Пляска в степи

— А, Горазд, — князь кивнул ему и отпил из чарки взвар.

Чуждо он смотрелся в маленькой, скошенной избе, что дышала бедностью да нуждой.

— Не взыщи уж, что явился без спроса. Потолковать с тобой хочу.

Мальчишка смутился. Он до сих пор не выучился, что говорить, когда князь вот так вот посмеивался. Он промолчал, чувствуя себя до крайности глупо.

— Благодарю за гостеприимство, хозяйка! — Ярослав отставил в сторону чарку и встал с лавки, поглядев на взволнованную мать Горазда.

На ее щеках вспыхнул румянец, и она поспешно замахала руками.

— Нам в радость, господине! Не серчай, что нечем больше угостить, уж коли б я ведала…

Ярослав Мстиславич покачал головой, окинул горницу взглядом, чуть помедлил и прошел в сени мимо замершего на месте отрока. Тот тотчас скользнул за ним следом.

Оказавшись снаружи, князь запахнул поплотнее плащ, а Горазд против воли поежился, распустил закатанные рукава рубахи. Пока колол дрова, весь взмок, вот и не мерз. А нынче под ледяным ветром сразу же продрог в одной-то рубахе. Чай, не лето. Он все порывался спросить, что потребовалось князю у него в избе, но всякий раз останавливался. Не ему, отроку, рот первым открывать.

И про здоровье княгини тоже не смел спрашивать.

Три дня минуло, как сбросила ее кобыла. В тереме поговаривали, что Звенислава Вышатовна очнулась, и ран серьезных у нее нет. Но никто ее с того дня не видал: ни девки, ни холопы. Еще поговаривали, Чеслава ночует прямо на полу подле ее горницы, и на девке из-за переживаний нет лица. Выходило, что никто кроме Горазда и не ведал, что кобыла из-за Чеславы взбрыкнула, когда та дернула слишком сильно поводья. А он о том смолчал.

— Завтра поутру мой брат возвращается в свой удел, — заговорил, наконец, Ярослав Мстиславич.

Мальчишка вздрогнул и поглядел на него, ничего не понимая. Шибко уж задумался.

Они тем временем прошли чуть по двору и остановились подле дырявого, покосившегося забора. Услышав голос хозяина, Вьюга пошевелила ушами и подняла морду, но вскоре вновь вернулась к пощипыванию жиденькой травы подле дороги.

— Я хочу, чтобы ты сопровождал его, куда бы Святополк ни направился. Издалека и никем незамеченный.

Горазд вскинул на Ярослава удивленный взгляд, медленно осознавая услышанное.

— Проследить за ним, княже?

— Да. И чтобы никто про тебя не прознал, — тот кивнул. — Ты на Ладоге недавно, мало успел примелькаться перед чужими. А мой брат и подавно тебя не запомнил.

Никогда прежде приказы князя не казались Горазду такими чудными.

— В тереме больше не появляйся, жеребца твоего холопы приведут, — князь достал из-за пояса кошель со звенящими монетами и протянул его отроку.

— Неведомо куда ведь может поехать мой брат. Оставайся на ночлег в постоялых дворах, коли нужда заставит. Останавливайся в тавернах.

Горазд взял тяжелый кошель. Пожалуй, еще ни разу он такого богатства в руках не держал!

Ярослав огляделся по сторонам. Изба стояла на таком дальнем отшибе, что просто так сюда редкий человек мог забрести. Коли не знать, куда идти, вовек не найдешь. Потому в обе стороны нынче и пустовала дорога, разбитая копытами лошадей да колесами тяжелых повозок. Он отвлекся, услышав перезвон монет: Горазд старательно пересчитывал их прямо в кошеле.

— Тут дюжина, — сказал он, закончив.

Князь пожал плечами в ответ. У него и мысли не возникло узнать, сколько в кошеле было монет. Велел лишь набить потуже, чтобы с излишком хватило. И впрямь никто не ведает же, куда отправится его младший брат. С кем повидается, замышляя предательство.

— Святополка завтра встречай у Верхнего Брода. Мимо этого поселения он никак не проедет, — сказал Ярослав.

Он шагнул к Вьюге, и Горазд, упреждая, дернулся, чтобы отвязать уздечку от забора. Он придержал кобылу, пока князь залезал в седло, и передал тому поводья.

— Докуда мне следовать за ним, княже? — напоследок спросил мальчишка, когда Вьюга уже принялась нетерпеливо переступать копытами.

— Пока он не возвратится в Белоозеро.

— Господине! — не выдержав, Горазд позвал его, когда Вьюга отошла от забора на несколько шагов.

Князь придержал кобылу и, обернувшись, поглядел на отрока.

— К-как здоровье княгини? — он даже запнулся, когда спрашивал.

Но решил, что два раза не умирать. Ну, осерчает князь, выругает.

— Ничего. Обошлось все, — но Ярослав Мстиславич не осерчал.

Пока Горазд пытался побороть улыбку, князь тронул пятками Вьюгу и поскакал по пустынной дороге в сторону Ладоги. Мальчишка проводил его долгим взглядом и, вздохнув, вернулся в избу. Взволнованная мать встретила его едва ли не на пороге сеней. Она покрывала голову повойником и повязывала его на вдовий манер, хотя и не была вдовой. Ее не старое еще лицо изрезали тонкие ниточки морщин, а пережитое прежде срока состарило ее взгляд, потому и смотрела по сторонам настороженно, с вечной опаской.

— Я уеду завтра поутру, — сказал ей Горазд. — Князь велит.

— Куда же, сыночек? — спросила она, пытаясь поймать его руку.

Горазд вырвался грубее, чем хотел, и устыдился. Она его мать.

— Князь велел не трепать попусту языком.

— А надолго хоть? — матушка вытерла руки о ручник, привязанный к поясу поверх поневы, и подошла к печи.

Когда в их избу вошел незваный гость, она как раз ставила тесто на каравай для вечери.

— Коли б я знал, — Горазд безразлично пожал плечами.

Вопросы матери его тяготили. Князь втайне ото всех доверился ему, поручил нечто очень значимое, и он, Горазд, конечно же исполнит веленное, несмотря ни на что. А куда ехать, долго ли придется ехать, когда вернется — ну какая ему печаль! Как исполнит, так и вернется.

— Ну уж! — не выдержав, матушка вспылила, всплеснула руками, едва не перевернув кадку. — Хоть бы что матери сказал, я же изведусь тут! Как ты, где ты! Никогда еще так не уезжал ты!

Она раскраснелась, разгневавшись, и грозно глядела на сына от печки, скрестив на груди руки. Притихшие сестры сидели на полатях и не пищали. Никому не хотелось отведать вкус хворостины.

— Мать, не береди, — Горазд устало махнул рукой. — Коли князь велит что-то, следует молча делать. Отроки речей не ведут.

И прежде, чем матушка нашлась, что ответить, он выскользнул из горницы в сени, а там — обратно на опушку леса. Дров стоило нарубить с достатком. И впрямь ведь может он нескоро обернуться. Так и провозился с топором до самого полудня. А после руки, наконец, дошли сгнившую ступеньку на крыльце починить. Пока работал, кошель с тяжелыми монетами клал подле себя да взгляд с него боялся спускать. За дюжину монет можно было сторговать новую избу! Еще и корову б дали сверху в придачу. А князь вручил ему запросто кошель и даже не ведал, сколько там монет лежало, пока Горазд не пересчитал.