Пляска смерти
Шрифт:
Доктор Лилиан мне не сказала, какой штамм ликантропии она решила добавить к моему коктейлю, и не выбрала ли она один из тех, что у меня уже были. Она решила, что если я буду об этом знать, это может сказаться на исходе — какой зверь победит. Чушь какая-то — ведь мои мыслительные процессы никак с этим не могут быть связаны, но она все равно не говорит. Ладно, в ближайшее полнолуние мы увидим, появился ли победитель в моей корзине мехов.
Я просыпалась и снова засыпала, а когда проснулась очередной раз, возле моей постели сидел Ашер, и я дернулась и даже ойкнула.
Он отвернулся, полностью закрыв лицо волосами, — не
— Ты теперь меня боишься.
В голосе его звучало сожаление, похожее на слабый моросящий дождик, о котором знаешь, что он будет идти весь день.
Я стала было опровергать и остановилась. Боюсь ли я его? Да. Да, боюсь. Но не потому, о чем он думает.
Я потрогала повязку на шее, и осязание мне подсказало, что этот укус — не две вежливые точечки. Его занесло и на моей шее, как и повсюду. Конечно, это не было как шрам у меня на ключице или даже на локтевом сгибе, но все равно не такой укус, какой обычно оставляют старые вампиры. Под повязкой он ощупывался как ошибка новичка.
Он встал, и было видно, что он устал, измотался.
— Я понимаю, Анита. Я тебя не виню.
Мое внимание привлекло движение у дверей. Там стояли охранники, которых не было, когда ко мне приходили другие посетители. Одним из них был Римус — его лицо я видела, когда отключалась.
Ашер направился к двери.
— Не уходи, — сказала я хрипло.
Он не обернулся, не посмотрел на меня — просто остановился. И стоял неподвижно, ждал.
— Останься, — сказала я.
Он рискнул бросить на меня взгляд из-под завесы волос. Волосы не были искусно растрепаны, они просто перепутались и упали на лицо, будто ему было не до них.
Я смотрела на него, на его высокий силуэт. Обычно у него бывала идеальная осанка, но сегодня широкие плечи согнулись, сгорбились под тяжестью поражения. Будто он сутулится от холода. Я знала, что это не так: мертвые к холоду не очень чувствительны.
— Я знаю, что ты не сможешь меня простить, но я должен был тебя увидеть. Должен был…
Слова изменили ему. Он протянул изящные руки, сегодня казавшиеся неуклюжими от его горя.
Я хотела потянуться к нему, протянуть руку, но боялась того, что может быть, если он меня коснется. Не того боялась, что он превратится в разъяренное чудовище, — я боялась, что будет со мной. Я чуть не погибла, но сейчас, глядя на него, я думала только: «Как он красив, как он печален». Я хотела успокоить его, обнять. Он сказал, что я не прощу его никогда, — он ошибся. Я его простила, но это было на уровне сознания. А глядя на него, просто невозможно было на него сердиться. И это было плохо. Вампирские ментальные штучки.
— Зачем здесь охрана? — спросила я наконец, не зная, что бы такое сказать вслух.
Он заморгал, глядя сквозь золотистые пряди.
— Я не доверяю себе наедине с тобой. Жан-Клод со мной согласен.
Я поглядела на охранников:
— А, Римус, Иксион! Привет!
Они переглянулись и тоже сказали «Привет».
— Последним до того, как я здесь очнулась, я видела лицо Римуса.
— Он пришел по моему зову, — ответил Ашер с несчастным лицом.
— Твоему зову? У тебя же не было подвластного зверя, идущего на зов.
— Теперь есть, — ответил Римус. Он замялся, потом шагнул в комнату от двери, Иксион остался на месте. — Он нас позвал, пока… гм… был с тобой. Позвал… и нам пришлось ответить.
Бросить обязанности охранников и прийти к нему. — Он взглянул на Ашера, который и его взгляда тоже избегал. — Это оказалось к лучшему, но Жан-Клод считает, что дело зашло так далеко потому, что проявилась новая сила Ашера.— Ты не обязан подыскивать мне оправдания, — сказал Ашер.
— Я и не собирался.
Римус посмотрел на него взглядом, значение которого я не поняла, и занял свое место у двери.
— Значит, теперь у тебя есть подвластный зверь? — спросила я.
— Да. — Он не стал ни капли счастливее. — Я знаю, что ты не можешь меня простить, и не жду этого. Я никогда больше до тебя не дотронусь, Анита, и даю тебе в том свое слово.
Я не сразу поняла, что он сказал.
— Ты говоришь, что никогда больше меня не тронешь? В смысле секса?
Он кивнул с серьезным лицом.
Мысль о том, что он больше не тронет меня, вспыхнула паническим страхом, резко зачастил пульс, я с трудом сдержалась, чтобы не заорать на Ашера. Как он может меня отвергать? Мне пришлось взять себя в руки, чтобы голос звучал спокойно:
— Ашер, сядь, пожалуйста.
Он поколебался, но все-таки сел.
— Я тебе предложил единственную меру безопасности, которая в моей власти. Я даю тебе слово, что больше к тебе не притронусь.
Я едва сумела сохранить ровный голос:
— Я не хочу такого.
Наконец-то он посмотрел мне в глаза:
— Что?
— Я не хочу, чтобы ты меня больше никогда не трогал.
— Анита, ты меня выбросила из своей постели за гораздо меньшее. А теперь я чуть тебя не убил. Ты не можешь меня простить. Ты ничего не прощаешь.
Это он, увы, точно подметил.
— Я стараюсь исправиться в этом смысле.
Он шевельнул губами — как будто старался подавить улыбку.
— Ты знаешь, почему я не протянула руку, не взяла тебя за руку?
— Ты боишься меня трогать.
Его голос плеснул у меня по коже отчаянием, как смех Жан-Клода мог бы плеснуть наслаждением.
— Да, но не в том смысле, что ты думаешь.
Он покачал головой, сгорбившись над собственными сцепленными руками.
— Я не хочу, чтобы ты меня боялась, Анита, ни в каком смысле. Но не могу тебя за это винить.
— Я боюсь тебя трогать, потому что боюсь, что сразу же попрошу поцелуя.
Он кивнул:
— И боишься того, к чему этот поцелуй может привести.
— Ашер, — сказала я уже тверже, больше в своей обычной манере, хотя голос явно просил воды. — Ашер, посмотри на меня.
Он только качал головой.
— Посмотри на меня, черт побери!
Трудно было разглядеть под волосами в полутемной комнате, но он, похоже, действительно на меня посмотрел.
— Что ты хочешь от меня, Анита? Я уже отказался от всего, чего хотел когда-то. Что еще ты от меня хочешь?
— Господи, какой же ты мрачный тип.
Тут он слегка выпрямился, вернулась его надменность.
— Прошу прощения, что мои манеры тебя столь сильно огорчают.
Он говорил слегка рассерженно — отлично. Это куда лучше отчаяния.
— Ты прав, я сейчас должна была бы быть вне себя от гнева. И ты прав, что я выбрасывала мужчин из своей постели за куда меньшее.
Гнев его вытек, и снова его охватила гнетущая депрессия. Как будто свет в нем медленно гас.
— Ты меня попросила здесь посидеть, чтобы как следует повернуть нож в ране?