Пляска в степи

Женское сердце милосердно и мягко, это Чеслава знала и по себе. Но с князем была согласна: не заслужил этот пес, чтобы с ним по-людски обошлись после смерти. Она бы и сама дюжину раз его убила, стоило токмо подумать, как погнался княжич за бабами да дитями — лишь бы старшему брату досадить. Совсем под конец жизни разума лишился. А уж что у князя на сердце творилось, и помыслить никто не смог бы. А нынче и воеводы Крута не было рядом с ним, чтобы совет нужный присоветовать али горячность его остудить.

Но со дня на день ждали возвращения сотника Стемида. Как малость отдохнули после бешеной скачки да погони за святополковской дружиной, князь с небольшим отрядом отправил его сызнова на юг, к черноводскому князю Буяну Твердиславичу. Тому-то хазарская девка в уши напела, что знает место, где воевода Багатур укрывается, а князь ей и поверил, велел снаряжать людей. Шибко уж он хотел за все выпавшие им горести поквитаться. Одной победы в сечи ему было мало. Ему потребен был хазарский полководец.

Недавно пришла в терем от сотника весточка: ворочаюсь, мол, с добрыми вестями. Теперь они его и ждали.

Чеслава услышала шаги и очнулась от своей полуленивой дремы. Завидев подошедшую к ней княгиню, подорвалась на ноги, но Звенислава махнула рукой и сама устроилась подле нее на поваленном бревне — с той стороны, где глаз Чеславы был не скрыт повязкой. Она не любила, коли люди подходили к ней с другого бока, когда она не могла их видеть, но никогда не говорила об этом вслух, справедливо считая такую слабость недостойной кметя. Но Звенислава Вышаовна словно чувствовала и всегда приближалась к ней со стороны единственного глаза.

Нынче княгиня вышла из терема одна — без маленького сына — а такое случалось нечасто.

Подперев ладонью щеку, Звенислава некоторое время молча наблюдала за тем, как Чеслава любовно поглаживала меч. Бросив на воительницу косой взгляд из-под опущенных, пушистых ресниц, княгиня все же заговорила.

— Останешься у нас?

Чеслава дернула уголками губ в намеке на улыбку. Когда она пришла на Ладогу две зимы назад, с князем они уговорились, что пробудет она в тереме да дружине одну зиму, а там поглядят. Потом стало уж не до того: хазарские налеты, жалобы южных княжеств, гнусный замысел княжича Святополка. Там уж не было времени дни считать да о другом договариваться.

Но нынче они вернулись, и, как бывало после всякого успешного похода, на несколько коротких седмиц в княжестве воцарился покой. Тишь да гладь — так говорили старики. И для Чеславы пришла пора определяться.

Воительница покосилась на княгиню в ответ, не став даже спрашивать, откуда та про все прознала.

— Оставайся? — попросила Звенислава и накрыла своей ладонью ладонь Чеславы поверх рукояти меча. — Я слышала, что Ярослав хочет, чтобы ты осталась. Да ты и сама о том узнаешь, как пойдешь с ним говорить.

Княгиня улыбнулась, и на Чеславу словно поглядело ясное солнышко. Как воротился из похода в терем князь да родился княжич, эта теплая, светлая улыбка не сходила с лица Звениславы.

— Так зачем же ты пришла, госпожа? — воительница пожала плечами и снова уткнулась взглядом в свой меч, почувствовав, что на щеках проступил румянец.

Доброта и внимание по-прежнему смущали ее, как и зиму назад.

— Чтобы попросить тебя первой, — Звенислава чуть повернула голову в сторону ворот, привлеченная каким-то шумом, и ветер подхватил ее длинные рясны, тронул подвески из ладожского жемчуга, зазвенел височными кольцами.

Чеслава пожалела, что открыла рот и спросила, потому как ответ княгини привел ее в еще большее смятение.

— Я — кметь, госпожа. Коли ты прикажешь, я подчинюсь.

— Но я тебя прошу, — Звенислава тихо рассмеялась, лукаво поглядывая на Чеславу сквозь длинные нитки своих украшений. — Я знаю, что ты можешь остаться навсегда, коли примешь на тело отметку ладожской дружины...

Воительница повернулась к ней всем телом, не скрывая своего удивления. Тонкие пряди волос, выбившиеся из скудной косицы, упали ей на лоб и щеки.

— Мне князь как-то рассказал, — а теперь уже пришел черед зардеться Звениславе.

Чеслава лишь хмыкнула и покачала головой, отогнав ненужное видение. Отметку ведь нарочно ставили в скрытом одёжей месте, чтобы не каждый ее мог увидать. Она — не для всякого, для князя и дружины только.

— Я о таком прежде не мыслила, — Чеслава перевела взгляд на свои широкие, загрубевшие ладони. Не чета изящным рукам княгини, хоть и она с малых лет ко всякой работе в тереме была приучена.

— Так помысли! — со смехом в голосе велела ей Звенислава. — Помысли и оставайся, довольно уж ты настранствовалась. Али не любо здесь? — она склонила голову на бок, словно птичка, и ее глаза лучились весельем.

Чеслава фыркнула, вновь скрывая смущение. Еще бы ей было здесь не любо... Ее и нынче грела рубаха, сотканная и подаренная княгиней.

— Да и тоскливо мне без тебя будет, — вздохнув, призналась Звенислава. — А коли еще Желан с Рогнедкой уедут...

— А они собираются?

— Ярослав хочет, — она поджала губы, — говорит, на тех землях князь нужен. Хазар-то отогнали. Он прав, вестимо, но мне тоскливо. Еще сотника Будимира с Нежкой в Белоозеро снаряжает...

Звенислава вздохнула и махнула рукой, не договорив. Конечно, она печалилась. С Нежаной они крепко сдружились, пока в тереме взаперти томились, пока пережидали страшную осаду, да после, когда от Святополка убегали.

Да и с гордой княжной Рогнедой примирились... Нынче она и за трапезами со всеми за одним столом сидела, и в горнице с княгиней и княжнами вышивала, и сынка Звенислава не боялась сестрице показывать.

У Чеславы, правда, свои мысли на этот счет имелись, но она помалкивала. Не ей советы раздавать, коли князю любо. Впрочем, ему нынче все было любо.

— А княжну Рогнеду-то как же... не мыслит князь оженить?

Она спросила бы вроде равнодушно, но в ожидании ответа даже дыхание задержала. Крепко ей в память въелись все те разы, что видала она княжну, миловавшуюся с сотником Стемидом. И не шибко Чеслава гордой девке доверяла-то. Сердце у нее покрепче княгининого было закалено, просто так спускать прошлые ошибки Рогнеде она на намеревалась.

— Ой, — Звенислава мотнула головой и даже нахмурилась, отчего сошлись на переносице пушистые брови. — Ее оженишь, как же... Может, и мыслил раньше, но не нынче.

Чеслава поджала рассечённые надвое губы. Велик труд — девку оженить, хоть и строптивую. Уж Ярослав Мстиславич сдюжил бы. Верно, княгиня уговорила оставить сестрицу в покое.

Может, и напрасно!

— Коли уедут они, Любава с нами останется, мала она еще. Да и куда ее отправлять, это раньше за ней бы и Доброгнева Желановна приглядела, и дядька Некрас. Придется невесте в отцовском тереме обождать.