Плохие парни (сборник)

– Мне что-то не по себе, – заявил Франчоне, кивая на ножик с трехдюймовым лезвием. – Без этого никак нельзя?

– Таков обычай якудза, – невозмутимо ответил Д'Урсо. – Правда ведь, Нагаи?

Нагаи кивнул.

– Это называется юбицумэ. Если человек совершает серьезную ошибку, он за нее должен платить. Так велит обычай. – Он поднял правую руку и показал обрубки мизинца и указательного пальца.

– У нас в таких случаях ломают ноги, – пояснил Д'Урсо шурину.

Франчоне вдруг схватил газету, свернул ее и ткнул пальцем в заголовок.

– Да за такой прокол ублюдка убить мало. Будь он из наших, ему бы уже не жить.

«Какого черта Д'Урсо всюду таскает за собой эту маленькую погань?» – подумал Нагаи.

– Откуда же было Масиро знать, что тачка, которую угнали те ребята, всплывет? Плавучие тачки! Выдумают ведь такую хреновину.

– Не надо песен. Ты должен был знать. А теперь вся полиция встанет на уши. И какого ляда нужно было их разрубать? Только отягчающих обстоятельств нам еще и недоставало. От вас, ребята, сто баксов убытку, вот что я вам скажу.

Нагаи все смотрел на руку Масиро.

– То есть как это?

– Ну поглядите же на себя, Господа ради. И подумайте, каково нам. Мы вроде должны вас прикрывать от копов – так ведь? – но у вас, ребята, все на лбу написано. С вами все ясно, как белый день. Вы, якудза, одеваетесь, как мой дядюшка Нунцио, – все, как один, в этих кричащих куртках и дурацких шапочках. Да еще эти хреновы татуировки по всему телу, и это с пальцами. – Франчоне указал на руку Масиро. – Если кого-то из вас заметут, вышлют сей же момент. Каждого из вас за километр видно.

– Хватит, Бобби, – оборвал его Д'Урсо.

Нагаи пожал плечами с безразличным видом. Потом поддернул манжеты темно-синей рубашки, так чтобы они видны были из рукавов куртки из шагреневой кожи.

– У вас свои обычаи, у нас – свои.

– И ты поэтому разъезжаешь всюду на старом черном «кадиллаке» с допотопным радиатором? Это тоже обычай? На самокат бы еще сел! Так-то ты стараешься не светиться?

Нагаи сверкнул глазами на панка, думая, стоит ли вообще заводиться с этим идиотом.

– Машина принадлежала Хамабути. Он мне ее подарил. Было бы бесчестно оставить ее.

Франчоне всплеснул руками.

– Ах, Боже ж ты мой, да только это от вас и слышишь: «Честно – бесчестно». Дерьмо собачье. Думаю, это лажа. Чего вы не хотите делать, того и не делаете.

Масиро со свистом втянул в себя воздух и схватился за нож. При виде ножа в руке Масиро глаза Франчоне вылезли из орбит. Нагаи выдавил из себя легкий смешок.

– Несладко тебе, Бобби, зависеть от нас, косоглазых придурков, в этом деле с работорговлей.

Палец Франчоне ткнулся в лицо Нагаи, как раскрытая бритва.

– Не мудри, Нагаи. Вы доставляете нам рабов, мы их покупаем – и мы вам так же нужны, как и вы нам. Так что сиди и не рыпайся.

– Да неужели? Скажи-ка, где бы вы взяли еще рабов – да такую уйму? И кто бы за ними стал присматривать? Мои люди их держат под контролем. Для вас.

– Не надо мне лапшу на уши вешать, приятель. Твои люди – не смеши мою задницу. Я-то знаю, Нагаи, что у тебя тут никого нет. Пшик.

– У меня тут полно людей. Больше, чем ты думаешь.

Франчоне рассмеялся ему в лицо.

– У тебя нет людей. Люди есть у Хамабути. Они подчиняются ему, а не тебе. Тебе подчиняется один Мишмаш.

Сердце у Нагаи запрыгало. В горле пересохло.

– Ты сам не знаешь, что плетешь.

– Да нет, знаю. Мы все знаем о тебе, Нагаи. Мы знаем, что и дома, в Японии, у тебя никого нет, потому что ты там обделался по уши. Ты у Фугукай на мушке, потому что пытался убрать Хамабути и встать во главе семьи. Но дело накрылось, верно? И вместо того чтобы шлепнуть тебя, как бы следовало, Хамабути держит тебя здесь, как шавку на поводке. Так это, Нагаи, или не так? Сюда тебя отправили в наказание, да или нет?

Нагаи смотрел Франчоне прямо в глаза и желал одного: забрать у Масиро нож и воткнуть ублюдку в самое горло. Те давние слова Хамабути звенели у него в ушах: «Теперь, когда твое существо очистилось от предательства, можно быть уверенным, что ты не попробуешь снова. Ты познал всю глубину своего несовершенства – и я верю, что ныне твоя преданность мне станет еще крепче. Искупи свою вину в Америке, Нагаи. Поработай там на меня, и я обещаю вернуть тебе честь».

Но когда же, черт его подери? Когда?

Франчоне хохотал, повернувшись к Д'Урсо.

– Ему нечего сказать. Знает, что я прав.

– Заткнись, Бобби, и встань сюда. – Д'Урсо шагнул вперед, положил руку на плечо Нагаи и отвел его в сторону. Нагаи весь содрогнулся от прикосновения. – Не бери в голову, что Бобби сказал. Он у нас горячая голова. Сам не знает, что несет.

– Для человека, который сам не знает, что несет, он знает слишком много.

Д'Урсо закивал, словно извиняясь.

– Да-да, это я виноват. Антонелли мне рассказал. Не надо было посвящать в это Бобби.

Нагаи стало жарко. Они знают слишком много. Он сам слишком много болтал.

– Послушай, – шепнул Д'Урсо еле слышно. – Я хочу тебе кое-что сказать. Мы смогли бы пристроить больше рабов, гораздо больше – столько, сколько ты сможешь достать, особенно баб. Можешь сделать?

– Следующий пароход приходит в четверг на следующей неделе...

– Нет-нет, эти уже расписаны. Я хочу еще, сверх сметы. Доставь их сюда как можно быстрее. Хочешь назначить свою цену за всю партию – давай, можем договориться. Тысяча рабов, половина баб. Но доставка не позже чем через два месяца. Сможешь ты это сделать?

Нагаи уставился на него.

– Д'Урсо, сделки заключают Хамабути и Антонелли. Не мы с тобой.

Д'Урсо весь сморщился, заулыбался.

– Забудь о них. Речь идет именно о нас с тобой. У меня есть кое-какие планы, говорить еще рано, но я определенно решил взять тебя в долю, Нагаи. Ты парень толковый. Я это с самого начала усек. Но, сдается мне, Хамабути тебя держит, а это, как я понимаю, никуда не годится.

– И как же ты это понимаешь?

– Ну, я так понимаю, что вся эта работорговля держится только на нас с тобой. Мы хорошо сработались и, думаю, сработаемся еще лучше, когда станем работать сами на себя, если тебе ясно, о чем я.