Пленники Раздора
Шрифт:
Следующим утром она снова чем-то накормила пленника. Он не чувствовал вкуса. Он дурел от запахов. Никогда не знал, что их так много: травы, хвои, листвы, коры, гнилой воды, земли, смолы, прели… Хотелось упасть на землю и дышать, дышать, дышать. Хотелось идти… нет, бежать, захлёбываясь горячностью охоты. Хотелось есть. Поймать зверя, разорвать зубами живую тёплую плоть и грызть, чтобы сочно хрустели на зубах кости…
Он застонал. Зубы чесались изнутри. Рот наполнялся слюной. Этот запах…
Тяжелая пощечина вернула туда, где он находился — на лесную полянку.
— А ну хватит… — женщина вновь держала
Она дёрнула его, рывком поднимая на ноги. Он поднялся, шатаясь из стороны в сторону, из горла вырвалось глухое рычание, непохожее на человеческое.
Ходящая улыбнулась, прильнула, обняла дрожащие от напряжения плечи.
— Мы снова пойдём. Держись крепко, косматая ты образина.
Огромная волчица шагнула под его руку. Пленник непослушными холодными пальцами вцепился ей в загривок. Перед глазами снова неслись разноцветные пятна. Запахи леса дурманили. Кружили голову. Запах травы, земли, прячущегося в чаще зайца, мха и папоротника… Человек вдыхал этот воздух, осязал его языком, нёбом, губами. Бежать. Быстрее, быстрее, быстрее!
Холодно. Всё равно было холодно…
А потом темнота.
В Славути обережникам пришлось задержаться. Установившаяся распутица не выпустила странников из города — дороги раскисли, а с неба падал тяжёлый мокрый снег, который сменялся то дождем, то моросью.
Лесана ходила глядеть на строящийся детинец. Работы тут не останавливались даже зимой и продолжались, несмотря на причуды весенней погоды. Крепкие молодые ребята из недавно собранной дружины поглядывали на чужинку с недоумением, но помалкивали. Старшой велел вопросов не задавать, мол, живет у сторожевиков молодица с мужем и братом, так ничего в том диковинного, родня-де у всех есть, даже у Осенённых. Вот, приехали гостинцев передать да повидаться.
За столько седмиц странствий Лесана уже привыкла ходить в женских рубахах, прятать волосы под покрывалом, потому больше не казалась сама себе нескладной и угловатой. Однако всякий раз, когда удавалось вновь облачиться в одёжу ратоборца, девушка испытывала облегчение. По счастью, ей доводилось вздевать чёрное платье воя не так уж редко — Лют не любил сидеть на месте.
По приезде в новый город оборотень перво-наперво удовлетворил неуемное любопытство: походил по славутским улочкам, помучил обережницу расспросами, а потом ожидаемо опять запросился в лес. Но и в этот раз Лесана отпустила его, снедаемая сомнениями. Однако через пару дней волколак вывел дикую стаю на засидку сторожевиков и снова не пытался сбежать.
После удачной охоты у Люта приключился припадок безделья и болтовни. Что ни день, он наседал на спутницу с какими-нибудь расспросами, от которых той становилось одновременно и смешно, и тошно.
— Что ты там карябаешь? — спросил как-то оборотень, когда девушка при свете лучины царапала на бересте короткое послание в Цитадель.
— Пишу грамотку для Главы, — ответила Лесана, предчувствуя расспросы.
Не прогадала.
— Как пишешь? — тут же свесился с печи Лют.
Обережница вздохнула, понимая, что скупым объяснением от оборотня не отделаешься.
— Пишу, где мы, сколько стай изловили, что нового в городе.
— Дай-ка, — он спрыгнул на пол, подхромал к столу и выхватил
у собеседницы бересту. Провел по гладкой поверхности пальцами, пытаясь, видимо, понять, что за чудо такое творит Осенённая. Нахмурился:— Что это?
— Слова, — сказала Лесана, отбирая у него грамотку.
— Там только царапины, — снисходительно заметил Лют, давая понять: не такой уж он и простак, чтобы столь безыскусно можно было его обдурить.
— Это резы. Из них складываются слова. Глава разберет их и поймет, что я хотела сказать.
Оборотень озадачился и сел рядом на лавку.
— Не понимаю, — признался он.
Лесана задумалась. Как объяснить тому, кто не ведает о смысле грамоты, что это такое?
— Ну, вот, положим, я нарисую палочкой на земле круг, а от него по четыре черты в разные стороны. На что будет похоже?
Волколак несколько мгновений размышлял, потом неуверенно спросил:
— На паука?
— Да, — кивнула обережница. — Вот и тут так же. Ну, почти так. Из рез складываются слова, слова складываются в…
— Понял я, понял, — оборвал её Лют, которому, как всегда, не хватило терпения дослушать. — И, дескать, по этим царапинам можно разобрать, что ты сказать хочешь?
— Можно, — кивнула Лесана, надеясь, что он, наконец, отстанет.
— Погоди, — оборотень загорелся любопытством и явно не собирался заканчивать разговор. — Что ж, этак каждый научиться может? И я?
Он осторожно водил чуткими пальцами по исчерченной острым писалом мягкой березовой коре, словно надеялся прочесть мудрёные письмена.
— И ты, — сказала обережница, снова отбирая у собеседника послание. — Только зачем тебе?
— Любопытно, — ответил оборотень. — Да и полезно.
Девушка пожала плечами и слегка уязвила его:
— Не так-то это просто. Не всякий легко сладит.
Оборотень хмыкнул:
— Ну, уж если ты смогла, я точно не оплошаю.
От насмешки в его голосе, а тем паче от красноречивого «уж если ты», Лесане сделалось обидно и она замолчала.
Волколак не догадался, что задел её, спросил, как ни в чем не бывало:
— Научишь?
— Нет, — буркнула девушка. — Ещё я только впотьмах не учила Ходящего грамоту разуметь.
Лют усмехнулся, но отстал.
Больше они к этому разговору не возвращались. Справедливости ради надо сказать, это не особенно огорчило Лесану. За долгие дни вынужденного странствия она привыкла к Люту, но по-прежнему не доверяла ему, а оттого, когда он находился рядом, чувствовала себя неловко и всегда держалась настороже. Да ещё Тамир…
Если и раньше он был неразговорчив и хмур, то сейчас вовсе заделался молчуном. Волколак колдуна сторонился и старался даже за столом садиться поодаль. Девушка заметила это и однажды спросила обережника:
— Что у вас с Лютом приключилось?
Тамир посмотрел на неё удивлённо:
— Ничего. А что у нас могло приключиться?
Она развела руками:
— Не знаю, просто он тебя чурается…
На это Тамир ответил с усмешкой:
— Он зверь. Он чует.
Собеседница не поняла:
— Что чует?
— Опасность.
Лесана посмотрела внимательно в тёмные глаза колдуна и сказала:
— Или ты мне всё объяснишь, или завтра же мы возвращаемся обратно в Крепость.
Тамир моргнул и ответил растерянно: