Пленники

Воспользовавшись этим, Великанов снова крепко обнял Оника и несколько раз встряхнул за плечи:

— Так это ты, дружище?!

— Ну, кто же еще!.. Черт вас побери, да как же вы попали сюда? Вот не чаял, не гадал!..

Неожиданная встреча друзей привлекла внимание пленных, их окружила толпа любопытных. Поэтому Оник остерегся расспрашивать, каким образом они попали в этот лагерь, и когда последовало распоряжение увести новичков в один из деревянных бараков, Оник выхлопотал разрешение поместить Гарника и Великанова у себя. Великанов даже подтрунил:

— А, ты и тут в начальниках ходишь?..

— Ясно! За кого ты принимаешь меня, Иван?

Гарник отвел Оника и таинственно сообщил:

— Не зови его Иваном — он тоже Оник, по фамилии Великан. Не удивляйся, после все объясним.

Целый день, забившись в укромный уголок, они рассказывали друг другу обо всем, что случилось с ними после разлуки в Нойен-Кирхене.

— Так-то вот! — закончил свое повествование Гарник, — если бы не фрау Анаит — жена Цовикяна, мы, пожалуй, были бы на том свете. Явилась в тюрьму с каким-то священником, а он предложил нам вступить в армянский легион. Выбора не было, и мы дали согласие. Нас сразу отправили в какой-то лагерь, а оттуда сюда. Говорят, здесь составляют этот легион?

— Должно-быть… Меня тоже мобилизовали, но пока дело ограничивается одними разговорами. Ничего пока неизвестно.

— А не лучше ли все-таки опять подумать о побеге? — сказал Великанов. Ведь теперь мы гораздо ближе к фронту. Тут и Белоруссия рядом. Белоруссия-то наша советская земля, ребята!..

Вечером к Онику пришел Саядян:

— Где ты был? Я тебя целый час ищу.

Сразу было видно, что только присутствие незнакомых парней мешает ему поделиться какой-то большой новостью. Оник, в свою очередь, озабоченно подумал, что из-за встречи с друзьями не сумел предупредить Саядяна о своем разговоре с доктором. А пока он представил ему своих друзей.

Саядян, постояв около них, по-прежнему выказывал явное нетерпение, — скоро ли Оник закончит разговор.

Наконец, Оник спросил:

— Ты, кажется, что-то хочешь сказать?

— Да… только давай отойдем!..

— Не надо: Оник и Иван, — они даже не товарищи, а мои родные; что бы ты ни сказал, от них я утаивать не буду. Мы ведь не первый день с ними встречаемся!

После этого Саядян рассказал, что на работе он встретил поляка, знавшего по-русски.

— Принес соленые огурцы, завернутые в газету, — смотрю «Правда»!..

— Да что ты! Где она? — Все вскочили.

Саядян, оглянувшись, осторожно вытащил из кармана газету, сложенную в восемь раз.

— Давай сюда! — потянулся Великанов.

Но Оник уже спрятал газету за пазухой.

— Потерпи, всему свое время. Ты не говорил об этом с Филояном? — спросил Оник Саядяна.

— Я его не видел сегодня.

— Так вот, послушай, что я тебе скажу. Только поклянись, что никому ни слова об этом!..

И Оник рассказал все, что узнал от доктора насчет Филояна.

— Итак, друг, надо понимать, твои дела плохи. Как ты считаешь?

Новость была, действительно, не из приятных. Прикусив губу, Саядян стоял молча. Потом растерянно спросил:

— Что же посоветуешь мне делать?

— Придется тебе, приятель, бить отбой! Надо, чтобы все пошло насмарку, — о чем вы с ним толковали. И главное, не показывай вида, что знаешь, кто он такой, не сторонись его, но потихоньку-полегоньку откажись от всех своих слов. Говорил, что легион — предательство, — убеди, что изменил свое мнение. Говорил, что хочешь бежать, а теперь скажи, что отдумал. Ты ведь не ребенок, сам понимаешь, как и что сказать. В общем, отделайся от него во что бы то ни стало.

— Надо бы все это проверить, — вмешался Великанов. — Может, и зря наговорили на человека? Кем был этот Филоян в армии?

— Говорит — командиром батальона.

Великанов почесал затылок.

— А человек, рассказывавший тебе о нем, заслуживает доверия? Надежный? — спросил он Оника.

На этот раз призадумался и Оник.

Он недавно познакомился с Султаняном. Узнал, что до войны тот работал в одной из больниц Еревана. Дома оставил жену и двух ребятишек, которых очень любит. В плен попал в Крыму, был в нескольких лагерях и вот оказался здесь. Султанян явно избегал говорить с Оником на политические темы и только однажды приоткрылся, когда сообщил о прошлом Филояна. Неужели доктор мог возвести напраслину на человека? — как будто он не таков. А впрочем, надо еще приглядеться.

Великанову не терпелось:

— Давай-ка, Оник, лучше «Правду» почитаем!

— Не спеши, — поднялся Оник. — У меня дело есть к доктору. Закончу, — тогда и прочтем. Саядян, оставайся тут с ребятами, я скоро вернусь.

3

Султанян, когда он был не занят, любил полежать на диване.

— Новую партию пленных привезли! — сообщил ему Оник.

— Армяне?

— Да. Два моих товарища среди них.

— Это неплохо — тебе будет веселее.

Оник сел за столик и, приняв безразличный вид, развернул «Правду».

Доктор приподнялся на локте. Потом сразу вскочил:

— Что это у тебя?

Оник, притворившись непонимающим, начал озираться по сторонам. Доктор выхватил у него газету. Заметно было, как дрожат его руки.

— Я об этом спрашиваю.

— А, это? Это… газета. Ребята притащили огурцы…

— Какие огурцы? Что ты мелешь?

— Обыкновенные соленые огурцы, — усмехнулся Оник и протянул руку к «Правде». — Дай сюда, я отдам парням на курево.

— Ты с ума сошел! Тебя же за это арестуют!.. На курево я дам бумагу. Вон у меня под матрацем лежат немецкие газеты, пускай курят. А эту… — эту нельзя!

Он пробежал глазами заголовки первой страницы и изменившимся голосом повторил:

— Эту нельзя!.. «Новый разгром немецко-фашистских войск»…

Доктор быстро подошел к двери, чтобы накинуть крючок. Дверь оказалась запертой.

— Это ты закрыл?

Вопрос был излишним: в комнату после Оника никто не входил. Конечно же дверь запер Оник. Для чего? Доктор не стал спрашивать, — все было ясно.

Не сдерживая себя больше, доктор прижал «Правду» к груди:

— Это же наша «Правда», ты понимаешь?

Оник тоже не мог обманывать доктора.

— Да, понимаю, — сказал он. — И я принес ее для тебя…

— А где взял?

— У Саядяна. Он сегодня ходил на работу, там ему передал ее один поляк.

Доктор схватился за голову:

— Филоян знает?!..

— Нет, Филоян об этом ничего не знает. И не узнает, можешь быть уверен.

— Смотри, Оник!..

— Уж поверь мне.