Плоть и кровь
Шрифт:
— С другой стороны, она для него идеальное прикрытие.
— Еще два дня — это максимум, который мы можем себе позволить, Джон.
— Я… я вам признателен, сэр.
— А что насчет тела в «Быстром шланге»?
— Милли Докерти, сэр.
— Я знаю. Какие-нибудь идеи?
Ребус пожал плечами. Килпатрик, похоже, и не ждал от него ответа. Его мысли все еще были заняты Кэлумом Смайли. Вот-вот начнется внутреннее дознание. Весь ход расследования будет изучен под микроскопом.
— Я слышал, у вас было столкновение со Смайли, — сказал Килпатрик.
Значит, Ормистон накапал.
— Да,
— Остерегайтесь Смайли, Джон.
— Да я в последнее время только и делаю, что остерегаюсь, сэр.
Но он-то знал, что Смайли — наименьшая из его проблем.
На Сент-Леонардс Дел Лодердейл сражался как тигр, доказывая начальству, что его команда должна забрать у дивизиона С расследование убийства Милли Докерти. Ребус мог не опасаться, что Лодердейл начнет его доставать. Это Ребуса вполне устраивало.
Полиция выехала на квартиру Лахлана Мердока и сейчас допрашивала его. Теперь он превратился в серьезного подозреваемого; невозможно потерять двух соседей по квартире и не привлечь к себе пристального внимания. Мердок теперь будет находиться под неусыпным оком полиции, пока дело так или иначе не разрешится. Ребус вернулся за свой стол. Несмотря на то что он недавно убрал мусор со своего стола, его продолжали использовать как помойку.
Он позвонил в Лондон, дождался, когда его соединят. Он не мог бы сделать этот звонок с Феттс.
— Абернети слушает.
— Давно пора. Говорит инспектор Ребус.
— Ну-ну. А я-то все жду — позвоните вы или нет.
Ребус представил себе вальяжно сидящего в своем кресле Абернети. Может быть, он закинул ноги на стол.
— Я оставил вам не меньше десятка сообщений, Абернети.
— Я был занят. А вы?
Ребус промолчал.
— Так чем я могу быть полезен, инспектор Ребус?
— У меня несколько вопросов. Сколько оружия пропадает с армейских складов?
— Алло, вы куда-то пропали.
— Это вряд ли.
Кто-то, проходя мимо, предложил Ребусу сигарету. Он, не задумываясь, взял. Но когда благодетель скрылся, Ребус понял, что зажигалки у него нет. Он пососал фильтр.
— Я думаю, вы знаете, о чем я говорю.
— Нет, не знаю.
— С армейских складов пропадает оружие.
— Правда?
— Да, правда.
Ребус помолчал. Он не хотел преждевременно развивать эту тему и определенно не хотел, чтобы Абернети узнал больше, чем нужно. Но на другом конце провода царило молчание.
— Если не знаете, то подозреваете.
— Это проблема армейской разведки или службы безопасности.
— Но вы ведь Особый отдел. Вы, так сказать, публичный фасад службы безопасности. Я думаю, вы потому так спешно приехали сюда, что прекрасно обо всем осведомлены. Вопрос в другом: почему вы так спешно уехали?
— Вы опять куда-то пропали. Может быть, мне лучше собрать чемодан — и к вам? Что скажете?
Ребус ничего не сказал — просто положил трубку.
— Есть у кого-нибудь зажигалка?
Кто-то метнул ему на стол коробок спичек.
— Ваше здоровье.
Он закурил, затянулся, от дыма его нервы заклацали, как игральные кости по стенкам стаканчика.
Он знал: Абернети приедет.
Он
не останавливался, хотя именно это труднее всего — идти вперед. Он доверял своему чутью — нужно же хоть чему-то доверять, в конце-то концов. Доктор Курт был у себя в университетском кабинете. Чтобы попасть туда, нужно было пройти мимо ряда деревянных ящиков с надписью «Заморозку — сюда!». Ребус никогда не заглядывал в ящики. Находясь в патологоанатомическом отделении, нужно смотреть прямо перед собой и не дышать носом. Во дворе шли какие-то работы. Поставили леса, и двое рабочих, вовсе не оправдывая свое название, сидели на них, курили и читали одну газету на двоих.— Занят, занят, занят, — проворчал Курт, когда Ребус вошел в его кабинет. — В университете сейчас чуть ли не все в отпусках. Я получаю почтовые открытки из Гамбии, Квинсленда, Флориды. — Он вздохнул. — Это какое-то проклятие: у всех отпуск, а у меня розыск.
— Наверное, всю ночь не спали, придумывали новую шутку.
— Полночи не спал, это правда, — спасибо вам за находку в салуне «Быстрый шаг».
— Есть результаты вскрытия?
— Еще не вся картина. Использовалось что-то едкое, лаборатория точно скажет, что именно. Меня не перестают удивлять методы, к которым прибегают убийцы. Пожарный шланг — для меня это что-то новенькое.
— Ну, я думаю, что таким образом они не позволяют работе превратиться в рутину.
— Как Каролина?
— Я об этом уже забыл.
— Молитесь, чтобы она вас отпустила.
— Я перестал молиться много лет назад.
Он спустился по лестнице, вышел во дворик, размышляя, не слишком ли рано выпить стаканчик в «Сэнди беллс». Знаменитый паб был тут за углом, а он не заходил туда уже несколько месяцев. Он заметил, что кто-то стоит перед рядом ящиков с «заморозкой». Крышка была открыта, словно туда только сейчас что-то положили. Человек повернулся к Ребусу и улыбнулся.
Это был Кафферти.
— Боже мой.
Кафферти опустил крышку. На нем был мешковатый черный костюм и белая рубашка с открытой шеей — ни дать ни взять гробовщик на отдыхе.
— Привет, Стромен. — Старое прозвище: Ребусу словно пакет со льдом засунули за шиворот. — Давай поговорим.
За спиной Ребуса встали двое — те, что с кладбища, те самые, которые потом наблюдали, как его избивают. Они проводили его в новенький «ровер», запаркованный во дворике. Он посмотрел на регистрационный номер, но ему на левое плечо легла рука Кафферти.
— Номера мы сегодня поменяем, Стромен.
Кто-то вышел из машины. Хорек. Ребус и Кафферти сели сзади, Хорек и один из громил уселись спереди. Другой встал снаружи, блокируя дверцу Ребуса. Ребус посмотрел в сторону лесов — рабочие исчезли. На лесах остался только рекламный щит с названием и телефонным номером фирмы-подрядчика. Теперь Джону Ребусу стало ясно практически все — осветился и самый дальний уголок сумерек, в которых он блуждал.
Большой Джер Кафферти не стал маскироваться. Одежда на нем была не совсем впору — великовата и не в его стиле, но лицо и волосы остались неизменными. Двое студентов — один азиат, другой араб — прошли по дворику к корпусу отделения судебно-медицинской экспертизы. Они даже взглядом не скользнули по машине.