Плохие парни (сборник)

Иверс махнул рукой в сторону окна с таким видом, словно там поднималось над небоскребами чудовище Годзилла.

– Я не собираюсь ни в чем вам признаваться, Иверс. Я пришел сюда предложить вам сделку. – Гиббонс полез в боковой карман и извлек оттуда сложенный пополам листок бумаги. – Все предельно просто. Вы забудете о небольших эскападах, которые позволил себе Тоцци, и вернете его на службу в Бюро, а я отдам вам вот это.

Теперь он держал свои бумаги в воздухе.

– А что это такое?

– Это другой отчет. Другая версия происшедшего. В этой версии опущено предательство Кинни и его работа на семейство Варги, а также существенно занижен размах самого семейства. Согласно этой версии, мы задушили семейство Варги в зародыше. А что касается Кинни, то он был образцовым агентом и погиб, выполняя служебный долг, в безуспешной попытке подступиться к Варге.

Гиббонс помахал второй версией рапорта над головой у Иверса. Этот жест применительно к собачке означал бы: «Служить».

– Это не сработает, – сердито пробурчал Иверс.

– Да наверняка сработает. Только вам и мне известны масштабы несанкционированной активности Тоцци, а в Вашингтоне даже не ведают о том, что он ушел со службы. А для парней здесь, в конторе, мы с вами что-нибудь выдумаем. Скажем, что вышла небольшая ошибка. Вы в состоянии все это провернуть.

– Это не сработает, – повторил Иверс. – Варге все известно о Кинни. В конце концов это всплывет на суде.

– Послушайте, проснитесь, ладно? Адвокаты Варги ни за что не разоблачат Кинни. Если они заявят, что Кинни работал на Варгу и был перевертышем, это только усилит обвинение против Варги по делу о Ландо, Блэни и Новике. Они не пойдут на это.

– У вас будут серьезные неприятности. Гиббонс, – отозвался Иверс.

Он был в ярости. Незаконная сделка, которую предлагал ему Гиббонс, была способна разрешить все его проблемы. И это его просто бесило. Лоб у него покрылся потом.

– Кончайте эту хреновину, Иверс. Главное в том, что моя вторая версия превращает вас в глазах начальства в умелого организатора. А прочитав первую версию, они вас туалет мыть пошлют. До самой пенсии.

Иверс в бешенстве посмотрел на него.

– Помощник по связям с общественностью. Это местечко, Иверс, как раз сейчас вакантно. На случай, если вы не в курсе дела, это сотрудник, отвечающий за экскурсии по центральной конторе в Вашингтоне. А также встречается с представителями общественных движений. И отвечает на письма старшеклассников, которым хочется побольше узнать о работе Бюро, чтобы использовать эти сведения в школьных сочинениях. Ваш, так сказать, предшественник, только что вышедший на пенсию, ранее был начальником отдела в нашей конторе в Сакраменто. Его фамилия Макманус. Да вы наверняка слышали эту историю. Его перевели на это местечко после того, как выяснилось, что один из его специальных агентов работал на русскую разведку. Бедняга Макманус об этом и не догадывался, пока ему не доложил директор ФБР.

У Иверса отвисла челюсть. Он обливался потом, как свинья.

– Нет... Я не имею права...

– Это ваш последний шанс, Иверс. Заключаем сделку, или я передам свои материалы прессе.

У начальника глаза на лоб полезли.

– Вы не посмеете!

– Почему это не посмею? Не о моей карьере речь. Я в отставке. Мне нечего терять.

– Вас посадят в тюрьму. Правительство не склонно прощать отставных сотрудников, откровенничающих с прессой.

– А когда вы в последний раз слышали о том, что репортера вынудили раскрыть свой источник информации? Парни из прессы весьма ранимы относительно Первой поправки.

– У вас на все найдется ответ, верно. Гиббонс?

Гиббонс сунул в карман вторую версию отчета.

– Ладно, пусть будет по-вашему, Иверс. Мне, в конце концов, наплевать.

Он пошел по направлению к выходу.

Иверс внезапно со всей отчетливостью представил себя участником завтрака, даваемого женской благотворительной организацией.

– Черт бы вас побрал, Гиббонс. Давайте сюда ваш отчет!

Гиббонс остановился, повернулся к Иверсу и увидел, что тот сжимает в кулаке первую версию отчета. Когда они обменялись вариантами отчета. Гиббонс подошел к окну и, то поднимая, то опуская жалюзи, принялся сигналить. Когда он вновь выглянул в окно, Тоцци стоял неподалеку от скамейки на краю тротуара, ухмыляясь и кланяясь.

Иверс медленно поднялся со своего места, посмотрел на Гиббонса, затем поднял жалюзи на всех окнах разом. Из окна ему было видно, как Тоцци машет ему рукой. Начальник отдела глубоко вздохнул и удостоил Тоцци кивка. Тоцци кивнул в ответ и улыбнулся крокодильей улыбкой.

Плохая кровь

Глава 1

Оранжевый «фольксваген-жук» вынырнул из предрассветного тумана и запрыгал по ветхому и неровному настилу видавшего виды пирса. Следом ехал черный «кадиллак-девилль» 1960 года, а за ним – лимузин «Мерседес-SEZ» серо-стального цвета: рыбка, рыба и рыбина. «Жук» остановился в нескольких футах от конца пирса, «кадиллак» – футах в двадцати за «жуком», лимузин ткнулся носом в угрожающе мощный откидной задний борт «кадиллака». Так они выстроились словно бы для проверки – мотор «фольксвагена» с воздушным охлаждением хрипло клокотал, мотор «кадиллака» тихо жужжал, а мотор «мерседеса» издавал едва слышное, но настойчивое шипение.

Человек за рулем «кадиллака», Кацуми Нагаи, выключил мотор, устало пригладил волосы и уронил руки на руль. Паршивая рань для такого дерьмового дела. Он перегнулся через сиденье из черной потрескавшейся кожи и уставился на широкую спину Масиро, который как раз наклонился, чтобы снять башмаки и носки. Аккуратно свернув носки, Масиро положил их в черные, на шнурках, туфли и все вместе засунул под сиденье. Нагаи глаз с него не сводил. После всех этих лет он никак не мог привыкнуть к Масиро – то и дело замирал в изумлении. Сидя на корточках, без всякого выражения на лице, Масиро потянулся за мечом в ножнах, что лежал на заднем сиденье, и пристроил его к себе на колени. Потом взглянул на Нагаи, ожидая команды от господина. Нагаи воззрился на длинный изогнутый катана, основное оружие самурая, потом глянул Масиро в глаза и устало кивнул. Тот наклонил голову быстро, но почтительно и выбрался наружу. Пока Масиро обходил вокруг автомобиля, Нагаи спросил себя, о чем этот человек сейчас думает, если думает вообще.

Нагаи следил, как Масиро обнажил меч и положил черные кожаные ножны на крышу автомобиля. Потом зашагал к «фольксвагену» – прямая спина, меч у пояса – и приказал тем двоим, что сидели внутри, выключить мотор и выбираться наружу.

Парочка не двинулась, с места. Нагаи открыл отделение для перчаток и вытащил оттуда маленький автоматический пистолет. Потом нажал на кнопку, опустил боковое стекло, высунул левую руку и выстрелил по «фольксвагену». Звук раскатился над рекой, особенно резкий в холодном неподвижном воздухе. Девушка опять начала всхлипывать. Нагаи мог наблюдать, как голова ее покачивается – вверх-вниз, вверх-вниз. Он облокотился о дверь и выставил пистолет так, чтобы тем было видно.

– Живее, – рявкнул Масиро по-японски, с грубым осакским акцентом. Пара молодых японцев, он и она, стали неохотно вылезать из машины – как маленькие зверьки, которых силой выгоняют из временного, ненадежного укрытия. Наконец они встали перед Масиро, во взгляде которого не было ни ненависти, ни сострадания. Девушка прикрывала рот рукой. Масиро внезапно поднял свой меч, зажав его в кулаке, как копье, и воткнул со всего размаху в трухлявый верх самой близкой сваи. Меч стал вертикально, сверкая в серых предрассветных сумерках, чуть-чуть покачиваясь, такой же твердый и неумолимый, как и его владелец.

Верное мое чудище, подумал Нагаи. Потом посмотрел в переднее зеркальце, ощущая тяжесть и медлительность во всем теле, вылез из машины и двинулся к задней дверце лимузина. Дожидаясь, пока дверца откроется, уставился на свое отражение в затемненном стекле. Лицо слишком грустное, слишком изможденное, подумал он, и в волосах пробивается седина. Хотелось бы выглядеть, как Масиро – несокрушимым, опасным, каменнолицым. А ведь Масиро даже старше его на два года. Когда заднее боковое стекло заскользило вниз, он постарался сменить выражение, стать посуровее, специально для босса.