поняла, и со мной согласна была. Полностью. Вот и вытолкал его, сопляка этого, в три шеи. Кому он сгодится, тот пусть его, засранца, себе и подбирает. А раз он помер, так это даже лучше — отныне и забот нет. И с чего это ты устроила тут вопли на всю Рябиновку? За своими семейными лучше приглядывай. Я ж не спрашиваю у тебя, краля, отчего твои выпоротки ни на тебя, ни на твоего мужика нисколько не похожи. Нагуляла, поди, невесть от кого, а мужу наплела басен с три короба! Он, дурак такой, уши и развесил… Слышь, мужик, поинтересуйся у своей бабы, отчего это ваши сопляки в проезжего молодца удались, а не на тебя мордой смахивают!

— Что? — я уже с трудом сдерживалась. — Что ты сказал?

— А что, разве не так? Что, правда глаза колет? — мужик довольно ухмыльнулся. — А насчет того засранца, что сбежал, да помер где-то… Слышь, краля, если ты такая жалостливая, то дай денег — поминки по нему справим. Погуляем! — и мужик снова взялся за кувшин.

Чувствуя, как на меня наползает с трудом сдерживаемая волна холодного бешенства, и с трудом отодвинув ее в сторону, я шагнула к скамейке, вырвала из рук мужика кувшин и с силой опустила на его голову это изделие местных гончаров. Затем схватила растерявшегося мужика за отвороты мокрой рубахи и рывком сорвала его со скамейки.

— Погуляем, говоришь?! — зашипела я, глядя в растерянное лицо мужика. — Как бы у тебя эта гулянка поперек горла не встала! Это же ты, ты ребенка из дома выгнал! Если б не ты, дерьмо, то он был бы жив!

— Убивают! — внезапно завопила до того молчащая женщина, и, сбежав с крыльца, вцепилась в меня. — Отпусти его, слышишь!

Ах, вот даже как! Я почти что отшвырнула в сторону растерянного мужика и повернулась к женщине. Баба была в ярости. Только вот скорби о погибшем сыне у нее было не заметно. Куда больше беспокойства о молодом муже…

— Ты что, не поняла? У тебя сына убили, а тебе до того что, и дела нет?!

— А это не твое дело! Убирайся отсюда!

— Не волнуйся, уберусь, ни за что здесь не останусь! Только вначале ответь мне, почему ты не защитила своего сына от своего так называемого мужа?

— Не твое дело! Ты пришла, сказала что хотела — и ладно! А теперь вам пора и честь знать. Вон отсюда!

— Я тебе уже сказала — уйду, не беспокойся! — я сдерживалась, хотя от такого разговора волна темной злобы снова стала подступать ко мне. — Только вначале ответь, отчего ты сына на этого кобеля паршивого променяла?

— Чего, самой не ясно? — взвизгнула баба. — Допрашивать она меня вздумала! Я, может, не могу жить одна! Да и не хочу! Ты себе вон какого парня отхватила, а мне что, нельзя? Вон он у меня какой красавец писаный, не хуже твоего!

— Сравнила волка с крысой! Да на кой тебе этот поганец сдался? У тебя был сын, ты понимаешь — сын, а ты сменяла его на этого…

— Не твое дело, поняла? Мужиков на всех не хватает! То война, то мор, то еще что!.. Мне что, одной оставаться? Хватит, нажилась уже с больным мужем! Сколько лет его болячки лечила, аж до сей поры с души воротит!.. Во как надоело! Убирай за ним, ухаживай, следи!.. Теперь для себя пожить хочу! Что, не имею права?

— Как хочешь, так и живи! Это не мое дело! Но я тебя, дрянь, спрашиваю: как ты могла ребенка из дома выгнать?

— Мой сын, как хочу, так и воспитываю! Ты меня не учи, а лучше за своими короедами смотри. И за мужем приглядывай, а не то уведут! А детей себе я еще нарожаю! Ну, помер парень, ну, жалко, только вот тебе до всего этого не может быть никакого дела! И пошли все со двора, жалельщики! Вон, и ворота не закрыты! Давайте, идите отсель!

— Нарожаю, говоришь… И не мое, значит, дело… — я, с трудом сдерживаясь, шагнула к женщине, и та, что-то разглядев на моем лице, испуганно отступила назад. — Ладно. Согласна. Не мое. Только вот это тебе от меня на память — и я отвесила бабе такую оплеуху, что та чуть ли не кубарем покатилась по земле, взвыв при этом дурным голосом. Интересно, чего в этом вое больше: испуга, обиды или жалости к себе?

Так, а где же второй, это индюк неощипанный, муженек молодой? Надо же, какой герой — за пивную кружку схватился! Больше того: попытался было швырнуть ее в меня, храбрец этакий! Вот только с перепуга он не сумел размахнуться, как положено, и тяжелая глиняная кружка пролетела далеко в стороне от моей головы.

— О, вот уж о тебе-то, милок, я точно не забуду! — подошла к старающемуся отползти в сторону мужику и за шиворот подняла его на ноги. — Постараюсь, чтоб и ты меня крепко запомнил. Навсегда. Так что прими лично от меня. На долгую память — и я несколько раз с силой врезала ему коленом между ног. Честно скажу: жалеть его я не стала. Во всяком случае, помнить кое о чем он будет всю оставшуюся жизнь, причем о многом мужику придется вспоминать с тоской… Надеюсь, Зяблик ничего не имел бы против такого моего поступка…

— А теперь послушайте меня вы оба — сказала я, глядя на подвывающую бабу и ее молодого мужа, который лежал согнувшись на земле и не мог даже вздохнуть. — Запомните: отныне ни у одного из вас не будет детей. Никогда. Если сумеете отмолить ваш грех, который вы совершили в отношении ребенка, если смилостивится Пресветлая Иштр над вашими грешными душами — что ж, ваше счастье, может, дети у вас когда и будут, а так… Не достойны вы иметь детей ни сейчас, ни в будущем.

— Я не виновата — всхлипнула женщина. — Это он выгнал…

— А ты не возражала. Слова поперек ему не сказала. Знаешь: мужики приходят и уходят, а наши дети остаются с нами. Но тебя отныне это касаться не должно. Твой ребенок, чудесный мальчик умер, а других тебе уже не дождаться… Ты, так называемая мамаша, даже не поинтересовалась, что же с твоим сыном произошло…

В этот момент заскрипели плохо смазанные петли на воротах, и на двор вошли несколько человек. Как видно, их привлекли шум и крики. Судя по всему — соседи. Конечно, в таком тихом месте любой семейный скандал становится общим достоянием. Естественно, как же тут не пойти с разборками. Мало ли что…

— Ну, что тут опять у вас происходит? — заговорил седой мужчина. — Отчего опять шумите? Соседка, почему у вас каждый день крики?

— Помогите, убивают! — снова взвыла женщина. Как видно, появление соседей придало ей храбрости. — Это она, это все она! Вот эта сумасшедшая баба меня чуть не убила! И моего мужа тоже! Глядите, люди добрые, что она со мной сделала! Вы только посмотрите! — тут женщина отняла руку от левой стороны лица, и продемонстрировала всем кровоподтек, набухающий на глазах и отчетливо наливающийся багровым цветом. — И мужа моего чуть не убила! А ведь пыталась!..