Площадь павших борцов

"Эта оборона (Севастополя) наглядно показала всему миру, что Гитлер не может выиграть войну. Он может еще добиться кое-каких местных успехов, но вынужден будет платить за них чрезмерно высокую цену. Оборона Севастополя является героической страницей всей мировой истории..."

Итак, за южные фланги Паулюс теперь мог быть спокоен, а что касается Воронежа, то он надеялся на танки Гота:

– Герман Гот нетерпелив, и Воронеж, считайте, наш...

Армия Паулюса уже рванулась в большую излучину Дона!

4. На рубежах - ближних и отдаленных

Что там, в излучине Дона, творится - этого не узнаешь.

Чуянов зачастую узнавал о положении на фронте от рядовых телефонисток области. Самый верный источник информации, когда в трубке слышался испуганный девичий голосок:

– Они уже здесь! Я осталась одна. Совсем одна, в окне вижу их танки с крестами. Все разбежались, а я не успела... Ой, ради Боженьки, скажите скорей, что мне делать?

Ответ из Сталинграда всегда был одинаков:

– Ломай коммутатор и - смывайся, пока жива...

Орел, Курск, Воронеж - как-то дико сознавать, что война пришла в эти края, где бытовал чисто русский язык, еще не испорченный всякими "измами", откуда вышли классики нашей литературы - Кольцов и Тургенев, Фет и Лесков, а теперь...

– Мать их всех за ногу!
– в сердцах выругался Чуянов.
– Доигрались сволочи до того, что никаких слов не сыщешь, как объяснить людям, где лево, где право, где зад, где перед... И не хочешь, да станешь материться, когда вспомнишь аксиомы от маршала Ворошилова, еще довоенные: "бить врага на чужой территории" и "ни одного вершка родной земли не отдадим..."

С женою Чуянов был еще откровеннее, и он сказал ей:

– Где же она, эта великая русская армия с ее суворовской "наукой побеждать"? Где, наконец, не липовые, а подлинные герои? Куда все это подевалось, черт побери?

* * *

На этот риторический вопрос Чуянова наш передовой советский читатель уже готов назвать имена, осиянные вечным отблеском Сталинградской битвы, Чуйкова, Еременко, Рокоссовского, Людникова, Родимцева, Шумилова, Москаленко, Баданова и прочих. Да, имена этих героев давно высечены на скрижалях руин Сталинграда, но еще не пришло время им появиться на этих страницах, да и сам город на Волге еще не дымился руинами...

Среди этих героев - не липовых, а настоящих!
– невольно припоминается и Василий Тимофеевич Вольский, генерал бронетанковых войск. Он умер от горловой чахотки сразу после войны, и о нем понемногу забыли. А жаль! Этот человек в самый разгар битвы на Волге высказал особое мнение о событиях, не согласное с мнением самого Сталина и Генштаба, о чем не побоялся тогда же заявить открыто и честно, хотя рисковал не только карьерой, но рисковал и своей головой. С этим гордым человеком мы еще встретимся, читатель, но позже...

А сейчас Вольский командовал 4-м танковым корпусом, который в штабах именовали "четырехтанковым", ибо весь корпус насчитывал лишь четыре танка.

– Чем богаты, тем и рады, - иронизировал Вольский...

Ему доложили, что в штаб привели пленных итальянцев.

– Сопротивлялись?
– вопрос естественный.

– Не, сами пришли. С листовкой. Вот с этой...

В листовке было сказано: "Итальянцы! Ваш народ никогда не забудет имен Кавура, Мадзини и Гарибальди, изгнавших немцев-австрийцев из вашей прекрасной страны... Дело, которому служили патриоты Италии, теперь поругано Муссолини, подчинившим Италию гитлеровскому режиму... Россия никак не может быть вашим врагом, она никогда не угрожала и не может угрожать вашей родине. Вы, итальянцы, и сами понимаете это..."

– Понимают. Давайте их сюда. Поговорим...

Вошел офицер, за ним и солдаты, явно робеющие от непривычности обстановки. Пленные ожидали чего угодно, вплоть до зуботычин, но были потрясены, когда русский генерал в измазанном комбинезоне танкиста заговорил с ними на их же родном языке.

– Компаньо!
– радостно возвестил Вольский.

– Мне, поверьте, лучше видеть вас живыми в плену, нежели мертвыми перед своим фронтом.
– Его голос временами садился до шепота, и Вольский сам объяснил причину, показав на свое горло.
– Застудил на маневрах в сибирской тайге. Крым уже не помогает, лечился у вас в Италии, а летом прошлого года собирался повторить курс лечения у ваших прекрасных ларингологов, но тут... Тут-то мы и стали врагами! Кстати, - спросил Василий Тимофеевич, - вы, компаньо, из какой дивизии? "Равенна" или "Сфорецка"?

– Нет, "Коссерия", - охотно отозвались пленные.

– Тогда... садитесь, - предложил Вольский.
– Правильно сделали, что пришли сами и догонять вас было не надо. А что ваш Джованни Мессе? спросил он офицера.
– Уже в отставке?

– Нет. Стал заместителем у Итало Гарибольди.
– Офицер Луиджи Комоло сказал, что Италия сыта Россией по горло.
– Первый раз мы пошлялись в Москву вслед за Мюратом, королем неаполитанским, который потащил наших дедушек в Россию за своим зятем Наполеоном, и дедушки не вернулись к нашим бабушкам. Вторично мы сунулись вслед за англичанами под Севастополь - и после нас в Крыму осталось обширное кладбище. Теперь мы тащимся в обозах вермахта, а он завезет нас - неизвестно, но мы хотели бы умереть на своих постелях, а не в сугробах.

– Конечно!
– рассудил Вольский, показав им листовку.
– Тут не только Мадзини и Гарибальди, тут и другое. Более важное. Я ведь знаю, что итальянцы - народ храбрый. Но они хорошо сражаются, когда дело касается их Италии, а так... плохо!

– Мы хотим домой, - дружно заговорили солдаты.
– В конце концов папа с мамой - это тоже не мусор. Если каждая русская тетка и спрячет нас в погреб, так каждый из нас до конца войны согласен быть ее страстным любовником. Лучше уж сидеть в погребе на картошке, нежели подыхать в немецком окопе.

Итальянцы достали письма своим родным и просили Вольского отправить их в Италию - через международный Красный Крест; плохо знакомые с географией России, они путали Дон с Волгою и, оказавшись плененными в излучине Дона, обычно начинали свои письма словами: "Привет с русской Волги!"

– Ну, до Волги-то еще далековато, - сказал им Вольский и, подумав, добавил.
– Ну ладно. Письма отправим. Идите.

– Куда?
– обомлели итальянцы.

– Да обратно. Не станем же мы из-за семи человек гонять в тыл конвоира. Идите. Заодно расскажете о нашем разговоре своим товарищам. И возвращайтесь обратно со всеми солдатами...

...Италия имела свою судьбу, неповторимую: в 1945 году не быть ей в числе стран побежденных, а быть ее народу в числе победителей! Согласитесь, что такое случается редко...

* * *

Прошло не так уж много времени после трагедии армий Тимошенко, а к Сталинграду до самого июля (точнее, до осени) еще выбирались бойцы, вырвавшиеся из кольца окружения. Кто из-под Харькова, другие о Барвенкова. Одетые во что попало, грязные и оборваванные, озверевшие от крови пролитой и ненависти пережитой. Почти все окруженцы без каких бы то ни было документов. Теперь не знали, к кому обратиться, кто им поможет, а властей они тоже боялись, ибо окруженцев могли замести особисты как "немецких агентов" (такое не раз бывало). Шлялись они, как неприкаянные, по улицам Сталинграда, как-то стыдливо козыряя офицерам, словно чувствовали себя виноватыми. Смотреть на них страшно: вместо ремней на винтовках - фитили от керосиновых ламп, иные даже лошадей вывели, вместо поводьев - бинты санитарные. Народ молчаливый. Сплошь небритые. Голодные. И... все-таки даже счастливые от того, что снова среди своих.