Пляска смерти председателя Томского
Шрифт:
Томский покосился на Райцеса, как будто тот сморозил какую-то глупость. Он встал, сделал несколько шагов по комнате, потянулся и мечтательно изрёк:
– Свобода, доктор, истинная свобода! Только представьте: менять тела как маски. Быть готовым исчезнуть в любой момент и начать заново. Обмануть само Провидение! Аргентинское танго с Историей и Вечностью!
Глаза Томского сверкнули. Он схватил стакан и жадно сделал глоток.
– Блаженство неподсудности! Всевластие мятежного духа! Юпитер, овладевающий Ио в образе облака, плачет от зависти! Воздел руки к небу Науфаль – он дожил до времён, когда народ
6
То, что излишне, не причиняет вреда (лат.).
Томский простёр над столом длань и зарокотал:
– Я – истинный сын Кроноса, впившийся мёртвой хваткой во Вселенную, неистово пляшущую в безумном коловращении звёзд! Я – альфа, омега и нравственный императив! Я – Гигея и Церера, и метеорный поток Драконид!!!
Он гремел подобно морской буре: глаза налились кровью, голос хрипел, сжатые кулаки побелели. «Папа был прав», – подумал Райцес и, вздохнув, влил в себя содержимое кружки.
XII
Ночная тьма поглотила Калугу, железнодорожную больницу и палату, где, тяжко дыша, навзничь лежал немощный, глухой старик. У изголовья сидела старушка. Она едва слышно бубнила отходные молитвы, то и дело поправляя запрокинутую голову мужа. Внезапно дверь распахнулась, раздались твёрдые шаги, щёлкнул выключатель. В центре комнаты неколебимым монументом стоял низкий человек с авоськой апельсинов в правой руке; левой он держал за талию небесной красоты женщину с мраморной полуулыбкой в уголках губ.
– Я не опоздал? – запыхавшись произнёс Томский.
– Преставляется, болезный, – спокойно ответила Варвара Евграфовна.
Председатель приблизился к постели и сел на край. Старушка протянула ему блокнот и карандаш. Михаил размашисто написал поперёк листа: «Не надо! Поживём ещё». Лицо Циолковского передёрнула недобрая усмешка. Он положил руку на плечо склонившегося Томского и лихорадочно забормотал:
– Ничего не признаю… кроме материи… в физике, химии, биологии вижу одну… механику… весь космос… есть бесконечный набор… шестерёнок, болтов, гаек… идеально пригнанных, незыблемых, вечных… эта вечность… граничит с произволом… даёт иллюзию свободной воли немощным существам… вообразившим себя повелителями мирозданья…
Циолковский приподнялся на постели и, увидев на тумбочке принесённый женой образок, разразился новым потоком:
– Нет бога-творца… но есть Вселенная… которая распоряжается судьбой всех небесных тел и их жителей… мне суждено… шагнуть навстречу огню тысяч испепеляющих солнц… провалиться за горизонт чёрной дыры… сгинуть вспышкой сверхновой… энергия и антиэнергия… я буду лететь сквозь вакуум… расщеплённый на атомы… и кричать в пустоту космического небытия… нет Христа!.. нет божественного закона и человеческой морали!.. они вредят высшим целям!.. всё нам можно и всё полезно… вот новый закон и новая мораль…
Он упал на подушку и задышал с присвистом. Томский отвёл Каролину в сторону и, поманив к себе, зашептал на
ухо:– Ты должна. Этот великий мозг необходим нам, нашей борьбе за будущее народов. Отдать свою жизнь на благо человечества – высший подвиг. Ты сможешь.
Циолковский вновь привстал, и Михаил бросился к нему. Схватив блокнот, чётко вывел по диагонали: «Смерти не будет! Будет жизнь! Будет бессмертие!» Старик равнодушно взглянул на эти слова и произнёс еле слышно, без аффектации:
– Вселенная так устроена, что не только сама она бессмертна, но бессмертны и её части в виде живых существ. Нет начала и конца Вселенной, нет начала и конца жизни и её блаженству…
Голова опустилась на подушку. Он не дышал.
XIII
Михаил и Каролина гуляли по пригородному калужскому парку. Председатель вертел в руках блокнот, в котором нетвёрдым почерком больной фиксировал последние мысли. Каролина собирала опавшие кленовые листья и деловито сортировала их по цветовой гамме – багряные к багряным, жёлтые к жёлтым, бурые к бурым. Потом вдруг, прервав своё кропотливое занятие, обратилась к Томскому:
– А ты что, серьёзно думал, что я готова поменяться телами с этим вонючим стариканом?
Томский кивнул, продолжая сосредоточенное чтение. Каролина холодно рассмеялась:
– Ну и придурок же ты! Блаженный какой-то.
Она демонстративно повернулась к нему спиной. Михаил прочёл в блокноте: «На гробнице Ламарка его дочь сделала надпись: „Ты будешь отомщён“». Он стремительно подошёл к Каролине сзади, намотал на кулаки концы её шёлкового кашне и с силой потянул в противоположные стороны…
Когда конвульсии прекратились, тело рухнуло в разноцветную листву – багряную, жёлтую, бурую. Михаил развернулся и, не взглянув на неё, зашагал прочь.
XIV
– Вот, взгляните, товарищ Сталин! Та самая машина! – дежурный офицер НКВД молодцевато махнул, указывая на агрегат.
– Разобрать, – мрачно бросил Сталин, даже не посмотрев, и, наклонившись к Молотову, спросил: – Клизмы взяли?
– Тридцать штук, товарищ Сталин.
– Мало.
Молотов подал знак кому-то из окружавших их людей в форме. Шла напряжённая подготовка к очередной оргии на ближней даче. Ждали всё политическое руководство, включая Томского, который обещал привести с собой какую-то диковинную мексиканскую актрису.
Тщательно продуманное мероприятие уже переросло в некое подобие театра улиц и бурлеска, когда приехал опоздавший Томский. Вождь, наливая штрафную, произнёс с деланным любопытством:
– Ну и где же ваша спутница, товарищ Томский?
– Забудьте, товарищ Сталин. Я больше этим дерьмом не занимаюсь.
– Ты всё время это говоришь. Каждый раз одно и то же. – Сталин закурил и добавил, кривляясь: – Я завязал, никогда больше, слишком опасно, товарищ Сталин!
– Я знаю. Я же всегда прав! – Томский с вызовом посмотрел на Сталина.
– Ты забудешь об этом через день-два.
– Два дня, когда я должен был забыть, уже прошли. А теперь настали дни, чтобы помнить.
Сталин, пыхнув трубкой, выпустил дым и внимательно посмотрел на Томского.
– Знаешь, когда ты вот так говоришь, ты и представить себе не можешь, на кого ты похож.