Площадь диктатуры

* * *

Лариса села рядом, едва самолет оторвался от земли. Положив ладонь в его руку, она прижалась лицом к его плечу, и сквозь ткань пиджака он чувствовал теплоту.

– Не боишься, что твои девчонки об тебя языки перетрут?
– сам себе улыбаясь, спросил Горлов.

– Уже! Даже командир изумился. Что, говорит, с тобой приключилось? Я помолчала, помолчала, а потом брякнула: "Влюблена!"

– Он не спросил, в кого?

– И так ясно! Вчера на твои деньги в ресторане так поужинали, что едва медконтроль проскочили. Валька - тихоня-тихоней, а вчера тебя на четыреста рублей обманула. Я заметила, когда ведомость подписывала.

– Ну и на здоровье!
– махнул рукой Горлов.

– Она так и сказала: "Ему все равно, а нам для здоровья полезно". Но все-таки они справедливые, мою работу между собой разделили и нас устроили, что вокруг - никого.

Она вдруг подняла голову и посмотрела ему в глаза:

– Скажи, как ты ко мне относишься?

– Я тебя люблю!
– не раздумывая, ответил Горлов, снова поразившись глубокой синеве ее глаз.

– Я очень поглупела, хочу, чтобы ты все время говорил это. Через каждые два слова.

* * *

В Ленинграде светило яркое солнце, и на бетоне аэродрома Горлов не разглядел ни одной снежинки. Но воздух был сух и морозен, дышалось легко и приятно. Он ждал напротив служебного входа больше часа, но она все не выходила. Наконец он подошел к турникету и, перегнувшись через поручень, спросил у пожилой вахтерши про Ларису.

– Никакую твою не знаю, но не выйдет она, и не жди! Велели никого не выпускать. Видишь, автобусы выезжают? Всех в авиагородок увозят. Кого в штаб, кого в профилакторий, - указывая на открытые вдалеке ворота, ответила та.

3.8 БРОСАЙ СВОЕ ДЕЛО, В ПОХОД СОБИРАЙСЯ!

К стоянке такси было не подойти, и на автобусной остановке возбужденно бурлила толпа. Кооперативные автобусы брали штурмом, возле них то и дело вскипали потасовки, а несколько милиционеров с резиновыми дубинками равнодушно курили и не вмешивались. Горлов трижды пожалел, что не догадался позвонить из Мурманска и вызвать оставленную Цветковым машину.

– Второй час стою, никак не уехать. Почему же автобусы не ходят, вы случайно не знаете?
– спросила женщина с двумя сумками, явно приезжая.

– Сам только прилетел, - пожав плечами, ответил Горлов. Посмотрев, как у подъехавшей машины кто-то кого-то бьет, он пошел к шоссе, решив поймать такси на подъезде к аэропорту, а если не получится, пройти два километра до Пулковской обсерватории и там сесть на автобус.

Прождав на ветру четверть часа, он уговорил остановившегося шофера, и они поехали высаживать пассажиров.

– Если диспетчер придерется, скажи, что едешь из центра по заказу, предупредил таксист.

– А что с автобусами?
– спросил Горлов.

– В городе даже троллейбусы не ходят, Московский проспект с утра перекрыли, пришлось в объезд ехать. Чертовщина какая-то!
– сердито ответил водитель.

Высадив пассажиров, шофер газанул так, что Горлова прижало к спинке, и, резко повернув, выехал на шоссе. Дорога была пустой, чуть припорошенный сухим снегом асфальт шуршал под шинами, и слепило глаза. Начало Московского и вправду перегородили барьерами, гаишники с обожженными морозом лицами в тулупах, валенках и в завязанных у подбородков ушанками разворачивали всех направо, в сторону Купчино.

– По Лиговке не проедем, придется опять в объезд: через проспект Славы, Володарский мост и по Октябрьской набережной. Раз такое дело, четвертной надо добавить, иначе не поедем, - выругавшись, сказал таксист.

– Плачу полтинник, а счетчик можно выключить, - согласился Горлов.

– Пускай себе щелкает для уюта, кто на него теперь смотрит? Ребята в гараже открутят и накрутят, сколько надо для плана.

– Разве счетчики не пломбируют?
– удивился Горлов.

– Народ не обдуришь! На задницу-заумницу болт с винтом всегда найдем, - махнул рукой водитель.

Перед Володарским мостом застряли в пробке. Воздух был черным и синим от выхлопов, казалось, все вокруг дрожит от гула тяжелых грузовиков. Улица то и дело взрывалась гудками - водители ожесточенно жали на сигнал, требуя уступить дорогу. Таксист занервничал, что перегреет мотор, но деваться было некуда, и метров восемьсот до въезда на мост тянулись почти полчаса. Дальше стало легче, но на Октябрьской набережной пришлось снизить скорость дорога была забита машинами, и колонны грузовиков мешали разогнаться.

К трем часам, наконец переехали Гренадерский мост, но к Объединению подъехать не удалось - улица была сплошь забита автобусами. Расплатившись, Горлов пошел пешком, отворачиваясь от едкого дыма работающих моторов. Благополучно миновав проходную, он поднялся к себе. В лаборатории никого не было, кроме сидевшей у телефонов Светы Петровой.

– Хорошо, что вы приехали, а то устала придумывать, куда вы делись, обрадовалась она, увидев Горлова.

– И кому я был нужен?
– снимая пальто, спросил он.

– Из парткома каждый час требуют отчета, Лахарев все время звонит, трижды приходил искать...

– Так куда же я по-твоему от них всех делся?
– ничего не понимая, удивился Горлов.

– Утром вы пошли на склад за транспарантами, потом инструктировали сотрудников, перед обедом уехали за краской, а сейчас вернулись из магазина, кисточки купили. Вот, видите две штуки, я их специально спрятала, когда раздавала!

– Что здесь, ради Бога, творится, и куда мне теперь надо деться с твоими кисточками.

– Кисти отнесете в Актовый зал, где транспаранты рисуют. Там из парткома и Лахарев. Придете, никто и не догадается, что вас весь день не было.

– Выходит, я правильно воспитал коллектив: в трудный час не подвели, рассмеялся Горлов.

– Мы вас, Борис Петрович, очень любим, не сомневайтесь. Да, чуть не забыла: через час выезжаем. Автобус для нашего сектора тот, у которого на стекле впереди номер двадцать три от руки написан..., - уже вдогонку крикнула Света.

– Куда выезжаем?
– Горлов остановился у открытой двери и, вспомнив недавние сборы по Гражданской обороне, встревожился: "Эвакуация началась, что ли? За семьями послали? Или это - внеплановые учения?"