Плейбой для феи
Шрифт:
— Вначале я хочу освободить всех из лампы, и чтобы они не стали джиннами, — с тяжелым сердцем проговорила Зефира.
— Слушаю и повинуюсь, — понимающе кивнул Джим и мгновение спустя лампа «выплюнула» на асфальт Кассандру, Марил и Дэвида.
Джим с любовью посмотрел на бессознательную женщину и, бережно приподняв, взял ее на руки, прижал к груди.
«И что будет, если магия джинна вмешается в волшебство фей? Не навлечет ли это беду на них? Смогу ли я использовать друга, пусть даже ради любви?»
— Джимми, я хочу, чтобы ты и Марил жили вместе, чтобы у вас все было как раньше, — абсолютно искренне проговорила Зефира.
Эта фея была неисправима. Дэвид
«А может ей это и не надо», — тихо нашептал ветер.
Глубокая ночь, пешеходная дорожка, освещаемая мягким светом фонарей, с одной стороны — спокойная гладь воды, с другой — шелест деревьев и спящий город. Вот только мир словно потерял все краски.
Дэвид отстранено наблюдал, как Джимми подходит к Карлу и Кодсу, как касается по-очереди их висков, затем пробуждает, гипнотизируя, чтобы не могли соврать, задает вопросы о себе, Марил, Дэвиде.
Дилан Кодс помнил только фотосессию «ню» и как потом продал те снимки Саманте. Эти воспоминания пришлось оставить, так как иначе слишком многое нужно менять. Но раз «ню»-фото у Сэм — то ничего страшного. Марил и Джима Кодс не узнал.
Карл помнил, что придется делить контракт с Дэвидом, он был раздосадован, но не зол и тем более не хотел застрелить Дэвида.
Джим вновь «усыпляет» каждого из них, стирает воспоминания о разговоре, обещает избавиться от фотографий с Зефирой — он это сделает точно и наверняка. Затем пробуждает Карла, и тот, как сомнамбула, бредет домой. Кодса очень хочется оставить на лавке, но тогда у папарацци возникнет слишком много вопросов, приходится его тоже отправить восвояси. Джинн и фея также договариваются завтра сходить поставить защиту на модельное агентство.
Потом Джим спрашивает, не переместить ли Дэвида и Зефиру. Сейчас они это могут сделать спокойно с помощью магии. Зизи благодарно соглашается, легонько касается мочки уха Дэвида, тот вздрагивает, пытаясь выйти из ступора, и, кратко поблагодарив, соглашается. В это же мгновение он и Зефира оказываются в его пентхаусе.
«Я слетела с плеча Дэвида. Надо же, магия лампы залечила крыло. Как приятно снова летать. И так больно. Принятое решение маленькими острыми коготками скребло по душе. А еще вид Дэвида, его взгляд — такой опустошенный».
— Дэви, если тебя что-то беспокоит, скажи, не молчи. Я понимаю, мир Темных фей… — но договорить Дэв не дал.
— Причем здесь мир Темных? — хмуро посмотрел на нее Дэвид и, схватившись за голову, осел на диван. — Зизи, я так не могу больше. Скажи, как нам быть дальше? Ты ведь вернешься к себе, да?
«Не могу сказать, что вопрос Дэвида поставил меня в тупик. Напротив, он казался таким закономерным, давно напрашивающимся. Вернусь? Я не знаю. Джим прав, магия то слабеет, то выходит из-под контроля, и мне страшно. Очень-очень. Последней надежды я сама себя лишила. Но теперь поздно. Я готова провести остаток своих дней, пусть их будет совсем мало, с Дэвидом. Но я буду мешать ему. Скажу об этом прямо — начнет отрицать. Но это так. Зачем я ему? Я не смогу дать Дэвиду всего, что даст нормальная, обычная женщина»
— Завтра мы с Джимом поставим защиту на агентство, — мягко, неторопливо, как будто растягивая время, напомнила фея. — А потом, что еще мне остается?
«Каждое слово, каждая маленькая ложь, отрезало по кусочку души».
— А сюда, ко мне, потом не сможешь прилетать? — голос Дэвида был слишком ровен — принимал неизбежное,
холодом старался заглушить боль внутри.— Даже если я пройду инициацию, выложу все силы, покажу все свои возможности, стану опытнее — мне не дадут так скоро стать Старейшей. А когда дадут…в мире людей пройдет не один век. И куда и когда откроются для меня следующие врата, я не знаю. Если они вообще откроются после того, что тут из-за меня произошло.
«А произошло немало. Осознание ледяным железным лезвием прошло через сердце. Комната качнулась. Нет, не комната — это меня шатнуло в сторону.
Наверно, я сильно изменилась в лице, Дэвид тут же встревожено подорвался и, подхватив меня на ладонь, перенес на диван. Кажется, он что-то спрашивает. Но меня словно обволокло не пропускающей звук пеленой. Краем сознания догадываюсь, спрашивает о последствиях. А я их только предполагать могу.
Хотя, кого я обманываю! Какие предположения!»
— Я должна буду стереть тебе память, — отстранено проговорила фея. — Дэвид, мы должны скрывать свое присутствие от людей. Мы слишком давно вас знаем. Мы видели полыхающие костры и то, как вы отправились в космос, — она говорила быстро, не давая возможности перебить, но при этом смотря в никуда, и Дэвиду начинало казаться, что кто-то говорит за нее, что это не его Зефира. — Мы не преуменьшаем, но и не преувеличиваем ваши заслуги. Мы не смотрим снисходительно, но и не поклоняемся вам. Мы знаем, что есть плохие люди, а есть хорошие. А многие сочетают в себе и то, и другое. И как бы пафосно и вычурно это не звучало, но вы часто не можете договориться меж собой. Не понимаете чужого менталитета. И мы тоже не всегда можем понять вас. Хоть и любим, искренне и нежно. Но, помнишь, я говорила, мы всегда являлись или маленьким детям: они вырастут и оставят нас в прошлых фантазиях; или избранным. Но даже Избранным мы корректировали память.
— И ты позволишь это сделать? — глухой голос Дэва резал по душе феи как тупой ножовкой по дереву. — Удалить тебя из моих воспоминаний?
— Не совсем, — но Зизи юлила, это чувствовалось во взгляде, в мимолетном, почти незаметном подергивании плеч, — потом ты напишешь песню или сочинишь книгу, — как можно ласковее, елейнее, произнесла она. — А я останусь в твоем сердце, как муза, как вдохновение. Разве это плохо, Дэв?
«Это ужасно! Зефира, замолчи! Толкаешь пустые речи, никому не нужную философию! Эмоционально шатаешь себя из стороны в сторону. Вся моя сущность разрывается. Сглатываю, но новый ком раз за разом предательски подступал к горлу, хочу кричать от собственной глупости. Но это ради тебя, ДЭВ!»
— К черту вдохновение! — Дэвид резко поднялся и прошелся по комнате. — Хватит пустых рассуждений! Зефира, а сама ты чего хочешь, а?! — не выдержав, крикнул он, но тут же примолк, видя, как подергиваются ее глаза, плечи. Сжатые до белезны губы не выпускали, оставляя в горле, всхлипы. Вот только сдерживать слезы не вышло.
— Зизи, — Дэвид побледнел и опустился перед ней на колени, протянул ладонь, и фея дрогнувшей рукой коснулась кончика его пальца, — прости, прости, пожалуйста, Зизи. Я не должен был орать. Я не хотел обидеть тебя. Но я не хочу забывать тебя, не хочу считать потом всё это просто фантазиями, Зефирка, — ласково назвал он ее настоящим именем. — Я никого не подпущу к своим мозгам. Если будет нужно, договорюсь со всеми вашими Старейшинами, королевами и Судьбой, — грудь мужчины высоко и тяжело вздымалась, а дыхание участилось. — Только скажи, что ты согласна. Останься, прости, я не должен просить тебя об этом, но останься. Всего лет пятьдесят, плюс-минус. Разве для фей это много?