Пляски с волками

(Крепко подозреваю, даже если бы эти паршивцы успели добиться своего, особых репрессий не последовало бы: волчата – товар штучный, а девица в конце концов – не генеральская дочка и не доченька какого-нибудь Круппа. Мелкий коммерсант – невелика птица, таких в рейхе хоть пруд пруди…)

Да, месяца за полтора до того, как немцам пришлось отсюда драпать, абверовцы решили, как бы это выразиться, расширить и углубить творческий метод – приняли в школу трех девчонок. Уж не знаю, на какую наживку их подцепили, в документах об этом ничего не было сказано, но и тут, безусловно, речи не шло о принуждении. Нашли для них какой-то свой крючок. Вообще-то все разведки мира с женщинами работают, наверное, с тех времен, как появились на свет (а первое упоминание об агентурной разведке имеется уже в Библии), но до абверовцев никто еще не додумался использовать девчонок позднего школьного возраста. Первопроходцы сраные… Безусловно, их планировали использовать исключительно для шпионажа: в отличие от мальчишек, девчонки не склонны к игре в войну, и диверсантки из них, по большому счету, плохие, не повернуты у них к этому руки. Бывают исключения, конечно, взять хотя бы нашу девушку Елену Мазаник, подложившую бомбу в постель гауляйтера Белоруссии Кубе, но это исключения и есть, к чему извращаться, если хватает кандидатов в диверсанты мужского пола, просто в свое время так уж сложилось, что мужчину к Кубе было ни за что не подвести…

Ладно, хватит об этом. По большому счету заниматься курсантами было не наше дело – учитывая, что никого из них в Косачах не осталось. Этим и далее предстояло ведать военной разведке. У нас была другая задача, другая цель, гораздо серьезнее: архив разведшколы…

В бумагах, которые к нам поступали из Главного московского управления (а также из Управлений фронтов и армий), не так уж редко встречались две ставшие стандартными формулировки: «По достоверным данным» и «Есть все основания полагать». Чаще всего это полностью отвечало положению дел. Практически никогда не уточнялось, что это за достоверные данные и серьезные основания – каждый знает ровно столько, сколько ему надлежит знать, – но обе формулировки, повторяю, были серьезными, и им следовало верить. В данном конкретном случае они были приведены обе, и, согласно обеим, абверовцы не успели вывезти секретный архив. Откуда это стало известно? Я без уточнений вышестоящих инстанций догадывался: судя по некоторым обстоятельствам, ясным человеку с опытом, в эту школу, как и некоторые другие, сумел проникнуть наш разведчик-нелегал. Другого объяснения не могло и быть.

Сама школа досталась нам целехонькой – полтора десятка бревенчатых зданий в лесу, в свое время добротно возведенных немецкими саперами. Немцы не стали заморачиваться, вывозить оружейный склад, продсклад, а уж тем более кровати и прочую мебелишку. Бумаг осталось немало, но исключительно бесполезных, вроде ведомостей на сапоги и накладных на продукты. Все хоть капельку секретное, имевшее отношение к учебе, испарилось.

Курсантов абверовцы вывезли за шестнадцать дней до того, как наши войска вошли в Косачи. Такого финала они не предвидели, рассчитывали удержать оборону – просто-напросто школа оказалась чересчур близко от линии фронта, и ее решили передислоцировать. На такой именно план указывает и то, что архив планировали вывезти в случае скверного оборота дел в последнюю очередь, после эвакуации курсантов и преподавательского состава.

А вывезти-то и не получилось! Стремительный темп нашего наступления оказался для немцев совершеннейшей неожиданностью – на войне подобных неожиданностей хватало не только у немцев, у всех. Наши танковые клинья ударили с двух сторон и быстро закрыли «мешок», куда угодила парочка немецких дивизий, очень быстро перемолотых. Ни одна немецкая машина не сумела бы вырваться из этого «котла», пусть и небольшого по сравнению с некоторыми другими. Так что архив пришлось в темпе фокстрота спрятать где-то поблизости.

Задача была несложная и, несомненно, должна была занять очень мало времени. Особых ухищрений не требовалось. Архив, согласно одной из двух формулировок, оказался не так уж велик. Грубо прикидывая, кубометра три. В пересчете на стандартные саперные ящики, в которые немцы что только не пихали, даже если брать самые маленькие – получится десятка два, ну, два с половиной. Ящики уместились бы в одном-единственном грузовике не самой большой грузоподъемности: достаточно было бы вырыть где-нибудь в лесу не особенно и большую яму – работа на пару часов для трех-четырех хватких зольдатиков, привычных ковыряться в земле. Потом в полном соответствии с приключенческими романами о пиратских и прочих «кладах» (романы такие часто имеют аналогии в реальной жизни) заметить место, подобрав надежный ориентир – скажем, «квадрат 24/12, сто метров на север от сосны с разбитой молнией верхушкой» или «триста метров на юго-восток от палаца Косачи». Главное, чтобы ориентир был капитальный, о котором можно рассчитывать, что он сохранится надолго. Ну и хорошенько замаскировать захоронку, скажем, сжечь над ней тот самый грузовик – жертва боевых действий, ага, сожженный нашими «эрэсами» [2] с истребителя или спаленный самими отступающими немцами, когда кончился бензин. Подобной рухляди валялось там и сям несказанное количество, и если она была в совершеннейшей негодности, могла остаться нетронутой очень долго – кому нужен сгоревший дочиста грузовик, с которого даже запчасти не снимешь? Ну а потом, если сбудутся мечты записных немецких оптимистов (в сорок четвертом они практически уже не сбывались), вернувшись, нетрудно и выкопать…

2

«Эрэс» – реактивный снаряд.

По точным данным, дело взял под контроль сам Семеныч [3] – впервые за всю войну появился шанс заполучить архив абверовской разведшколы, тем более такой. Однако (если допустить на миг этакое вольнодумство), если бы дело попало на контроль, туда, где выше не бывает, к Самому с большой буквы – пожалуй, и Верховный не смог бы сделать так, чтобы вдумчиво обшарили каждый квадратный метр в окрестностях Косачей. Тут и дивизией не обойдешься. Архив, конечно, вещь интересная, нужная в хозяйстве и полезная, но все же не настолько, чтобы ради нее массу людей с фронта снимать.

3

Семеныч – Виктор Семенович Абакумов, в описываемое время – генерал-лейтенант, начальник Главного управления контрразведки Смерш наркомата обороны СССР.

Вот и ограничилось все тем, что создана ОРГ в составе бравого капитана Чугунцова с его верным Санчо Пансой Петрушей – пока что пребывающая в пошлом безделье отнюдь, как легко догадаться, не по собственному разгильдяйству. Перефразируя Ильфа и Петрова, не корысти ради, а токмо волею начальства. Радаев говорил, что в ближайшее время поступят некие материалы, которые нам позволят резво шагнуть вперед. Подполковник слов на ветер не бросал, значит, так и будет. Вот только я не первый год служил, прекрасно знал, что сплошь и рядом материалы из Главного управления не прилетают пулей, даже если дело взял на контроль сам генерал-лейтенант. У Главного управления – одиннадцать фронтов, вот и прикиньте…

Ладно, по большому счету всё это – где-то даже и ненужная лирика. В конце концов, о разведшколах абвера, в том числе и их гораздо более редкой разновидности, «квакинских», мы в сентябре сорок четвертого года знаем достаточно. Есть в этой задаче гораздо более интересные, до сих пор не во всем проясненные уравнения, свои темные места, наконец, отдельные чертовски интересные личности. Применительно к данному конкретному моменту это, безусловно, личность «герра Песталоцци», сиречь начальника школы оберста (по-нашему, майора) Людвига Кольвейса. Крайне любопытный персонаж, абсолютно нестандартный, никак не рядовой экспонат абверовского зверинца.

Первую половину жизни и даже чуточку дольше Людвиг Карлович Кольвейс, прибалтийский немец из Риги, потомственный подданный Российской империи. В Риге его предки обосновались чуть ли не во времена крестоносцев, да так там и остались, когда Петр Первый не то что взял Прибалтику на шпагу, а самым честным образом ее купил у шведов за очень приличные деньги. Щедрой души был государь император – мог бы и задаром отобрать. Ну, так оно, видимо, было спокойнее…

Кольвейсы – не только не фон-бароны, но даже и не дворяне. Однако и простыми ремесленниками никогда не были. Помещики средней руки, небедные купцы, фабриканты. Словом, не пролетариат и не трудящаяся интеллигенция…

Родился в восемьсот девяносто четвертом году. Окончил гимназию, успел год проучиться в Рижском политехническом институте. Потом началась война, и наш герой пошел на нее добровольцем, вольноопределяющимся в стрелковый полк, русский, конечно. Многие могут удивиться: как это – немец воевал против немцев? Однако нам в училище читали двухчасовой спецкурс и на эту тему.

Никакой такой «единой германской нации» не сложилось, пожалуй что, и сегодня. Германскую империю создал «железный канцлер» Бисмарк всего семьдесят три года назад – где добром, а где железом и кровью. До этого многие сотни лет преспокойно существовало три с половиной сотни самостоятельных государств, от больших и сильных до сущих крохотулечек. Друг с другом они порой воевали не на шутку – в Семилетнюю войну, но особенно триста лет назад в Тридцатилетнюю, от которой не остался в стороне практически никто. Да и при империи во многих «странах» остались прежние короли-герцоги, а их армии пользовались некоторой автономией, пусть и куцей.

Многие до сих пор себя считают не «немцами», а пруссаками, баварцами, саксонцами и прочими. У некоторых – не просто диалекты, а чуть ли не свои самостоятельные языки. Войны меж ними, конечно, отошли в прошлое, но кое-какие трения остаются, есть своя специфика. Пуще всех задирают нос пруссаки – германским кайзером стал их король, и его преемники до краха монархии носили титул «кайзер германский и король прусский». Другие немцы, считая пруссаков тупыми солдафонами, их недолюбливают, особенно саксонцы, с которыми Пруссия ожесточенно воевала в Семилетнюю войну и чувствительно Саксонию погромила, отхряпав немало землицы. Ко всему этому добавляются и религиозные различия: на севере обосновались лютеране, на юге – католики (в Тридцатилетнюю войну размежевание как раз и шло по религиозному признаку). Одним словом, «общегерманское единство» – вещь мифическая, так что нет ничего удивительного в том, что прибалтийские немцы воевали против «германских немцев» в российской императорской армии и на флоте. И Кольвейсы – никакой не уникум…