Плохая война

— А кто лучше, швейцарцы или ландскнехты? — спросил Макс с хитрой ухмылкой, не изменив своего мнения.

— Одни других стоят. Когда силы примерно равны, победят те, у кого лучший полководец. Но это уже совсем другая история.

«Другая история» могла бы быть очень интересной, но внимание собеседников привлек неожиданно начавшийся шум в лагере — сначала громкий собачий лай, потом крики. Макс вопросительно взглянул на наставника, было безумно интересно, что там происходит, но убегать на середине беседы со старшим по званию из-за какого-то происшествия с собаками очень невежливо.

— Давай бегом, все интересное пропустим, — неожиданно сказал оберст и сразу перешел на бег, не дожидаясь ответа.

Себастьян Сфорца, имевший статус неофициального заместителя своего старшего брата, который распоряжался частью «семейного капитала» в две тысячи солдат, отправился в отдаленный гарнизон не воевать, а отдыхать. Сам он не занимался никакими организационными вопросами, предоставив все решать своему лейтенанту Джузеппе — ветерану с двадцатипятилетним стажем, потомственному горожанину по происхождению. Джузеппе — командир лучшей сотни в двухтысячной «компании». В отличие от строгого Йорга и ещё более строгого Маркуса, он производит впечатление доброго дядюшки, каковым и является. Вместе с ним служат три десятка его итальянских родственников и соседей, остальные за несколько лет стали в этом семейном отряде почти родными. Основная воинская специальность у них — арбалетчики, но про узкую специализацию говорить не приходится. Специфика подготовки отрядов кондотьеров в Италии рубежа 15-16вв как раз состоит в отсутствии узкой специализации. Здесь и битвы в чистом поле, и штурмы городов и даже полицейская работа.

Кроме сотни арбалетчиков в итальянском обозе следовало около тридцати слуг и несколько повозок с совершенно не военным имуществом. В обозе нашлось место даже для трех здоровенных мастифов, которые по ночам охраняли шатер кондотьера. При собаках состояло несколько человек прислуги, чье жалование было ничуть не ниже солдатского, а то и повыше. Старший псарь решил устроить своим любимцам маленькую тренировку, напустив их на подвернувшегося под руку кота. Но полосатый Симплиций, в мирное время считающий себя хозяином замка, а в военное — хозяином обоза, вместо того, чтобы поиграть с милыми зверушками в подвижные игры, прижал уши, свернулся в огромный меховой шар, поднял переднюю лапу и зашипел. Мастифы остановились вне пределов досягаемости когтистых лап и принялись изображать бурную деятельность, громко высказывая свое мнение про семейство кошачьих.

Вокруг зверей сразу собралась толпа, некоторые болели за собак, но большинство было явно на стороне кота — немного найдется смельчаков, которые не побегут от трех мастифов. Йорг стоял в первом ряду, положив ладонь на рукоять тесака, но не вынимал клинок из ножен, не то рассчитывая, что умный кот как-нибудь вывернется, не то не рискуя вступать в бой с огромными псами без крайней необходимости. Профос, довольно быстро отреагировавший на шум, сразу узнал Симплиция и вступился за немецкого кота против итальянских собак.

Псарь подпрыгнул на два фута, увидев аркебузу, направленную на его подопечных.

— Ты что делаешь, буйвол ты пивной, эти собаки — собственность Сфорца!

— Тогда отзови собак, — негромко произнес Маркус, сменив прицел.

Итальянец замер с открытым ртом, собравшись было послать куда подальше наглеца, подающего команды высокопоставленным слугам семьи Сфорца. Неудивительно потерять дар речи, когда тебе в лоб упирается аркебуза с тлеющим фитилем. Одновременно с движением аркебузы вверх, зрители за спиной бедолаги упали на землю. Он сделал шаг в сторону, но ствол сдвинулся вслед за ним, а вслед за стволом упали уже другие зрители, оказавшиеся напротив зловещего оружия. Оглянувшись на отползающих с линии прицела ландскнехтов, несчастный понял, что он в серьезной беде.

— Pater Noster, qui es in caelis [29] , — начал профос и улыбнулся левой стороной рта.

Когда Макс добежал до места действия, истекла примерно половина отпущенного собакам срока. Маркус дошел до весьма подходящего к ситуации «Et dimitte nobis debita nostra» [30] . Псарь, заикаясь от страха, обращался к мастифам с командами, которые ими злостно игнорировались, потому что звучали как жалкие просьбы. Кот не сдвинулся с места и временами ругался по-кошачьи, громким шипением или урчанием.

29

Отче наш, иже еси на небеси (лат.)

30

И отпусти нам долги наши (лат.)

К Йоргу подбежал мальчишка с хорошим куском мяса. Йорг молча кивнул ему, взял мясо и бросил собакам. Собаки сразу забыли про невкусного кота и переключились на вкусную свининку. Но у Симплиция было свое мнение по вопросу, кому принадлежит все мясо, которое приносит этот седой мужик, который, если подумать, тоже является собственностью его кошачьей светлости. Котище взревел страшным голосом и набросился на мастифов с когтями.

Если вы думаете, что кот это такая подушка с подогревом для ваших ног или мягкая игрушка для больших собак, то сильно ошибаетесь. На самом деле, коты состоят в основном из зубов и когтей. Но мастифы этого не знали. Один из них, недооценив противника, схватил Симплиция зубами за голову, опасно подставив шею под удары мощных задних лап. Двое других потеряли драгоценные мгновения, разрывая кусок мяса и глотая половинки.

Маркус перевел аркебузу на собак, но не рискнул выстрелить навскидку так, чтобы картечь не зацепила кота. Йорг, проскочив перед стволом, вмешался в битву, пнул в нос одного пса и ударил другого по голове плашмя тесаком. Секунда потребовалась профосу для того, чтобы прицелиться, но в момент выстрела по стволу ударил чей-то меч. Человек-с-половиной-лица обернулся и без удивления констатировал, что помешал ему не кто иной, как Себастьян Сфорца собственной персоной. Для большей убедительности рядом с кондотьером стоял телохранитель Луиджи с взведенным арбалетом.

Йорг не смог бы отбиться от двух бойцовых псов, но фон Хансберг подскочил к собакам сзади (стоявшие перед ним трое солдат разлетелись как кегли), схватил их за шкирку, легко вздернул в воздух стопятидесятифунтовые туши и с силой столкнул головами перед собой. Макс, следуя примеру оберста, оседлал третьего зверя и, уподобившись Самсону, раздвинул мастифу челюсти, освободив залитого кровью кота.

— Не трогайте моих собак! — выкрикнул взбешённый Себастьян, потрясая эстоком.

Фон Хансберг посчитал инцидент исчерпанным, когда увидел лежащих собак и спасённого кота, поэтому не стал вступать в дискуссию, пожал плечами, развернулся и отправился по своим делам. Незамедлительно и Максимилиан с чувством выполненного долга пошел прочь, повторив все те же жесты и даже выражение лица.

Йорг прижимал к груди вцепившегося ему в плечи кота. У Симплиция из видимых повреждений было порванное ухо и глубокая рваная рана, пересекающая голову. Мастиф, неосмотрительно связавшийся с котом, лежал на боку в луже крови и слегка шевелил лапами, кровь на его губах пузырилась, указывая на повреждение дыхательных путей.

Откуда-то появился доктор Густав. Оглядевшись в поисках потерпевших, он увидел хуренвайбеля, чья серо-коричневая куртка спереди пропиталась кровью.

— Вам нужна помощь? — на всякий случай спросил медик.

— Не мне, коту, — ответил Йорг, с усилием отцепляя когтистые лапы от плотной куртки.

— Сначала собаке, — тоном, не допускающим возражений, заявил Себастьян.

Густав растерянно оглянулся вокруг и неожиданно встретился взглядом с профосом.

— Коту, — тихо произнес Маркус.

Доктор аккуратно взял у Йорга раненого кота и исчез из поля зрения итальянцев, как будто его здесь и не было.

Себастьян оглянулся, не выпуская из руки меча. Зеваки расходились, мастиф с разорванным горлом уже не подавал признаков жизни, рядом в неловкой позе стоял псарь, который наклал в штаны, услышав выстрел над ухом.