Плутовка против некроманта. (Не) желанная для ректора

— Что хочу, то и делаю, — упрямо вздернув нос ответила мужчине. — Тем более дом и так разрушен. Зачем вообще в подобном месте пытаться что-то восстановить?

— Здесь прекрасная детская комната, — ответил некромант. А затем посмотрел на кота. — Сгинь с глаз моих.

— Ты еле стои…

— Уходи!

Барсик сверкнул зелеными глазами и, спрыгнув с кровати, направился к выходу, продолжая бубнить.

— Одна как упрямый баран, и второй такой же. Уму непостижимо.

Некромант хмыкнул, переступил порог комнаты и захлопнул дверь.

— Знаешь, я хотел вернуть этого кота Кристиану, но он решил остаться с тобой.

Хотела ответить, что кот бесполезен, но это было бы ложью. Благодаря Барсику я узнала многое. Не говоря о том, что буквально час назад, он спас жизнь ректору.

Мужчина, прислонился к двери и засунул руки в карманы. На лице ни одной эмоции. Разорванная рубашка, на котором застыло запекшаяся кровь. Видимо, Стэлла справилась. Лучшая студентка академии. Умница. Красавица.

— Ты легко справляешься со стрессом, когда злишься.

— Что?

Некромант оттолкнулся от двери и направился в мою сторону. Медленно не спеша. Как хищник перед прыжком. Еще час назад, от подобного было бы одно желание — бежать. Бежать как можно дальше и как можно быстрее. Но сейчас меня переполняла ярость. Искреннее желание помочь, поддержать, было встречено холодным отказом. Меня разве что не за дверь выставили.

— Когда нас отсюда заберут?

— Ночь мы проведем в замке.

— Вы называете замком эти развалины? — очень хотелось причинить ему боль. А что мне одной страдать? Ну уж нет.

— Я так и предполагал, что курсы по целительству ты пропускала так же усердно, как и все остальное?

На кончиках пальцев вспыхнули огоньки и погасли. Нарочно игнорирует мои вопросы?!

— До Вашего появления в академии у меня не было проблем.

— До моего появления, малышка, у тебя многого не было. Впрочем, как и у меня.

Ректор остановился в трех шагах от меня. Серые глаза излучали усталость и тепло. Во мне же закипал огонь. Острое желание схватить что-нибудь и бросить в ректора не давало покоя.

— Голубые всполохи означают высокую тяжесть повреждений. Красные — ознаменуют приближающуюся смерть.

Хотела ехидно поблагодарить за поучительный урок, когда вспомнила, какого цвета было сияние под руками Стэллы и поняла то, что от меня решили скрыть.

Гекат просто решил избавиться от моего присутствия на смертном ложе?

— Вы были на шаг от смерти и решили, что самое разумное — выгнать меня из кабинета? — Огонь вспыхнул, и я не прилагала усилия, чтобы его погасить. — Оставили возле себя Рэма и Стэллу, а меня прогнали. — Голос сорвался. — Я хуже Стэллы? — Слова слетали с губ до того, как приходило осмысление озвученного. Я злилась, что мне предпочли кого-то? Или, может, злилась на то, что меня прогнали. А, может, проблема в том, что он признался мне в любви, а затем прогнал?! Видимо, причина была в Стэлле. Кто захочет видеть подле себя такую, как я, когда есть «королева». — Неужели желание увидеть перед смертью красивое личико — это причина прогнать меня?

Некромант, казалось, пошатнулся, но неожиданно выпрямился, как натянутая струна. На губах появилась почти хищная улыбка, и ректор сказал.

— Три! Это был третий раз, малышка.

Он сократил разделяющее нас расстояние, схватил меня за шею и потянул на себя.

Мир ушел из-под ног.

Глава тридцать четвертая — Любовь и страх

«Любовь — это натянутая струна меж двух сердец. Бережное касание рождают музыку. Резкое натяжение может разорвать связь».

Солнце, слишком яркое для зимнего утра, пробивалось сквозь шторы слишком чистые для разрушенного дома. Под пальцами билось мужское сердце, а теплая рука обнимала за талию.

«Красные ознаменуют приближающуюся смерть». Вздрогнула, вспомнив эти слова. От одной мысли, что он мог умереть, сердце сжалось от боли.

Как?

Когда?

Почему?

Получу ли ответы на вопросы, каким образом умудрилась влюбиться в ректора? Не думаю.

Нужны ли мне эти ответы? Сомневаюсь.

Мои губы все еще хранили тепло его дыхания. Мужская грудь размеренно поднималась и опускалась. Я посмотрела на умиротворение лицо спящего некроманта.

Когда шею сжали сильные пальцы, не испугалась. Не было времени испугаться. Он склонился и прикоснулся к губам до того, как успела возмутиться. Жадно, требовательно, нежно. Колени дрогнули от нахлынувших чувств, но меня удержали все те же сильные пальцы. Некромант прижимал меня к себе так, словно отпусти он, и я исчезну.

Как обвила руками сильную шею, не помню. Как и то, что меня приподняли, заставляя ногами обхватить за талию. К моменту, как решила, что полностью растворилась в мужчине, в легких не осталось воздуха. Потемневшие глаза, нескрываемая победная улыбка и сильные руки, расположенные намного, намного ниже талии.

— Ваша рана, — попыталась оттолкнуть его от себя.

— Забудь о ней.

— Вы сказали, что чуть не умерли, — я продолжала упираться в могучую мужскую грудь, но прикасалась лишь к здоровым участкам тела.

— К чертям смерть. — Почти прорычал некромант и снова поцеловал, так, словно он был жаждущим воды путником, а я его источником. — Это был третий раз. У тебя больше не будет шанса отвертеться.

— Что… Что значит…— дыхание сбилось. — Третий раз? Что значит «третий раз»?

Победная улыбка на лице мужчины стала шире.

— Ты в третий раз приревновала меня.

— Я? — Некромант снова поцеловал, и я была готова согласится с утверждением, но внутренний протест был слишком велик. Я никогда не ревновала никого. Мне подобное чувство неведомо. — Не было такого.

— Было. — Я попыталась вырваться, но меня, удерживая на руках, прижали к стене. — В первый раз ты приревновала к Эве. — Он поцеловал в щеку. — Второй — разозлилась, что я спас Лиззи. — Поцелуй во вторую. В третий — сегодня. — Поцелуй в нос.

— Я не…

— Это чувство, что ты не понимаешь. То самое, что превращает бушующий в душе ураган в нестерпимую, рвущуюся наружу пламенную ярость, заставляющую совершать необдуманные поступки, жгучая ревность.

А это — мужчина склонился к шее и поцеловал в пульсирующую венку, заставив по телу пробежать разряд молний, — трепетное желание.

— То, что охватила все твое тело, — некромант нехотя оторвался от меня, опустил на пол и поправил платье. Я хотела было запротестовать, но он поцеловал в лоб и, взяв за руку, повел к постели, — это страх. Страх не за себя, а за жизнь другого человека.