Пляска в степи
Шрифт:
Но плачущая княгиня — позор и князю, и княжеству. Звениславе никто об этом не говорил, но каким-то внутренним чутьем она это знала. Потому и провожать мужа на крыльцо вышла с улыбкой и девочкам воспретила носами хлюпать. Это уже потом, в горнице, обе княжны наревелись всласть ей в поневу, да и сама она все смахивала и смахивала слезы с длинных ресниц. Но на людях — нет.
По правде, днем и не шибко ей времени хватало сырость разводить. Дел было — не счесть! Все же князь на нее терем свой оставил, людей заботам ее перепоручил. Велел, коли что с дружиной — это к воеводе Круту, а все иное —
Не всем воля князя пришлась по нраву. Бояре шептались, что уж больно много власти взял себе Ярослав. Заместо жены на кого-нибудь из них указать следовало, уж всяко у них ума побольше, чем у молодой княгини. Услыхав о таком впервые, Звенислава огорчилась. Может, и впрямь она неверно судить будет? Может, уже где-то оплошала да уразуметь пока не сдюжила? На к исходу второй седмицы с шепотками за спиной она свыклась. Уж коли они самого князя хаять не устают, то что уж про нее заикаться? Но Ярослав каждому дозволял слово молвить, и услышанное редко задевало его за живое. Звенислава порешила, что и она также будет. Пусть болтают про нее, что хотят, бесстыжие бояре. Муж их не слушал, и она не станет.
Когда она поделилась своим зароком с дядькой Крутом, тот одобрил.
— Верно все говоришь ты, государыня. С ними бороться — что против ветра сс... плевать, — воевода густо покраснел под ее внимательным, удивленным взглядом.
Потихоньку все как-то устроилось. Тоскливые дни тянулись один за одним, наполненные всяческими хлопотами да заботами. Времечко всласть погоревать оставалось у Звениславы поздним вечером, когда укладывалась она на лавку в горнице. Да и то не всякий раз. Порой, бывало, Любава с Яромирой упрашивали рассказать баснь, и засыпали ровнехонько посередке, облепив ее с двух сторон, а их тихое, ровное дыхание убаюкивало и саму Звениславу.
Под сердцем росло ее дитя, и вскоре о том, что княгиня в тягости, прознают во всех, даже самых дальних уголках ладожского княжества. Она чаяла подарить мужу сына. Порой, замечтавшись, представляла, как вернется Ярослав в терем, и она выйдет его встречать, качая на руках их маленького Мстишу. Али Ратибора. Ей все было любо.
В думах Звениславы в тот день всегда светило солнце, а муж спешивался с коня целый и невредимый, даже без единой царапинки. Улыбаясь, он шел к ней через двор, а она стояла на крыльце и глядела на него и не могла наглядеться.
А потом загоралась беспощадная зорька, и Звенислава просыпалась в холодной, одинокой горнице с выплаканными досуха глазами. Ничего, говорила она себе, ничего. Нужно потерпеть. Все терпят. И она сдюжит.
В один из дней, спустя уже три седмицы, как уехал из терема князь, они вечеряли вместе с маленькими княжнами и теткой Бережаной, которая приглядывала, чтобы те не безобразничали. Ни с того ни с сего Любава сердито уронила в похлебку деревянную ложку, и россыпь брызг осела на столе и ее ладошках.
— Отчего батюшка пошел хазар бить?! — спросила она, исподлобья смотря на княгиню, словно
маленький волчонок.Тетка Бережана уже открыла рот, чтобы выговорить княжне, но Звенислава едва заметно качнула головой. Она посмотрела на девочку и спокойно сказала.
— Хазары разоряют княжества рядом со степью. Ваш отец пообещал их защитить. Он держит свое слово.
Насупившись, Любава выпятила нижнюю губу и выставила вперед голову, напоминая молодого бычка. По всему было видно, что объяснение ей не пришлось по вкусу.
— А я слыхала, это потому, что батюшка взял тебя в жены! Если бы он тогда не поехал в твое княжество, то ничего и не было бы!
— Любава, — зашикала на нее тетка Бережана, дернув девочку за руку. — Что говоришь ты! А ну немедля повинись перед матушкой-княгиней!
— Не буду! — вскинулась княжна и тряхнула головой. — Все через нее получилось!
— Вот батюшка вернется, надерет тебе уши, Любава, — прошипела тетка Бережана, но девочка только дернула плечами, отмахнувшись от назойливой няньки.
Она явно повторяла чужие слова. Не могли такие мысли рождаться в головенке у девчушки, которая еще в детской рубашонке по терему бегала.
— От кого ты это слыхала? — тихо спросила Звенислава.
Кровь бросилась ей в лицо, когда Любава заговорила, но нынче княгиня уже совладала с собой. И только голос чуть звенел, выдавая волнение, потому и говорила она негромко.
Подле сестры на лавке неуютно заерзала Яромира. Она даже отодвинулась чуть в сторону и повернула голову затылком к Любаве.
— От княжны Рогнеды, — все также насуплено буркнула девочка и громко всхлипнула, и провела ладошкой под носом.
— А когда она о том говорила? — еще тише спросила Звенислава. — Где ты услыхала?
— Они вышивали вместе, государыня, — вмешалась покаянно тетка Бережана. — Ты уж прости, не уследила за несмышленышем этим, — она положила ладонь на затылок взбрыкнувшей Любаве. — Вот и нахваталась всякого, умишко-то скудненький совсем.
Девочка потрясла головой, пытаясь стряхнуть руку няньки, но та держала крепко.
Нахмурившись, Звенислава свела на переносице пушистые светлые брови. Любава все так и глядела на нее упрямым бычком, выпятив вперед лоб, и княгине сделалось и грустно, и смешно.
Она поручила девочек заботам нянек, когда Ярослав уехал, и ей пришлось управляться со всем в одиночку. Она не поспевала больше рукодельничать с ними, но мыслила, что под приглядом тетки Бережаны все у них будет ладно. Звенислава посмотрела на старшую княжну: та стреляла глазами из стороны в сторону и кусала губы. Сообразила, что дурное что-то сказала? Али страшится, что накажут?
— Больше им вместе вышивать не позволяй, — Звенислава строго глянула на тетку Бережану, и та поспешно закивала.
Княжон-то она упустила, вот и наслушались всякого.
— А ты, Любава, мала еще слишком, чтобы про отцовские дела болтать, — Звенислава перевела взгляд на притихшую девочку и постаралась, чтобы ее голос хотя бы вполовину напоминал голос Ярослава, когда тот гневался. — Не тебе оспаривать то, что князь решил.
Любава присмирела, а у Звениславы кольнуло в сердце. Пусть и непослушная, а все же она дитя! Быть строгой княгиня совсем не умела...