Плотин. Единое: творящая сила Созерцания

Действительно, все такое существует здесь наподобие статуй, которые видятся сами через себя. О величии и силе мудрости можно судить по тому, что она имеет с собой и содержит как сотворенное все сущее; все последовало за ней, и она есть сущее, и оно совозникло с нею, и оба они — одно, и бытие здесь есть мудрость.

Итак, все происходящее, будь то произведения искусства или природы, создает некая мудрость. И творчеством везде водительствует мудрость, „софия“.

Если же скажут, что эйдос заключен в природе и, с другой стороны, природа является его принципом, то мы спросим: откуда же природа его получает? И если из чего-нибудь другого, то отличается ли это от нее? Но мы успокоимся, если скажут, что он возникает из себя же самого. А если будут восходить к уму, то необходимо посмотреть, ум ли породил мудрость. А если это подтвердят, то — откуда? А если из самого себя, то иначе не может быть, как то, что сам истинный Ум и есть мудрость. Следовательно, действительная мудрость есть бытие, и истинное бытие есть мудрость. При этом достоинство для бытия — от мудрости, и, поскольку от мудрости, оно есть бытие истинное. Потому и те сущности, которые не содержат мудрости, тем самым — не суть истинные сущности.

Следовательно, не нужно считать, что боги и другие созерцают в уме рассудочные аксиомы, но все в отдельности здесь являются прекрасными изваяниями наподобие тех, которые иной раз вспыхивают в душе мудрого мужа. Причем изваяния эти не нарисованные, а сущие. Поэтому древние и говорили, что эйдосы есть сущее и сущие…»

…Я присаживаюсь на валун, рядом с Аммонием. Полная луна освещает берег моря: пенистые волны яростно рокочут свою давнюю песнь, пытаясь пробраться выше, на песчаный берег. Аммоний, казалось, прислушивается к чему-то. Затем он поворачивает к нам свое красивое старческое лицо и начинает рассказывать, тихо и ясно:

— Когда-то, в давние времена, жил в некой большой богатой стране стрелок из лука. Долгие годы совершенствовал он свое умение и мастерство в стрельбе. И в конце концов стал он непревзойденным мастером и достиг замечательных результатов. Говорят, и я этому верю, мог он первой своей стрелой попасть в любой глаз высоко летящей утки и одновременно вторым выстрелом попасть в хвост первой своей стреле.

И захотел он помериться силой и умением с другими стрелками из лука. И пошел он из одного города в другой, из одной страны в другую в поисках достойного соперника. Но кто бы ни вступал с ним в соперничество, не мог его одолеть. И слава его распространилась во все стороны, и возгордился он. И когда прибывал в новый город, то смеялся и оскорблял жителей, бахвалясь своим непревзойденным искусством.

Однажды в толпе, которая благоговейно взирала на него, некий старец сказал, что нанесет ему поражение. Гордо взглянул на него стрелок и, выхватив свой лук, одной стрелой поразил двух воробьев, летящих в отдалении над городской стеной. На что старик ответил, что он свое умение покажет в другом месте. Стрелок согласился и пошел за ним.

Трое суток, днем и ночью, без отдыха шел старик. И вот оказались они в безлюдном горном месте и все выше взбирались по узкой тропинке ввысь, пока не поднялись на высокую, над облаками, гору. Здесь, на вершине, была маленькая площадка, круто обрывавшаяся в глубокую пропасть, где шумела грозно река.

Измученный стрелок попросил старика наконец-то показать свое мастерство в стрельбе из лука.

Тот молча кивнул, улыбнулся, подошел к самому краю площадки, встал на цыпочки и стал танцевать.

Он танцевал долго, и внезапно поседевший стрелок из лука неотрывно смотрел на его закрытые глаза Когда же этот страшный и замечательный танец закончился, стрелок, неожиданно все осознавший, низко поклонился старику, назвал его величайшим лучником мира и тем самым признал свое поражение, которое стало его второй величайшей победой…

Аммоний замолчал, а потом, указывая на луну, сказал:

— Сегодня она купается в море…

— Что же есть Нус по отношению к Единому и Душе?..

— Итак, основа, предпосылка, потенция всего существующего, всего бытия — Единое. Оно есть все и ничто, ибо начало всего не есть все, но все — его, так как словно взошло там. Точнее, еще не есть, но будет. В этом смысле длянас Единое — Абсолютная потенциальность.

— Но как же происходит все из Единого, если в абсолютно тождественном отсутствует какая-либо пестрота, какое бы то ни было раздвоение?

— Именно потому, что нет ничего, поэтому и есть из него все. И именно для того, чтобы существовало бытие, Единое поэтому и есть не сущее, но родитель его. Единое есть все в смысле потенциального генезиса из него всего существующего.

— То есть Единое — абсолютно совершенно, и из его совершенства следует его преисполненность. Оно, будучи совершенным, потому что ничего не ищет, не имеет и ни в чем не нуждается, как бы переполненное самим собою, создает другое.

— Возникшее же обратилось к Единому и преисполнилось, а взирая на самое себя, стало, таким образом, Умом. И, с одной стороны, неподвижное пребывание Ума с Единым, то есть избыточность Единого, создало сущее, а с другой стороны, созерцание, направленное на самое себя, — Ум.

— Ум есть сущее, поскольку оно — избыточность Единого. Ум есть ум, как образ, как бы воображение Единого. Двойственность Ума составляет первоначальный дуализм бытия и мышления.

— Но Нус подчинен все тому же основному закону «излияния вперед», «пути вперед». В результате такого излияния вперед Ума возникает Абсолютная Душа. Но такая внутренняя активность Нуса означает не что иное, как дальнейшую избыточность самого Единого. В этом смысле Душа — порождение Единого через Ум.

— И здесь надо повторить вот что: во-первых, каждое произведение есть обязательно «худшее» сравнительно со своим «родителем», есть лишь его образ. Во-вторых, каждый член этой цепи — един, ибо происходит от Единого и в то же время дуалистичен: он обращен к высшему (получая от него ту или иную полноту бытия) и к низшему (сообщая, в свою очередь, ему ту или иную меру бытия). И, наконец, в-третьих, Единое и Мировой Разум производят последующее, сами пребывая неизменными. Но Душа творит уже в движении, будучи сама активностью вовне.

— Совершая «путь вперед» (опять-таки в силу дальнейшей избыточности Единого и могущества мысле-жизни), Душа создает «свои образы» — ощущения в «природе». То есть, животные и растения — моменты творческого «пути вперед» Абсолютной Души.

— Причем и Душа, словно двуликий Янус, обращена и к Уму, получая от него бытие, и к материи, оживляя как бы ее.

— Люди используют буквенное письмо, а это ведь «слово рассудка», выражение дискурсивного мышления. Но по мере продвижения к Единому необходима другая система изложения…

— Конечно, нужно нечто, подобное тайной письменности египетских жрецов. Ведь пиктография — это «слово ума». Но, кроме немногих, кто знает это «слово ума»? Мне известно, что и египетские мудрецы хотят обнаружить свою мудрость о том или другом предмете, пользуясь не буквенными знаками, выражающими слова и предложения, но рисуют целые изображения. В святилищах напечатлевают для каждого предмета одно специальное изображение, чтобы показать, что тамошняя мудрость не является дискурсивным мышлением. Каждое такое изображение является там наукой и мудростью, и именно — в своей субстрактной цельности. Затем от этой цельной мудрости возникает в ином частичное изображение, уже детализированное, которое само себя истолковывает дискурсивно и выражает причины, по которым оно было именно так создано, а не иначе.