Пленники тайги
Шрифт:
«Следующую ночь мы просто не переживем, — думал Золотов на одном из привалов. — Что там полковник говорил в бреду? Буд-то я его хочу убить и сьесть? Это ж надо до такого додуматься!»
Он покосился на сидевшего рядом Степаныча, нижняя губа у того как-то странно отвисла, блестели матовой желтизной золотые зубы. Отрешенный вид своего напарника обеспокоил финансиста, после утреннего приступа безумия он опасался з свою жизнь.
«А ведь он действительно может убить меня, вот в таком состоянии. Убить и даже сьесть, слыхал я про такие случаи. Недаром он про это завел разговор, у меня ведь и в мыслях такого не было. Значит он сам про это думает. Хорошо хот ружье у меня в руках, а то пристрелит еще, не дай боже.»
Но в этот день им все же
— С ума сойти, — пробормотал Золотов, — ворона. Первый звук в этом безмолвии.
Полковник на это ничего не ответил, а молча потянул с плеча хозяина ружье. Золотов было уцепился за цевье, но глянув в глаза Степаныча молча отдал оружие. Полковник не стал подниматься на ноги, он просто пополз в сторону знакомы звуков. Он хорошо знал повадки этих хитрых, противных птиц, они не подпустят близко человека с ружьем.
Минут через десять Золотов услышал выстрел, и поднявшись на ноги устремился на звук. На небольшой полянке стоял полковник с каким то растеряны видом держа за крыло убитую птицу.
— Никогда не думал, что прийдеться есть ворон, — сказал он подошедшему Золотову.
Сырое мясо ел только Золотов, и то только сердце и печень. Полковник же несмотря на голод не решился составить ему компанию, помня свой прошлый печальный опыт. Вдвоем они свалили небольшое подгнившее дерево, полковник нашел истлевший пенек, долго, тщательно готовил лучину, выкладывал ее шалашиком, обкладывал трухой, наконец разжег с одной спички все сооружение, и вскоре они сидя у огня наблюдали как языки пламени лижут сизую тушку вороны.
Вертели они ее над огнем больше часа. Сначало они надеялись что и огня хватит для приготовления столь простого блюда, но ворона только почернела сверху, из нутри же попрежнему откровенно кровила. Пришлось печь это блюдо по всем правилам, над углями. Но и через час термообработки нежданная дичь с трудом поддавалась ножу и зубам столичных гурманов.
— Старая видно, ворона, — сказал Золотов, глотая очередной кусок.
— Да, наверное Наполеона еще видела, — согласился полковник, мучаясь с вороньим крылом.
— Наполеон до этих мест не доходил, — сухо заметил финансист.
— Ну, Егорыч, совсем ты потерял чувство юмора.
— Не до юмора, Степаныч.
Несмотря на то, что по вкусу воронье мясо напоминало восхитительно прожареную автомобильную покрышку, оно все таки придало сил путникам. А к вечеру они наткнулись на деревню.
46. Разочарование
Километра за два до этого Золотов неожиданно остановился и замер не говоря ни слова.
— Ты чего? — удивился полковник.
— Пенек, — шепнул финансисит.
— Какой пенек? — удивился Степаныч, но глянув туда, куда смотрел хозяин понял его состояние. Ровный срез этого пенька мог остаться только от пилы. Дерево это спилили давно, срез уже потемнел от времени, но полковник осмотрелся по сторона так, словно вот сейчас из-за деревьев покажутся сделавшие это люди.
— Люди где-то близко, — словно читая его мысли сказал Золотов. Дальше они пошли гораздо бодрей, надежда придала им сил. А приметы человеческого жилья все множились. Лес значительно поредел, пеньки попадались уже десятками, пару ра встретились кучи мусора, старые, проржавевшие консервные банки, битое оконное стекло. И взойдя на очередной пригорок они наконец то увидели деревню.
Для столичных жителей повидавших и Нью-Йорк и Париж, но третью неделю плутающих в тайге это показалось чем-то невероятным. Отсюда, сверху, деревня просматривалась вся: десятка полтора срубовых домов, приземистых, но солидных, в окружении столь же капитальных сараев и сеновалов, прикрывающихся друг
от друга высоченными заборами.Распологалась деревня на высоком берегу реки, и вниз, к воде, вела деревянная лесница с перилами.
Странно, но Золотов с трудом перенес и плеснувшую волной и переполнившую душу радость. У него даже сердце защемило, первый раз в жизни. Покосившись на полковника он увидел что по лицу Степаныча текли слезы. Не сговариваясь они бегом рванули к долгожданному жилью. Золотов уже прокручивал в голове что о будет говорить людям, кто они, откуда идут и как они попали в эти края. Но чем ближе они подходили к деревне, тем медленней становились их шаги, и выражение растерянности на их лицах сменилось отчаянием. Ни над одной трубой в деревне не курился дым, не лаяли собаки, лишь где то каркало все тоже воронье. Почти во всех домах не было стекол, а кое где и самих рам. Огромные старые ворота валялись на земле у самой ближней к лесу усадьбы. Заборы покосились, и местами упали. Они все медленней брели по единственной улице, наконец остановились самом центре деревни, около массивного колодца с двускатным навесом.
— Что же они так?… — растеряно спросил Степаныч. Оглянувшись на него Золотов поразился. Сейчас перед ним стоял древний старик, седой, сгорбившийся, дряхлый. Словно годы и горе согнули спину полковника.
— Чего-чего, разве не ясно чего. Без тайги тут жизни нету.
Он опустился на колоду рядом с колодцем, устало потер лицо, потом сказал: — Степаныч, сходил бы на охоту, слышишь где то дичь каркает.
Полковник в этот раз не оценил юмора своего хозяина, просто взял ружье и пошел на знакомые звуки вороньих голосов. Gnknrnb же передохнув отправился с ревизией по домам, не пропуская ни одного из них, и даже интересуясь сараями амбарами. В деревенской жизни финансист разбирался слабо, но и он понял что люди, жившие тут, были прижимисты и хозяйственны. Все дома были поставлены из толстого, крепкого леса, добротно и на века. Сараи, дровянники, свинарники — все было сделано не из досок, а из тех же бревен, да так что щелочки не найти.
Покидая эти места хозяева деревни прибрали с собой все, что годилось в хозяйстве. С трудом Золотов нашел две кружки с отбитыми ручками, и ничего похожего на топор, вилы, или лопату. Из одежды нашлось побольше разного вида тряпок, о полушубка, до нижнего белья, но все это было настолько застирано и заношено, пропитано чужим потом и пылью, что финансист побрезговал выбрать хоть что-то к своему скромному наряду. Зато он присмотрел вполне еще годные к носке сапог для своего спутника, как раз сорок третьего размера.
Тот времени даром не терял, за это время со стороны окраины дважды гремели выстрелы, и вслед за этим взрывался возмущенный вороний грай.
На ночлег они выбрали самый хороший, крепкий дом с сохранившимися стеклами. Два окна, правда, были забиты досками, но света хватало и от остальных. Внутри стоял стол, две скамейки, большая деревянная кровать, явно самодельная, массивная и поэтому оставленная хозяевами на старом месте. Обойдя все остальные дома финансист притащил огромный старый чугунок, чуть треснувший сверху. В нем они и сварили полковничный трофей: двух здоровенных ворон, благо дров ограде хватило бы на две пятилетки. Кроме этой добычи Степаныч принес еще и большую плетеную из ивняка «морду», к которой тут же пристроил веревку и закинул в реку, спустившись вниз по деревянной лестнице.
— Видел за деревней лодку, одна доска сверху выломана, а так ничего, щели бы только чем заделать, — сказал полковник за ужином.
— Да?! — оживился Золотов, — в каком то сарае я видел кусок гудрона. Неплохо было бы нам лодку организовать.
Эти вороны оказались той же, резинообразной породы, но выбирать не приходилось, слава богу что удалось найти немножко соли, и приправить варево дикорастущим укропом. Все таки эта пища насытила путников и спали они в эту ночь как никогда спокойно и глубоко. Казалось, что уже сами стены и крыша на головой придавали им спокойствия и уверенности.