Плохиш. Студентка. Препод

Она снова озирается по сторонам, а потом, внезапно, притягивает меня к себе и обвивает руками шею, прикасаясь своими губами к моим.

По позвоночнику пробегают приятные мурашки. Мне нравится чувствовать её нежное тело, нравится её хрупкость и плавность изгибов привлекательного тела… Проникаю языком дальше в её жаркий рот, как вдруг…

— Ай! — она кусает меня за губу. Чертовка прокусывает кожу до крови, а потом размахивается и заряжает между ног коленом.

Почти попадает по яйцам, и я делаю вид, что мне больно, а сам слежу за тем, что она будет делать дальше.

— ПОМОГИТЕ! — вопит во всё горло, а сама нервно шарит по моим карманам в поисках ключей от тачки. — ПОМО…

Она не успевает закричать ещё раз, потому что я резко распрямляюсь и накрываю её губы ладонью. Олеся принимается бойко извиваться, пытаясь вырваться, но я хватаю её за талию и тащу в сторону дома.

Она брыкается и лупит по мне своими ладошками.

— Больно, твою мать! Совсем охренела!?

Открываю распахиваю дверь в дом.

Приходится затаскивать старосту силком. Пиздец. Всё идёт как-то не по плану! Да что с ней такое?!

На окнах первого этажа стоят решётки от грабителей. Я заталкиваю взбесившегося Оленёнка в одну из спален и приставляю стул к ручке двери, переводя дыхание.

— А ну выпусти меня! — верещит. — Выпусти, маньяк!

— Не, — перевожу сбившееся дыхание и утираю рукой кровь с губы. Вот же сучка мелкая! — Успокойся сперва, потом выпущу.

— Я не успокоюсь, Никита! Я знаю, что вы сделали! Я знаю про нападение на парковке! Вы всё подстроили! Извращенцы! Козлы! Вы с Андреем уроды! Я вас ненавижу!

Мои глаза округляются, и я запускаю руки в волосы, пытаясь понять, каким образом она могла об этом узнать?!

Олеся продолжает верещать, и, кажется, громит бабушкину спальню…

Блядь… какой-то треш! Ситуация явно вышла из-под контроля…

Телефон Олеськи в кармане снова начинает вибрировать.

Машинально достаю его и вижу имя абонента.

Андрей.

Он, что, звонит ей за моей спиной?! Убеждал, ведь, что не нужно с ней общаться!

Вот же лицемерный засранец!

Глава 49

Андрей

— Ну что, Лугин дал признательные показания? — устало обращаюсь к главному прокурору, который сидит передо мной, развалившись в кресле в своём кабинете.

— Нет, Андрюха, пока упирается, — раскатисто басит Илья Валериевич. Знаю, что он на громком деле нечистоплотного судьи Лугина может построить охренительную карьеру. Если выиграет процесс, то другие будут уважать его и бояться. В кругах власти это очень полезно.

— А того свидетеля, чей допрос я вам принёс, вы уже нашли?

— Да, — усмехается. — Пару очных ставок, и они расколются. Жена Лугина куда-то свалила. Это тоже ему не на руку. У неё взяли подписку о невыезде, но на следующий допрос она не явилась. Видимо, почувствовала, что запахло жаренным и скрылась. Мы, конечно, карты и счета её разблокировали, ищем.

Откидываюсь на спинку кресла. Несколько ночей не спал толком. Всё бухал и думал об Олесе. В груди жгло от мысли о том, что весь этот скандал непременно заденет и её тоже. Бедная девочка. Я не хотел для неё такого. Но без нашей с ней связи не было бы доступа к кабинету Лугина… Однако совесть пиздец как гложет. Все выходные я не мог прийти в себя. Всё думал и думал о том, каково ей будет, когда посадят отца. Она, ведь, жизни-то почти не знает. Учёба-родители-спорт… Ни дня не работала, всегда жила на всём готовом. Её жизнь была распланирована на годы вперёд. По любому отец хотел, чтобы она пошла по его стопам. И тут такой облом. Полная жопа, в которой она оказалась по нашей вине.

Сцепляю зубы и отпиваю из стакана. В нём чистый виски. Я уже пару дней не просыхаю. Когда бухой, на душе не так дерьмово. И об Олесе думаю не так часто. Сейчас, по идее, я должен радоваться тому, что всё прошло по плану, и очень скоро старшего брата освободят. Может, даже компенсацию за неправомерный приговор выплатят… Всё идёт как нужно… но мне от этого ни хера не легче. Кажется, что в попытках защитить одного дорого мне человека, я подставил другого. Блядство… И почему же именно она так в душу запала? Ведь было у меня столько баб. С некоторыми долгие отношения, с кем-то не одну ночь. Но чтобы вот так залипнуть — ещё ни разу.

— Ты пока брату ничего не говори, — советует Илья Валериевич. — Пусть сперва всё оформят должным образом, потом можешь его порадовать.

— Ага, — только и киваю в ответ.

Вспоминаю своё состояние в тот момент, когда полгода назад суд вынес обвинительный приговор. Я был в бешенстве и жаждал справедливости и мести. Моему брату подкинули наркоту. Выставили всё так, будто мой брат был не успешным владельцем среднего бизнеса, а долбанным барыгой. И всё потому, что автомастерская брата стояла на земле, на которой компания жены Лугина хотела построить очередной торговый центр! Он наотрез отказался продавать свой прибыльный бизнес, который годами развивал. И в итоге… его подставили.

— Ладно, не кисни, — прокурор достаёт из стола какие-то папки. — Я тебе позвоню, когда Лугин расколется. Дело крепкое, я уверен в победе, — самодовольно заявляет Илья Валериевич.

— Да… — снова киваю, пытаясь почувствовать хотя бы отголоски радости.

Мы обсуждаем ещё пару моментов, а потом я встаю, пожимая ему руку.

— Андрюха, и хорош бухать, от тебя прёт перегаром, — хмурится. — Ты что-то рано начал отмечать. Погоди, впереди битва в суде.

Вздыхаю. Он думает, я отмечаю? Что ж… наверное.

Выхожу из прокуратуры и вызываю себе такси. Тачку около дома оставил. В пьяном виде за руль нельзя.

Пока еду, всё думаю об Олесе, и меня так и подмывает позвонить ей.

Машина застревает в пробке, и я выхожу из неё за несколько кварталов до дома. Пройтись не помешает. Сегодня не вышел в универ. Сказал, что заболел. Смысла там работать дальше я не вижу. Дело сделано, пора возвращаться в юридическую фирму, в которой я трудился раньше. На днях как раз начальник звонил, предлагал партнёрство, если вернусь.

Всё складывается так, как я и задумывал, вот только радости от победы нет никакой. На душе мерзко, сердце бьётся часто, и все мысли только об Олеське. Хотел не привязываться, но не получилось. Я тупо влип в неё, и теперь, когда между нами всё кончено, жизнь кажется пресной и бессмысленной. Невыносимо думать о том, что я причинил ей столько страданий. Сука… чувствую себя последним дерьмом!

Захожу в первый попавшийся бар и заказываю себе ещё вискаря. Пью его, желая поскорее ощутить блаженное забытьё, но оно, мать его, не приходит. Взгляд затуманивается, и я достаю телефон.