Пляски на черепах

Однако многие воинские части, особенно офицеры и все те, кто относился к дворянскому сословию, кто выжил и спешно покинул столицу, стали оказывать сопротивление головорезам.

Так началась гражданская, кровопролитная война, развязанная большевиками.

Восстало и крестьянство России. Ленинское обещание: земля — крестьянам, оказалось блефом. Мало того, у крестьян стали изымать хлеб, даже то зерно, которое предназначалось для сева под будущий урожай.

Ленинская команда стрелять, вешать, травить газом крестьян для головорезов, в том числе и латышей, была как манна небесная. У каждого было одно верное убеждение: чем больше ликвидируешь имущего люда, тем больше достанется пролетариату.

2

Ленин оставил страну в кровавых ранах, но жизнь продолжалась, раны постепенно заживали и счастливы пролетарские массы, они же гопники, ничего особенного не получили, их материальное положение нисколько не улучшилось. Единственное, что их утешало и помогало сносить тяготы жизни и благодарить своего мертвого божка, это сознание того, что они теперь хозяева жизни, без помещиков и капиталистов непременно сделают страну богатой, а ее обитателей счастливыми. Даже будучи голодны и раздеты, ходили, высоко задрав голову, распевая революционные песни.

Гопники и прочий бездомный люд, те, кто ночевал, где попало в стужу, в слякоть, в грязи, могли перебраться в уютные, богато обставленные квартиры, предварительно лишив жизни настоящих владельцев от маленького ребенка до больного, немощного подслеповатого, хромого старика и занять его уютное жилье, точнее, поселиться в одной из комнат. Такое благо подарил им советская власть и вождь Ленин. И они на него молились, и их дети молились, и внуки молились, и эта традиция продолжается по сегодняшний день.

Но коммунистический рай, называемый общагой, нес с собою много неудобств. В квартире из шести — восьми комнат, проживало восемь семей. Гопники плодились, семьи разрастались, а в квартире один туалет, одна ванная, одна кухня и везде очередь, особенно по утрам, по вечерам, когда гопники возвращались с работы, выкрикивая лозунги, особенно находясь под мухой. У туалета некоторые не выдерживали, особенно дети и мочились просто на пол, а пьяные могли и присесть, чтоб облегчиться, как когда-то в городском общежитии пролетариата. Грязь, вонь, к которой понемногу привыкали гопники, несла с собой и всевозможные болезни.

Общая кухня, где выше человеческого роста, как шиш торчали закуренные изображения Ильича для каждой семьи отдельно, тоже было много проблем. Завернутые в газету куски хлеба, печенья, а то и конфет, остатки котлет пополам с хлебом, издавали щекочущий запах и похищались голодными детьми, а то и старушками, которые нигде не работали и не получали никакого пособия от государства. Воровались не только съестные остатки, но и крупы для горохового супа, а то и гречки в зависимости от занимаемой должности хозяина — гопника.

Гражданская жена Клара Козюлькина, чей муж служил охранником у одного видного начальника карательного батальона Мордуленко, всегда вела себя вызывающе на кухне. Она занимала две конфорки плиты в то время, когда другие случайные жены, стояли в очередь, чтоб занять одну конфорку и сварить кашу гопнику, которому полагалось быть на работе в восемь утра.

— Ты Клара — сука и муж у тебя сук с большой дороги, откель вы только взялись такие? Говном от тебя несет на километр, но ты воображаешь себя госпожой, — укоряла Глафира Бомбулаева, сверкая голыми ногами гораздо выше колен. — А могет ты из этих, как их называют? А грефинь и тады тебе каюк, паскудь проклятая.

— Не торопись, я тебе покажу, кто я такая и кто есть мой муж.

«Жены» гопников умолкли, испугались, должно быть. Козюлькина бросила сковородку, где жарилась картошка и побежала на самый верхний второй этаж к мужу Мордуленко. Он в это время брился тупой бритвой и никак не мог добиться гладкой сверкающий кожи лица.

— Васька, одень на себя военный костюм и спустись на кухню, покажи бабам, кто ты есть такой, а то они мене покоя не дают.

— Где картошка, почему нет картошки, мне через десять минут уходить на работу? Дрыхла, небось, до семи тридцати, корова. Дуй за картохой.

Клара задрожала не то от злости, не то от испуга и спустилась вниз, к сковороске, откуда уже валил дым. Вдобавок бабы насыпали ей соли целых четыре порции, а одна даже умудрилась забросить пять капель уксуса.

Муж понюхал, поморщился, схватил сковороску и хотел надеть Кларе на голову, но она успела увернуться и расплакалась.

— Ну, хорошо, убирайся вон, я сегодня приведу себе другую суку, получше тебя, — сказал Мордуленко, набросив китель на худые плечи и ушел на работу не завтракая.

На первом этаже в комнате размером 16 квадратных метров жила семя в количестве семи человек. Самый маленький ребенок орал круглые сутки, мешая спать соседям, проживающим в той же квартире, но в других комнатах. Мать переодевала их раз в месяц и то не всегда в чистое шмате, потому что невозможно было дождаться очереди в ванную, особенно в те два дня в неделю, когда с шести и до восьми вечера подавали горячую воду.

В результате отсутствия бытовых удобств, завелись клопы. Клопы были крупные, жирные, чрезвычайно кусачие. Они набрасывались на детей, как муравьи на добычу. И мать Таня Мурзилкина, никак не могла избавиться от непрошенных гостей.

Когда клопов было очень много, они стали искать свежатины. По трубам и по дымоходу основной большой печи, которая не отапливалась из-за отсутствия топлива, стали перебрать на второй этаж и ночью, когда все гопники спали и нещадно храпели, какими-то своими путями атаковали все комнаты трех верхних комнат.

Таня Мурзилкина обрадовалась и облегченно вздохнула: часть клопов покинула ее комнату, и перебралась к другим.

* * *

В одну из суббот нагрянула комиссия в составе уполномоченного ВЧК Шпильки, домкома Мошонкиса и секретаря Вейнбаха.

Шпилька Моисей Аронович предложил начать с кухни. Кухня — это свидетельство преданности, любви гопников, проживающих в этом доме к вождю мирового пролетариата. На кухне валялись объедки, следы пролитого супа, луковая шелуха и даже дефицитная соль. Но комиссию это не интересовало. Они сразу же, как только вошли стали подсчитывать портреты Ильича, висевшие на гвоздиках. Таких портретов оказалось восемнадцать. После тщательного протоколирования, домком Мошонка дал команду всем гопникам собраться на лестничной клетке, поскольку свободного места больше не было. Шпилька выступил с короткой речью, а домком Мошонка раскрыл домовую книгу и сделал перекличку.